Диана Джонс - Волшебные одежды Страница 5

Гулл спал так крепко, что разбудить его нам не удалось. Потому мы оставили его в покое и поужинали сами. Нас обуревало какое-то странное чувство: с одной стороны, рокот Реки вызывал возбуждение, а с другой, мы чувствовали себя несчастными. Нам захотелось чего-нибудь сладкого. Когда мы получили сладкое, нам захотелось соленого. Мы попытались уговорить Робин приготовить что-нибудь из соленой форели — и тут послышался какой-то странный звук. Мы умолкли и прислушались. Сперва мы не услышали ничего, кроме гула и рокота Реки. А потом стало ясно, что кто-то скребется в заднюю дверь — именно скребется, а не стучится.

— Я схожу гляну, — сказал Хэрн. И отправился к задней двери, прихватив по дороге тесак.

За дверью обнаружился дядя Кестрел. Он прижал палец к губам, призывая к молчанию. Мы развернулись и уставились на него. Дядя, хромая, вошел. Сейчас он выглядел куда аккуратнее, чем во время первого визита, но все равно дрожал.

— Я уж думал, что к нам заявился какой-нибудь варвар, — сказал Хэрн.

— Самая компания для вас, — сказал дядя Кестрел и улыбнулся. Он взял у Робин из рук пирожок с вареньем, и сказал: «Спасибо, золотце», — но теперь это и выглядело, и звучало как-то неестественно. Видно было, что он чего-то боится.

— У нас дома побывал Звитт, — сказал дядя. — И он обзывал вашу семью варварами и колдунами.

— Мы не варвары! И не колдуны! — возмутился Утенок. — Это все знают!

— А знают ли? — спросил дядя Кестрел. Он наклонился над столом — так, что его огромная, дрожащая тень накрыла собою полки с чашками и тарелками. В сочетании с дядиным длинным трясущимся носом и подбородком это выглядело так угрожающе, что безраздельно завладело моим вниманием. Мне стало страшно. — Все ли это знают? Теперь кое-кто из шеллингцев видел варваров собственными глазами. И они помнят, что ваша матушка — да, моя Робин, она была настоящей красавицей, — выглядела в точности как варварка. А потом Звитт заявил, что вы не чтите Реку…

— Чушь какая! — оборвал его Хэрн. С каждой дядиной фразой он становился все злее. Хорошо, что дядя Кестрел не обидчивый.

— Вы плавали к старой мельнице, малый, — сказал дядя, — и просидели там до вечера. Правда, я и сам туда плаваю, когда собираю беззубок. И, к сожалению, ни вы, ни ваша корова не подхватили болезнь, которую принесла Река.

— Как — не подхватили? — возмутилась Робин. — Мы все переболели! Утенка целую ночь тошнило!

— Но он выжил, а многие его ровесники умерли, — сказал дядя Кестрел. — Робин, золотце, с Звиттом не поспоришь. Его поддерживает весь Шеллинг. Если бы Утенок умер — они и этому нашли бы объяснение. Неужели ты не понимаешь? Неужели никто из вас не понимает?

Он обвел нас взглядом, и огромная тень на стене затрепетала. И я поняла, что мы стали чужаками в родном селе. Но я знала это и раньше. Да и Робин, похоже, тоже. Утенок остался спокоен, а вот Хэрн едва не сорвался на визг.

— Все я понимаю! Теперь, когда папа умер, Хэрн нас больше не боится!

Тень покачала головой и наслонилась над полками.

— Он вас боится, малый. В то-то и проблема. Все они боятся. Варвары их побили. Они хотят свалить на кого-нибудь вину за поражение. И заклинания тоже наложили варвары. Вы только послушайте Реку!

Мы прекрасно ее слышали. Точнее, ее трудно было бы не услыхать — при таком-то грохоте! Дом — и тот дрожал.

— Похоже, будто Река стремится вниз по течению, чтобы в устье сразиться с варварами, — негромко произнес дядя Кестрел. — Я слыхал, что именно там, в устье, они и творили свои заклинания.

Хэрн нарочито оскорбительно хмыкнул.

Но тут подал голос Утенок.

— Я понял, — сказал он. — Звитт хочет убить нас. Верно?

— Утенок! — возмущенно одернула его Робин. — Что ты такое несешь? Как будто…

Она посмотрела на дядю Кестрела.

— Ведь это же неправда!

Тень на стене дрогнула. Мне показалось, будто она смеется. Я посмотрела на дядю Кестрела. Он был совершенно серьезен — это просто сказывалась его новоприобретенная старческая дрожь.

— Это правда, моя Робин, — сказал он. — Звитт заявился ко мне домой и принялся пилить меня за то, что я не убил Гулла, пока у меня была такая возможность. Похоже, что Гулл передал заклинания варваров вам.

На мгновение воцарилась тишина — лишь слышался рокот Реки, и рокот этот был подобен грому. Потом Робин прошептала:

— Спасибо, дядя Кестрел.

— И как они собираются нас убить? — спросил Хэрн. — И когда?

— Вот они как раз сейчас и собрались, чтобы это решить, — сказал дядя Кестрел. — Я слыхал, будто некоторые хотят бросить вас в Реку. Но Звитт предпочитает холодную сталь. Это частенько бывает с теми, кому не доводилось собственным глазами видеть, как ее пускают в ход.

Он встал, чтобы уйти, и, к моему облегчению, тень поднялась вместе с ним — и сделалась такой большой, что уже перестала умещаться на стене.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал он, — раз вы все поняли. Если Зара узнает, что я здесь был, она меня сожрет.

— А где сейчас тетя Зара? — спросила я.

— На этом собрании, — сказал дядя Кестрел. Он, наверное, заметил мой взгляд, потому что объяснил, хромая к двери: — Зара тоже в сложном положении. Ты пойми — она боится, что ее причислят к вам и тоже захотят убить. Вот ей и пришлось пойти. Ну, а я — дело другое. Вы ж понимаете.

На самом деле, я вовсе не понимаю, в чем тут разница, и почему для дяди Кестрела это было безопаснее. Даже Робин, и та не понимает.

Я открыла дверь, чтобы выпустить дядю Кестрела, и в дверной проем ворвался грохот, идущий со стороны Реки. Он был настолько громким, что мне пришлось зажать уши. Я не слыхала такого шума даже во время бури. Но при этом ветер бы несильный, и дождь еле-еле накрапывал. Это шумела Река. В полосе света, падающего из двери, стало видно, что черная вода поднялась уже до середины склона.

Дядя Кестрел прокричал мне что-то — правда, я ничегошеньки не расслышала, — и заковылял прочь. Я захлопнула дверь, а потом мы с Хэрном забаррикадовали окна и двери. Нам даже не потребовалось ничего обсуждать. Мы просто носились, как угорелые, и заклинивали дверные ручки самыми тяжелыми стульями, а лавки и полки пристраивали поперек ставен. Дверь дровяного сарая мы подперли лодкой. Мы здорово нашумели, пока закрывали окно наз кроватью Гулла, но Гулл не проснулся.

Все это время Утенок простоял, склонив голову, перед нишей с Бессмертными, а Робин так и не встала из-за стола с остатками ужина.

— Я не могу в это поверить! — сказала она. А когда мы на следующий раз пробегали мимо нее, добавила: — В конце концов, мы знаем это только со слов нашего несчастного дяди Кестрела. А он сильно сдал. Он мог неправильно понять Звитта. Мы же прожили в Шеллинге всю жизнь! Они не могут…

— Еще как могут! — сказал Утенок, который так и стоял перед нишами. — Нам надо уходить.

Робин принялась заламывать руки. Ей всегда хотелось быть настоящей леди.

— Но как мы уйдем?! На Реке половодье! И куда мы поведем Гулла, когда он в таком состоянии? Куда нам идти?

Я видела, что Робин сделалась совершенно беспомощна. А я терпеть не могла, когда она становилась такой.

— Мы можем отправиться вниз по Реке и найти какое-нибудь другое место для жизни, получше этого, — сказала я.

Я никогда в жизни не говорила ничего более волнующего. Мне всегда хотелось посмотреть: а что там, дальше?

— Вот именно. Нельзя же притворяться, будто этой зимой нам здесь хорошо жилось, — сказал Хэрн. — Так что давайте и вправду уплывем.

— Но там же варвары! — воскликнула Робин и снова принялась заламывать руки. Мне захотелось ее стукнуть.

— Тв что, забыла? Мы на них похожи, — сказала я. — Так почему бы нам этим не воспользоваться? Все равно мы из-за этого уже натерпелись. Наверное, тетя Зара сказала нам, чтобы мы убирались прочь, потому, что думала, что мы — варвары.

— Нет, — возразила Робин. Теперь в ней, в дополнение к беспомощности, взыграла честность. От такого сочетания взбеситься можно. — Не могла она ничего такого думать. Она просто имела в виду, что мы выглядим иначе. У нас волосы светлые и вьющиеся, а у всех остальных джителей Шеллинга — черные и прямые.

— Сегодня из-за этой разницы можно и умереть, — заметил Хэрн. Я всегда говорила, что он не дурак.

— Но мы же знаем об этом только со слов дяди Кестрела! — снова возразила Робин. — И кроме того, Гулл спит.

И мы уселись, так ничего толком и не решив. Спать никто из нас не пошел. А впрочем, никто и не смог бы заснуть — из-за шума половодья. Оно журчало, рокотало, бурлило, бормотало. Вскоре к этому добавился стук дождя по крыше и шипение дождевых капель, падающих через трубу в очаг. А Река лаяла, ревела и била, словно в барабан. Весь этот шум так меня запутал, что мне уже начало казаться, будто я различаю сквозь шум половодья чьи-то пронзительные крики.