Евгений Астахов - Рукопись в кожаном переплете Страница 5

— Они долго говорили, но я не понял о чем. Ветка увидела, что я слушаю, и стала мешать. В общем, я хочу заявить вам, — сказал Гаррик, — что от всяких операций на ближайшее время следует отказаться. Дядя Гриша — это вам не Плантатор, с ним иметь дело мне совсем не хочется.

Витька сказал что-то невежливое про всяких дядей, которые суются не в свои дела. Вовка поддакнул ему. Профессор обиделся, и мы разошлись недовольные друг другом.

Глава 4. Профессор делает еще одно сообщение. Петр Васильевич знает испанский. История может быть интересной

Как-то утром, когда мы сидели на кирпичной стене и думали, чем бы заняться, из подъезда вышел Гаррик. Вид у него был таинственный. Можно было подумать, что он узнал о чем-то совершенно невероятном.

— Ну, чего ты, Профессор? Будто и вправду знаешь что-то особенное, — довольно неприветливо окликнул его Витька.

— Есть кое-что… — независимо ответил Гаррик.

— Ладно тебе, Гаррик! — пошел на мировую Вовка. Я уже говорил, что он был ужасно любопытен. — Давай рассказывай!

— Я-то могу… но дело связано с историей, а вы ее не любите. Зачем же досаждать вам.

— Так ведь историю… — начал было Вовка, но вовремя осекся. Он чуть было не сказал, что историю, вообще-то говоря, не любит только Витька, а у самого Вовки по ней четверка, и по совести, можно было уж натянуть и пятерку, если бы Ксения Михайловна не придиралась.

— Какие там у тебя тайны исторические? — милостиво поинтересовался Витька. — Давай уж, выкладывай.

— Если вы настаиваете… — Гаррик степенно поправил пальцами свои очки. — Я могу.

— Да не тяни ты! — крикнул Вовка и от нетерпения даже соскочил со стены. Профессор на всякий случай сделал шаг назад, в сторону подъезда.

— Это научная тайна, — сказал он шепотом. — Пошли на Волгу, здесь нас могут подслушать. Тогда прощай приоритет.

— Что, что?

— При-о-ри-тет. Право первенства. В науке это очень важно.

Мы пошли на Волгу. Выбрав уголок пляжа, где было поменьше народу, мы сели на днище старой лодки и приготовились слушать.

— Во-первых, — начал Гаррик, — мой дядя Петр Васильевич, кандидат исторических наук…

— Слышали, — небрежно перебил его Витька.

— Кандидат исторических наук, — невозмутимо повторил Гаррик. — Он в совершенстве знает испанский язык и все близкие ему наречия и разновидности, или, как их называют в науке, диалекты: аргентинский, мексиканский, чилийский, кубинский.

— Ну да уж! Кубинский!

— Вот именно — кубинский. Он, к вашему сведению, был на Кубе дважды. О древней истории этого острова он написал книгу. За это и получил звание кандидата…

— Исторических наук, — докончил за него Витька. — Слыхали сто раз. А что это за книга? Где б ее достать почитать, а?

— Это очень научная книга, нам она даже непонятна. Там много разных иностранных терминов. Но дело-то не в этом. Есть другая книга, вернее, старинная рукопись.

Мы придвинулись к Профессору поближе.

— Что же это за рукопись? — спросил Витька.

— Наверно, про Степана Разина, да? — предположил Вовка.

— В том-то и дело, что нет, — Гаррик явно тянул. Он, видно, хотел неожиданно оглушить нас каким-то совершенно невероятным сообщением. Так оно и получилось. — Рукопись написана по-испански, — сказал Гаррик, — а автор ее родился и жил на Кубе!

— Когда?

— Несколько веков назад. Дядя Петя только начал разбирать текст рукописи и ничего пока толком не говорит. Ему сегодня пришла какая-то посылка из Москвы. Со словарями что ли. Рукопись-то ведь старинная. Она написана на староиспанском, поэтому много непонятных слов.

— Да-а… — сказал Витька. — Вот здорово! Посмотреть бы рукопись.

— Это можно, — великодушно согласился Гаррик. — Я попрошу дядю Петю, он покажет. Правда, ему сейчас некогда. Он готовит экспедицию.

— Куда?

— В Заволжские горы. Автор старинной рукописи когда-то был на Волге, и может, даже в наших Заволжских горах.

— Кто же входит в эту экспедицию?

— Как кто? Я и Ветка. Ну, и дядя Петя, конечно.

— Экспе-ди-ция! — протянул Витька. — Тоже мне ученые историки!

— А нам нельзя?.. — начал было Вовка, но осекся, посмотрев на Витьку. Гаррик сделал вид, что не слышал его.

— Если хотите, можете зайти посмотреть рукопись. В любое время.

— Зайдем, — пообещал Витька.

Мы зашли в тот же вечер. Дверь открыла Ветка. Петра Васильевича не оказалось. Увидев Фиделя, Ветка попятилась и предупредила:

— Если пришел драться, я сейчас же позову бабушку.

— Мы не драться, — сказал Витька и снял кепку. — Мы рукопись посмотреть.

Ветка пропустила нас в комнату, а сама нырнула в боковую дверь.

— Идите сюда! — крикнула она через минуту. — Рукопись здесь.

Мы послушно перешли из одной комнаты в другую.

— Гаррик! — крикнула Ветка и постучала в стенку. — Ты будешь свидетелем. — Из-за стенки раздалось какое-то бормотание. — Он в ванной, проявляет пленки, — пояснила она. — Итак, если вы хотите посмотреть рукопись кубинского повстанца и знаменитого шкипера Энрике Мартинес Гомеса и даже подержать ее в руках, то сейчас вам придется дать страшную клятву.

— Какую там еще клятву? — насторожились мы.

— А вот какую: клянемся на оружии, что никогда не тронем пальцем Иветту Смирнову, то есть меня, Ветку, несмотря ни на какие обидные слова, которые она вздумает говорить нам.

Вот это номер! Мы прямо присели от неожиданности. До чего же нахальная и хитрая девчонка! Витька даже кулаки сжал. А она как ни в чем не бывало сидела на краешке письменного стола. Она была все в тех же узких брючках и розовой майке. Наклонив голову набок, Ветка выжидающе смотрела на нас. В ее глазах притаился смех. Конечно, она смеялась над нами. А что мы могли сделать? Не колотить же девчонку в ее собственной квартире. К тому же, рукопись… Да и вообще я не стал бы ее колотить. Ветка любит щуриться; ресницы у нее длинные и темные, а глаза синие. Из-за этих длинных ресниц они кажутся лохматыми. Нет, колотить ее я, пожалуй, не стал бы.

— Кубинский повстанец, говоришь? — выдавил из себя Витька.

— Ага, Энрике Мартинес Гомес, — Ветка подошла к столу, выдвинула ящик, и мы увидели уголок толстого кожаного переплета.

— А без клятвы нельзя? — спросил Вовка. Он весь подался вперед и не отрываясь смотрел в ящик стола. — Под честное слово, а?

— Ты давал своей маме честное слово, что не будешь есть мороженое. У тебя, кажется, гланды?

— Ну, гланды.

— А кто вчера после обеда купил две порции пломбира и съел их за мусорным ящиком?

Эта чертова девчонка знала буквально все! А Вовка каков, а? Утаил целых сорок копеек, не внес их в общую кассу. Ладно, об этом мы еще поговорим с ним. Толстый, несчастный обжора! Что касается меня, так вот уже две недели, как я не пробовал мороженого!

Витька даже не посмотрел на покрасневшего Вовку.

— А на каком это оружии клясться? — спросил он.

— На папиной двустволке.

— Тоже мне оружие! Оно же охотничье. Дробовик какой-то. Из него только солью стрелять. Кухонной.

— А там еще один ствол есть, пулевой, — крикнул из ванной Гаррик. Видимо, ему очень хотелось, чтобы Ветка вытянула из нас клятву. Иначе, в случае чего, Гаррику пришлось бы защищать сестру. А какой уж там из него защитник, из Профессора-то.

— Ну, раз пулевой, тогда неси.

Нести ружье не пришлось. Оно, оказывается, уж ждало нас на диване, прикрытое старыми газетами. Рядом с ним лежали два скрещенных столовых ножа.

— Убери их! — категорически заявил Витька. — Ты еще бы половник приволокла.

Ветка безропотно убрала ножи. Мы все положили пальцы на холодную сталь ружья и вразнобой повторили за Веткой слова страшной клятвы. В заключение сзади нас звонко щелкнул затвор фотоаппарата. Мы оглянулись. В дверях стоял Гаррик с ФЭДом в руках.

— Исторический момент увековечен, — торжественно объявил он. — Фотодокументы опровержению не подлежат.

Мы поняли, что путей отступления у нас нет.

— Ты только не очень злоупотребляй-то, — сказал Витька, искоса глядя на эту девчонку с мохнатыми глазами. — А то будешь теперь всякую ерунду молоть на радостях.

— Нет, зачем же, — Ветка пожала плечами. — Я только, если будет повод.

Она вытянула из ящика тяжелую рукопись и бережно положила ее на стол. Толстые, пожелтевшие от времени страницы исписаны ровными строчками почти незнакомых букв. Автор рукописи писал гусиным пером и, вероятно, очень быстро. Все сливалось в угловатые, бледно-серые, выцветшие частоколы с замысловатыми завитушками на конце.

Иногда строчки обрывались и страницу украшали мастерски вычерченные морские карты, силуэты парусных судов или профиль какой-то красивой женщины с длинными прямыми волосами, перехваченными на затылке тонким ремешком.