Юрий Сальников - Под солнцем горячим Страница 5

— Эх, хорошо быть путешественником! Даже песенка такая есть, слышали:

Если попаду я в санаторий,Что на Черноморском берегу,Вы меня держите на запоре,А не то к туристам убегу!

Гера засмеялся: здорово! Песенка ему понравилась. А мама испуганно возразила:

— Молчи про туристов-то! Да и ты тоже, — сделала она выговор папе. — Соблазняешь какими-то пещерами.

Он поспешно согласился:

— Конечно, в пещерах нет ничего интересного. Темно и сыро.

— Ну, не скажи, — заспорила бабушка, не учитывая, что у родителей начался «воспитательный» разговор для Геры. — Пещеры бывают сказочно красивы. А потом — это своеобразный памятник истории. И даже не столь далекой. Например, в одной из наших пещер на Кавказе во время Великой Отечественной войны был устроен штаб партизан.

— В Отечественную? — переспросил Гера. — А в гражданскую?

Он спросил так потому, что в этот момент подумал про записку.

— И в гражданскую бывало, — подтвердила бабушка.

— А ты слышала, бабушка, про партизан на хуторе Алюк? — опять спросил Гера.

— Алюк? Конечно. Там погиб большой отряд.

— Погиб отряд? — срывающимся голосом повторил Гера.

— Да. У них в пещере были спрятаны боеприпасы.

— Там есть пещеры?

— Да. Где-то поблизости. Сталактитовая.

— И у них в пещере тоже был штаб?

— Этого я не знаю. Но можно выяснить.

— Мама! — не на шутку заволновалась Герина мама, обращаясь к бабушке. — Ну, зачем и ты разжигаешь в ребенке нездоровый интерес?

— А я тебя не понимаю, — вдруг заспорил папа. — У нас ни о чем нельзя говорить. Ну, чего ты боишься? Надеюсь, сын не пойдет искать хутор Алюк, выслушав эту историю?

Произнося эти слова, папа даже не подозревал, как далек он от истины! Ведь на самом-то деле сын был уже готов хоть сию секунду бежать на хутор Алюк, чтобы искать эту самую сталактитовую пещеру, которая «где-то поблизости». Разговор с бабушкой всколыхнул все беспокойные мысли о партизанской записке. И даже прибавил новые. Пещера… Боеприпасы… Погиб отряд…

— Рассказывай, бабушка, рассказывай. Почему они погибли?

— Их выдали, — ответила бабушка. — Каратели налетели неожиданно. Спаслось всего трое. Один из них написал воспоминания, они хранятся у нас в архиве.

— А среди них был Степан Бондарь?

— Кто?

— Ну, партизан, которого так звали.

— Не помню. Ты откуда о нем знаешь?

— Да в музее записка есть. И в ней написано.

— В музее? — Бабушка посмотрела на внука одобрительно. — Вот это правильно. Заинтересовался, значит? Молодец. Вот что, дружок. Завтра придешь ко мне в архив. Я достану из хранилища эти воспоминания, сядем с тобой и внимательно еще раз прочитаем. Хорошо?

Еще бы не хорошо!

— Конечно, бабушка!

Гера сразу почувствовал, как у него исправилось настроение.

Алюкская трагедия

«Я попал в Алюкский отряд к ночи. Связные довели меня до сторожевого поста, который наблюдал за передвижением белых по дороге. Партизанский пост стоял на возвышении. Здесь была и партизанская продовольственная база — тайком от белых население подвозило продукты, а партизаны уносили в горы.

Мы тоже нагрузились продуктами и пошли по щели в глубь гор. Шли по руслу речки около четырех часов. Лагерь Алюкского отряда был расположен в пяти верстах от хутора, на склоне горы, спускающейся к речке.

Первая ночь в лесу прошла для меня беспокойно. Несмотря на усталость, я долго не мог заснуть. В обманчивом, мигающем свете костров мерещились подкрадывающиеся фигуры. Пугал даже треск сучьев под ногами бродивших поблизости животных. Один раз я разбудил соседа, но он прислушался и успокоил: это бродят шакалы.

А к утру поднялась тревога, выстрелы. Все вскочили. Но выяснилось, что часовой стрелял по оленю.

Дисциплина в отряде была неважная. Это-то и погубило наш отряд. Группа партизан решила переночевать в селении. Командир Василий их не отпускал. Но они все-таки ушли самовольно. И попали там в облаву. Ночевали на чердаке, а белые их выследили и захватили в плен.

Когда командиру сообщили об этом, он сказал: «Если попал к белым этот тип, то он не выдержит пыток». Командир назвал имя человека, но я не запомнил.

Он нас действительно выдал.

Мы были застигнуты врасплох под утро, когда меньше всего ожидали нападения. Казаки окружили лагерь. Поднялась паника. Партизаны хватали оружие, висевшее в шалашах. Командир Василий, отстреливаясь, крикнул: «В горы!» Но основная часть отряда была уже отрезана.

Я и еще несколько человек побежали за Василием. Впереди нас оказалась полянка. Ее нужно пересечь, а с высотки бьет пулемет. Сзади — казаки. Патронов — два-три. Одно из двух: или последний патрон в себя, или прорываться. Решили прорываться.

Над головой свистели пули. Василий упал. Я подскочил к нему. Мертв…

Втроем углубились в лес, затаились в густых зарослях.

Через некоторое время мимо нас на расстоянии двадцати шагов между деревьями прошел казак. За ним — второй. Белые прочесывали лес. Они спустились к речке — к месту нашего лагеря. Потом все стихло.

Наутро мы осмотрели местность. На склоне горы — серые пятна. Когда подошли, то увидели — это трупы в белье. Все исколоты штыками. Избиты, замучены, расстреляны. Все, кто попал к белым в руки…

Спускаясь к речке, постоянно натыкались на убитых товарищей, с которыми еще вчера говорили и шутили… Жуткая картина. Погибло более ста человек. Нас осталось трое.

В лагере был полный разгром. Белые вымещали злобу не только на партизанах, но и на вещах. Продукты смешаны с грязью. Котлы вдребезги разбиты, одежда сожжена, шалаши раскиданы.

Мы долго лежали под повалившимися деревьями, у самой воды, не в силах двигаться.

Только на пятые сутки, голодные и оборванные, добрались через горы до моря, к нашим друзьям.

Партизан Алюкского отряда

Дмитрий Арефьев».

— Видишь, какая трагедия произошла недалеко от хутора Алюк, — сказала бабушка.

— Да, — сказал Гера и долго молчал. Потом сказал: — А про Степана Бондаря здесь ничего нет.

— Тут вообще мало названо людей, — сказала бабушка. — Автор воспоминаний Дмитрий Арефьев да командир Василий. Но командир Василий убит, а Дмитрий Арефьев умер. Воспоминания он писал еще тридцать лет назад.

Гера опять задумался. Где же теперь узнать про Степана Бондаря? А вдруг он еще живой? Или — его родные? Только где их искать?

— Бабушка, ты когда вернешься с курорта?

— Не скоро. А что?

— Пошли бы мы вместе с тобой в поход. И чтобы обязательно через хутор Алюк.

— Пригласи ребят.

— Да я уже приглашал. Они выбрали совсем другой маршрут. Хотят все узнать про Гузана.

— Значит, плохо убеждал.

— Что я мог? Говорил: пойдемте. И все. Толком-то сам ничего не знаю. В записке не сказано.

— Так это на одной ее стороне. А на обороте читал?

— На обороте? — Гера даже рот раскрыл, глядя на бабушку.

Как он сразу не догадался! У записки-то две стороны. И, может, на другой все разъясняется. Но ведь она — под стеклом.

— А мне ее покажут, бабушка?

— Конечно, скажи — интересуешься.

— Пойдем со мной.

— Э нет, дружок. Добивайся сам. Не привыкай, чтоб подносили на блюдечке. Действуй самостоятельно.

Самостоятельно… Гера простился с бабушкой и вышел на шумную улицу, а бабушкины слова продолжали звучать для него: «Действуй самостоятельно!»

Они звучали сейчас, как боевой приказ. И это было понятно: он же хотел разведать о боевых партизанских делах.

Он немедленно направился к старинному трехэтажному зданию музея — с каменными завитушками над окнами — и храбро ступил на мраморное крыльцо. И уже открыл стеклянную дверь, но подумал: «Самостоятельно-то самостоятельно, а все же лучше с кем-нибудь из ребят. Хотя бы вдвоем. Вроде как делегация от класса».

Кому же можно довериться? Пожалуй, самый подходящий — Толстый Макс. Один раз они вместе уже разглядывали записку. А когда обсуждали маршрут, Толстый Макс поддержал Геру. Гера это запомнил. Кроме того, их связывала теперь общая тайна — месть жалобщику Семену. И сидят за одной партой. Да и живут близко…

Короче, Герка помчался за Максимом Швидько.

Что же было на обороте записки?

Толстый Макс сидел без рубашки на балконе своего третьего этажа и загорал.

— Эге-ге! — крикнул Гера снизу. — Спускайся, дело есть.

— Чего еще? — Макс свесился через перила, что-то жуя.

Он вышел из подъезда в серых брюках и коричневой рубашке навыпуск, что-то еще дожевывая. Гера вспомнил, что сам давно не ел — ведь сразу после уроков пошел к бабушке.

— Что у тебя? — кивнул он в надежде на то, что Швидько поделится.

Но не тут-то было. Толстый Макс и в школе никого не угощал, хотя на каждой перемене ел что-нибудь вкусное. И сейчас он тоже молча вынул из кармана конфетину в блестящей обертке, развернул и отправил в рот. У Герки потекли слюнки.