Борис Ряховский - Как Саушкин ходил за спичками. Страница 6

— Зачем мне у вас оставаться? Вы меня не переделаете,— ответил Саушкин,— машины-то у вас для этого нет!

Ген Никифорович вздохнул и развёл руками: дескать, чего нет, того нет. Постояли они, помолчали. Невесело прощаться людям, если один из них одинокий островитянин, а другой одинокий путник.

Однако сколько можно стоять и вздыхать, у каждого свои дела. Постояли и разошлись. Ген Никифорович отправился думать в свой тёмный дом, а Саушкин потащил баллон к воде.

Отплыть Саушкин не успел: вдруг...

ИЗВОРОТЛИВАЯ, ОБОРОТЛИВАЯ, УХВАТЛИВАЯ!

...Вдруг у берега появилась акула.

То есть самоё акулу Саушкин не видел, а видел её плавник над водой.

Плавник остановился под берегом, и стало видно, что не плавник это вовсе, а загнутая крюком дыхательная трубка.

Вода под берегом раздалась, и появилась голова в маске для подводного плавания с трубкой во рту. Из-под маски свисали усы! Старуха!

У Саушкина от страха ноги не шли. Стоял и глядел, как старуха снимает маску и ласты, как прячет их в спортивную сумку на боку.

Старуха погрозила Саушкину пальцем: «Тихо!» Где ползком, где на четвереньках, она подкралась к автомату-сторожу, что днём углядел в море её лодку. Достала из сумки ножницы, какими садовники обрезают кусты, и перерезала провода. Глаза-лампочки автомата погасли.

Так же неслышно усатая старуха подкралась к дому Гена Никифоровича. Достала из сумки моток ниток, английскую булавку и кость. Тихонько воткнула булавку в косяк двери, продела конец нитки в петельку булавки. А затем к концу нитки привязала кость.

Отползла в сторону и подёргала нитку. Кость постучала в косяк. Вышел на крыльцо Ген Никифорович, поглядел-поглядел: никого нет. И ушёл в дом.

Такое повторилось несколько раз. В конце концов Ген Никифорович перестал выходить из дому на стук: видать, решил, что ему мерещится, чего и добивалась усатая старуха.

Она достала из своей сумки огромный замок, навесила замок на дверь дома, повернула ключ, а ключ в сумку — на самое дно.

Ген Никифорович не обратил внимания на её возню, к двери не подошёл, сидел размышлял в темноте.

Теперь уж старуха не таилась, теперь стала смела. Она забегала между железными ногами выжималки. Клацала ножницами — только летели обрезки проводов.

Ген Никифорович толкался в дверь, стучал:

— Что вы делаете, бабуся!

К вечеру старуха перерезала все провода.

Как погас последний прожектор и на острове наступила темнота, старуха включила карманный фонарь и позвала:

— Саушкин, поди сюда. Теперь ты в моей полной власти.

Ген Никифорович застучал в дверь, закричал:

— Не давайся ей в руки, Саушкин! Выручай меня!

Старуха хохотнула:

— Это Саушкин-то выручит? Спела бы рыбка песенку, кабы голос был. Вылезай, Саушкин, не тяни время.

Саушкин убегал от луча фонарика. Старуха блуждала между железными ящиками аппаратов, путалась в проводах, светила фонариком.

— Куда он запропастился, — ворчала старуха,— шарься тут в потёмках, ещё шишек набьёшь.

— Выручай, Саушкин! — кричал между тем из дома Ген Никифорович.— Оба с тобой пропадём.

— А сделаете машину для переделки меня? — спросил в ответ Саушкин.

Спрашивал он по-своему, шёпотом, однако Ген Никифорович услышал.

Тишина была на острове — не стучат аппараты, не гудит выжималка.

— Сделаю! — ответил Ген Никифорович.— Сделаю такую машину, когда выручишь меня!

Саушкин откликнулся из-за железного ящика:

— У меня не выйдет. Я ведь не знаю, как и приняться-то...

— Придумай что-нибудь! — уговаривал Ген Никифорович.— На острове полная темнота. Исключительные условия для размышления. Ну, придумал?

— Нет ещё, не придумал... Какая тут полная темнота, — оправдывался Саушкин,— старуха светит своим фонариком, мешает.

Старуха слушала их разговор, похохатывала:

— Вылезай, Саушкин, вылезай, мой яхонтовый... Если мне попался в ручки — сам знаешь, мухе на липучке и то слаще.

Саушкин сунул руку в карман и нащупал кошелёк.

Вот когда явилась мысль.

Саушкин сползал к дому, отыскал брошенный старухой моток. Привязал нитку к своему кошельку, а кошелёк положил на землю и окликнул старуху.

Подскочила она, посветила фонарём. Увидела кошелёк, ойкнула. Протянула руку, а схватить не успела: Саушкин дёрнул за нитку. Кошелёк ускользнул в щель между железными ногами выжималки.

Старуха пробовала было протиснуться в щель, да сумка не пускала. Старуха сняла сумку, бросила.

Пока она налегке протискивалась в щель и шарила там, Саушкин вынул ключ из сумки и выпустил Гена Никифоровича.

Полыхнули прожекторы, осветился остров: Ген Никифорович соединял разрезанные провода. Старуха подхватила сумку и кинулась к берегу. Надела ласты, бултых — и нет её.

...Не будет главок с «вдруг» в начале. Теперь остановился Саушкин, теперь не тащит его неведомо куда.

НАЧНЕМ С ПОЛНОГО ГОЛОСА!

Ген Никифорович подал Саушкину рисунок и сказал:

— Здесь я нарисовал твою машину. Строить будешь сам, у меня с выжималкой для облаков дел выше головы.

Как велел Ген Никифорович, Саушкин вырыл яму под фундамент. Подошёл к железным ногам выжималки, зашептал:

— А дальше что? Яму я выкопал.

— Не слышу! — отозвался Ген Никифорович. Он ходил по верху выжималки, под облаками.

— А дальше что? — спросил Саушкин.

— Ещё громче! Говори ты как все люди!

— А дальше что делать? — спросил Саушкин в полный голос. — Яму я выкопал!

Ген Никифорович ответил из-под облаков:

— Клади стены из кирпича.

Так бегал Саушкин от своей машины к выжималке, спрашивал Гена Никифоровича об одном, о другом.

На стенах машины Саушкин укрепил трубы. В трубах просверлил дырочки. Установил два крана: красный и белый.

— Твоя машина готова, — сказал Ген Никифорович. — Однако она подключена к моей выжималке. Стало быть, пока моя выжималка всасывает шляпы, птиц и воздушные шары, твоей машине стоять без дела.

Ген Никифорович заперся в своём доме. Сидел в темноте, думал.

Саушкин ждал, ждал и постучал в дом:

— Давайте думать вместе.

Ген Никифорович ответил из-за двери:

— Ты же не знаешь устройства выжималки. Это же многоэтажный завод.

Саушкин твердил своё:

— А полная темнота на что? Если уж я додумался до хитрости с кошельком при старухином фонарике!..

Гену Никифоровичу пришлось впустить Саушкина.

Посидели они в темноте, помолчали.

— Я так думаю, — сказал, наконец, Саушкин, — что вы где-нибудь задели ногой провод и выдернули штепсель из розетки.

Ген Никифорович фыркнул:

— Вот ещё глупости!

Посидели они, помолчали.

— Я часто дома задевал ногой провод от торшера, — сказал Саушкин, — и выдёргивал штепсель.

Когда Саушкин в десятый раз повторил про штепсель и провод, Ген Никифорович не выдержал:

— Пойдём проверим, все ли штепселя на месте.

Они прошли по этажам выжималки — и, разумеется, нашли выдернутый штепсель.

Ген Никифорович высмотрел облако потяжелее и включил свою выжималку.

Над островом облако остановилось. Конец его загнулся вниз и влез в раструб выжималки. Выжималка проглотила облако, загудела, затряслась.

— Дело в шляпе, — объявил Ген Никифорович. — Полезай в свою машину.

Саушкин вошёл в машину, разделся и открыл краны. Из дырочек в трубах ударили струи. Вода становилась всё холоднее. Саушкин терпел.

Пошла ледяная — он терпел.

Он терпел, когда на него посыпался ледяной горох.

Из машины он вернулся пятнистый от синяков.

Ген Никифорович испугался:

— Что там случилось? Почему ты в синяках?

— А разве так не должно быть?

Ген Никифорович взглянул на небо и ахнул:

— Вон что! Выжималка засосала градовую тучу.

Саушкин разозлился:

— Выходит, моя машина просто-напросто душ?

Ген Никифорович тут же ответил:

— Градовый душ, — это впервые в мире.

— Что же вы думали, — негодовал Саушкин, — когда рисовали чертёж душа и называли его машиной для переделки?

— Думал, построит душ, а там разберёмся, — оправдывался Ген Никифорович.

— По-вашему, душ — это всё, — сказал Саушкин. — А кто победил старуху? Кто научился думать в темноте? Кто научился говорить полным голосом? Кто исправил вашу выжималку?

Прощаясь с Саушкиным, Ген Никифорович подарил ему своё присловье:

— Вперёд, а там разберёмся!

— Знаем мы это присловье, — сказал Саушкин. — Идёшь с ним в душ, а попадаешь под град. Хорошо ещё, ваша выжималка не втянула самолёт. Нет уж, у меня будет своё: «Вперёд, и ничего не бойся».

Саушкин надул свой баллон и отплыл с острова.

Теперь он не ждал, куда его понесёт, а грёб руками. Плыл на зазывающий старухин голос:

— Пожалуйте, все виды услуг! Ублажаем, угощаем, отправляем в путешествия!