Марина Дяченко - Слово Оберона Страница 6

На поверхность пруда упала тень. Двое парней шли в глубь парка от автобусной остановки — двое почти взрослых, неряшливых, каких-то странных парней. Я поднялась со скамейки — что мне, ждать, когда они подойдут поближе?

— Эй, малая!

Я глянула направо, налево… Почти совсем стемнело. И кругом, как назло, ни души. Будь я магом дороги с боевым посохом в руках — испугалась бы хоть на минуту.

Но я была просто девчонкой и потому быстро-быстро пошла по аллее прочь.

Парни заржали. Может, они смеялись каким-то своим разговорам, но мне-то ясно было, что хохочут надо мной. И прибавили шагу не случайно — гонятся. А дорожка ведёт в тупик… То есть ведёт она к детскому аттракциону «Автодром», но он по будням не работает.

Я шла всё быстрее, пока не побежала. Рюкзак тяжело подпрыгивал на плече. Мимо проносились кусты, деревья, скамейки. Это было как страшный сон какого-нибудь зайца — он бежит, спасая жизнь, а за ним собаки…

За спиной хохотали уже как-то с повизгиванием. Ноги у парней были куда длиннее моих.

Я чуть не налетела на железные ворота — второй выход из парка. Ворота всегда закрыты. Висячий замок намертво проржавел. Направо — стена «Автодрома». Налево — склон, колючие кусты, внизу ещё одно озеро…

Задыхаясь, я перемахнула через кусты. Здесь, в чаще, ещё не выросла трава — ноги мои тут же заскользили по мокрой земле и глине, я потеряла равновесие и покатилась, как мешок, вниз, вниз, в грязный, покрытый пеной пруд.

У самой кромки воды падение оборвалось: меня схватили за шиворот. Треснули нитки. Я рванулась, готовая биться не на жизнь, а на смерть. Парни перекрикивались и бранились где-то наверху, в отдалении, так кто же был этот новый враг?!

Собираясь завизжать, я посмотрела вверх; надо мной возвышался человек с горящими в темноте глазами. Не как у кошки — ярче раз в десять. Как будто включили две зелёные лампочки со зрачками, с тоненькими кровяными прожилками.

Я ослабела.

Сверху трещали кусты. Парни утюжили их, как два полоумных бульдозера.

— Где? Вот коза! Куда она…

— А-а-а! А-А-А!

Уж не знаю, что подумали пешеходы на улице за забором. Парни дико заорали в два голоса — один густо и хрипло, другой тоненьким козлиным тенором. Затрещали кусты, затопотали ботинки — и все стихло.

И было тихо минуты две или три.

— Ты не ушиблась?

— Нет.

Оберон помог мне подняться на ноги. Глаза у него по-прежнему жутко светились в темноте, куда ярче, чем у меня или у Гарольда. Король смотрел ночным зрением.

А я в самом деле почти не ушиблась. Только изгваздалась вся в мокрой земле, да ещё коленки тряслись. И в рюкзаке что-то треснуло. Наверное, линейка сломалась.

— Идём.

— Куда?

— Отведу тебя домой. Мать с ума сходит.

Я вырвала руку из его руки:

— Не надо. Я сама дойду. У вас же дел полно.

— Пока я здесь, время в Королевстве остановилось, — мягко напомнил Оберон.

— Я сама дойду, — повторила я упрямо. — Вам не нужна моя помощь, ну а мне — ваша. Разошлись по своим мирам, и ладушки.

— Ну что за детский сад!

Я повернулась и полезла вверх по склону — на четвереньках. Подошвы скользили. Я цеплялась за ветхие кустики жёлтой прошлогодней травы.

Парней, конечно, и след простыл. Тускло горели фонари. Я кое-как отряхнула с колен песок и налипшие комья земли. Интересно, что скажет мама, когда я заявлюсь домой в таком виде.

И ведь как хорошо начинался день…

Оберон выбрался на дорожку вслед за мной. Его глаза больше не светились — они глубоко запали, спрятались под бровями, и тени вокруг были, как тёмные очки. Я вдруг сообразила — пока я хныкала на скамейке в парке, в Королевстве прошло несколько суток!

— Лена, ты меня прости.

Я молчала, опустив голову.

— Ты просто не понимаешь, чего требуешь.

— Нет, это вы не понимаете, что такое для Королевства — потерять вас.

— Я-то понимаю, — сказал он тихо. — Ты сама не знаешь, как ты права.

— Если понимаете — почему не ищете принцев? Почему не позволяете Гарольду? Почему не позволяете мне?

Мы медленно шли по пустынной дорожке вдоль пруда. В воде отражались фонари.

— Вот телефон, — будничным голосом сказал Оберон.

— Ну и что?

— Позвони матери. Скажи, что придёшь через полчаса.

Мне захотелось реветь. Он был такой спокойный, равнодушный… непрошибаемый. Как бетонная стенка — хоть голову о неё разбей.

— А я не буду звонить. И не приду через полчаса. И… уходите!

Он схватил меня за клапан рюкзака. Удержал:

— Подожди. Даже если ты пойдёшь сейчас со мной в Королевство, и проживёшь там годы и годы, и будешь сражаться с кем захочешь за что захочешь — ты всё равно будешь дома через полчаса… Понимаешь?

Глава 4

Анатомия обещания

На королевском письменном столе царил беспорядок. Громоздились бумаги и свитки, неровными рядами стояли склянки и чашки, большая чернильница лежала на боку. Старая серая крыса с подвязанным к спине хвостом меланхолично промокала губкой высыхающую чернильную лужицу. Я разинула рот.

— Это Дора, уборщица… не пугайся. Она свой человек.

— Человек? Вы превратили её в крысу в наказание?!

— Нет, что ты, она всегда была крысой. «Свой человек» — в смысле, ей можно доверять.

Оберон уселся за стол, локтём сдвинул в сторону бумаги. Полетела вниз подставка для перьев в виде мага с посохом; Оберон поймал её на лету. Поставил на край столешницы. Крыса перехватила статуэтку за талию и поволокла в глубь завала, оставляя за собой мелкие чернильные следы.

Я огляделась.

Похоже, в королевском кабинете несколько дней не прибирался никто, кроме Доры. А крысе не под силу было расставить по местам сдвинутые лавки, поднять опрокинутый стул, сменить портьеру, опалённую снизу огнём упавшего канделябра. Моя мама при виде такого «порядка» упала бы в обморок.

Посреди комнаты стояла на трёх деревянных ногах уже знакомая мне доска, покрытая меловой пылью. На ней много раз что-то писали — и стирали небрежно, так что буквы и чертежи, проглядывая друг через друга, образовывали красивый бессмысленный узор.

— Итак, Лена, я готов перед тобой отчитаться, — Оберон вытащил из-под груды бумаг тугой свиток, развернул, и я увидела красивую географическую карту — чёрный рисунок на желтоватой бумаге. — Королевство растёт с каждым днём. Кроме столицы, основаны десять больших городов и несчётное множество деревень и посёлков. Земли плодородны. В лесах полно дичи и леших. В горах гнездятся драконы, в реках безобразничают русалки, монетный двор чеканит монету, купцы везут богатые товары из-за моря. Всё, как обычно, всё, как должно.

Я разглядывала карту, и мне казалось, что нарисованные тушью корабли покачиваются на кружевных волнах, кивают парусами.

— Всё, да не всё. Разве заморские принцы не знают, что у вас пять принцесс на выданье?

Оберон потёр переносицу:

— Лена. Ты когда-нибудь задумывалась об устройстве нашего мира?

— Ну вот же, — я показала на карту. — Моря, берега, реки… У вас земля круглая?

Король ухмыльнулся:

— Вообрази, что ты стоишь в тёмной комнате. Или нет… Что ты летишь в тёмной пустоте. Если ты зажжёшь огонь — высветится круг. Ты увидишь ближайшие предметы. Чем ярче горит твоя свечка, тем больше их будет. Моря, берега, реки. А за пределами освещённого круга — мрак, и ты не знаешь, что там. Где сейчас наш старый мир? Тот, что мы с тобой вместе покинули? Мы прошли через неоткрытые земли и никогда не сможем вернуться. Освещённые пятна летят сквозь темноту, ежесекундно отдаляясь на тысячи лет, на миллионы полётов стрелы…

— Это что, — спросила я шёпотом, — как в космосе?

— Не знаю, — сказал король после паузы. — Я это представляю именно так: пузырьки света, плавающие во мраке. Королевство — искра, способная преодолеть темноту и зажечь новый свет. А когда он разгорится — снова уйти в темноту. Вот наш мир, Лена, для него не составлено карт, не придумано глобусов. Большое море — огромное тёмное пространство, никто не знает, что лежит за ним. Может быть, ничего не лежит. И нет никаких заморских принцев.

— А заморские купцы есть?

Оберон пренебрежительно махнул рукой.

— Они плавают вдоль побережья. Берут лес и шерсть в устье Ланса и везут вот сюда, в Смильну, — Оберон ткнул пальцем в изображение тупомордого чудовища на карте. — Здесь продают, как товар из-за моря… А шёлк, ковры и шкуры бебриков везут обратно в столицу. Так и торгуют.

— Шкуры бебриков? — переспросила я машинально.

— Контрабандой. Наша таможня не успевает проверить все трюмы. Но, честно говоря, жителям Смильны всё равно приходится отстреливать бебриков десятками — они плотоядны, вытаптывают посевы, крадут скот, а размножаются со страшной скоростью, делясь надвое и натрое…