Камил Икрамов - Круглая печать Страница 6

И Садык и Закир вполне могли бы кричать правильно по-русски: «Продаем кислое и пресное молоко!» Но так кричать неинтересно, да на этот крик никто бы и не вышел. Поэтому и они выпевали так, как выпевали другие ташкентские молочники. Садык нес коромысло с ведрами, а Закир вовсю старался:

— Кисля-пре-е-сний малякё-о!

Каждый продавец любит покупателей, которые берут сразу помногу, оптовых покупателей. Таким оптовым покупателем у ребят был пастеровский пункт на Касьяновской улице. Ребята знали, что здесь делают прививки против бешенства. Что это за прививки, они не интересовались. Важно было, что здесь у них брали сразу по ведру молока на всех служащих. Выходили мужчины и женщины в белых халатах, совещались между собой, и ведро пустело. Больше всего они любили кислое молоко.

Сегодня ребята подошли к пастеровскому пункту не очень уверенно, потому что в прошлый раз дяденька в толстых роговых очках сказал, что молоко стало хуже: такое впечатление, что молоко разводят водой. Ребята не были убеждены, что это можно определить на вкус. Подумаешь, стакан на ведро! Может, он и сегодня скажет, что разбавили!

Ребята ошибались: дяденька в толстых роговых очках умел определять молоко на вкус.

— Вот сегодня хорошее, — сказал он. — Только, ребята, у меня к вам просьба… Вы мне доверяете? Продайте нам молоко в кредит. В кредит — это значит в долг. Получка у нас завтра, завтра же мы и расплатимся. А сегодня, понимаете, те деньги, которые люди принесли на завтрак, мы истратили. Сегодня в кинотеатре «Хива» идет фильм «Процесс о трех миллионах». Кроме того, сегодня футбол. Завтра приходите, полностью расплатимся за ведро. Устраивает?

— Можно и послезавтра, — сказал Садык.

— Лучше завтра, — сказал человек в роговых очках. — Завтра получка.

2

Солнце стояло еще невысоко, а ребята уже избавились от молока. Закир нес пустые ведра, Садык шел с коромыслом. Около стадиона «Пищевик» они увидели афишу, сообщающую о том, что сегодня состоится матч-реванш между командами «Динамо» (Ташкент) и «Спартак» (Ташкент). Входной билет стоит 20 копеек.

О том, чтобы покупать билеты, не могло быть и речи. Одно дело купить билет в кино, в кино без билета не пройдешь, а на стадион иногда удавалось. Кроме того, вокруг стадиона росло много тополей, и, хотя все лучшие тополя занимали мальчишки с ближних дворов, все-таки можно было, крепко ухватившись за ветви, выдержать минут по двадцать. Некоторые даже умудрялись привязывать себя к тополям.

Они стояли у афиши и рассуждали о том, что если достать длинную веревку и сделать на ней несколько петель для рук и для ног, то можно повиснуть всем пятерым. Они так и сделали во время прошлого футбольного матча 1 Мая. Они досмотрели матч до конца, но, когда слезли, их внизу ждал милиционер, который отобрал веревку. Достать сегодня такую же крепкую веревку, чтобы выдержала пятерых, было очень трудно.

Ребята пошли домой. Недалеко от Воскресенского базара их внимание привлек человек, который взбирался по совершенно гладкому телеграфному столбу. Он даже не взбирался, он просто медленно шел по столбу вверх. Одной рукой он слегка придерживался за столб, а в другой держал моток проволоки. Ребята подошли ближе и задрали головы. На ногах у человека были ботинки, которые заканчивались длинными кривыми крючками с зубьями. Эти зубья вдавливались в дерево и прочно держались. Человек поочередно переставлял одну ногу выше другой и так лез по столбу.

— Это монтер, — сказал Садык. — Вот бы нам такие крючки! Около стадиона столбов много.

— Да… — сказал Закир. — А к босой ноге их прикрепить можно?

— Это надо обдумать, — сказал Садык.

Человек на столбе что-то делал, что — ребята понять не могли. Они не видели и лица монтера.

— Интересно, а с одним таким крючком можно залезть? — спросил Закир.

— Я думаю, что можно, — сказал Садык.

— Значит, нам нужно всего пять таких крючков?

— Ты хорошо считаешь, — сказал Садык. — Прямо как бухгалтер Таджибеков.

Видимо, монтер закончил свою работу на столбе, потому что рядом с ребятами упал моток проволоки и человек с крючками на ботинках медленно пошел вниз. Когда до земли оставался шаг или полтора, монтер высвободил ботинки из крючков, спрыгнул на землю, поднял проволоку, повесил оба крючка себе на плечо и собрался идти дальше. Видимо, он привык к тому, что все мальчишки смотрят на него с интересом, поэтому даже не глянул в сторону Закира и Садыка. Но те не могли оторвать от него глаз. Это был несомненно тот самый человек, который вчера продал им фотоаппарат.

Конечно, узнать его было нелегко. Вчера он был в вельветовой курточке и белой рубашке, в зеленых галифе и брезентовых сапогах, сегодня на нем были широкие брезентовые штаны вроде бы из того материала, из какого были сделаны его сапоги, и такая же брезентовая куртка с широким черным поясом. Вчера он казался стройным, а сегодня был широкий, приземистый, и одежда на нем вся шелестела.

— Это мы, — сказал Закир.

— Ну и что? — спросил монтер.

— Здравствуйте! — сказал Садык.

— Здравствуйте, — ответил монтер.

— Мы у вас вчера фотоаппарат купили.

— Камера-обскура, — сказал Садык.

— Привет! — весело сказал монтер. — Товар обратно не принимается и не обменивается. Я «Кодак» купил. Двадцать пять целковых… Но вы зря, ребята, я вам неплохую бандуру продал.

— Хорошую! — сказал Закир.

— Мы вчера уже фотографировались, — сказал Садык.

— Так что же вы пришли?

— А мы не пришли, — сказал Садык, — мы просто шли по улице, увидели — вы на столб лезете. Нам очень крючки понравились.

— «Кошки», что ли? Это «кошки» называются. Основной монтерский инструмент.

— Нам они очень понравились, — признался Закир.

— А ты что, монтером, что ли, быть хочешь?

— Нет, — сказал Закир, — так, вообще…

Говорить про стадион он постеснялся.

— Хорошая штука, — сказал Иван Кустов. — Вот, например, захочу я на футбол посмотреть — залез на столб и могу смотреть. Между прочим, если тополь не толстый, можно и на тополь залезть. — Иван как-то странно улыбался, а ребята от этого засмущались. — А что доберман — приживается?

— Мы уже вчера снимались, — сказал Закир.

— А доберман? Да я про собаку. Ее порода — доберман-пинчер… Вы ее не обижайте. Она у меня уже поноску таскает.

— Поноску? — спросил Садык.

— Ну да. Брошу, например, палку или кепку, крикну: «Пиль!» — она сбегает и обратно принесет. Только в руки еще плохо отдает, отнимать надо.

— Мы вчера, когда фотографировались, — сказал Садык, — я аппарат на Эсона поставил, а он смирно не стоял, приподнялся, и теперь неизвестно, получится или не получится.

— На что поставили?

— На Эсона, — сказал Закир.

— Мы жребий тянули, кто будет под аппаратом.

— А Эсон — это кто?

— Головотяп, — объяснил Закир. — Он головой может орех на дереве расколоть.

— Ладно! — сказал Садык. — Болтаешь, а человеку неинтересно тебя слушать. Как маленький… Понимаете, — сказал Садык Ивану Кустову, — аппарат не на что было поставить, кроме как Эсону на спину. — И Садык стал на четвереньки, показал, где стоял аппарат и как Эсон приподнялся в то самое время, когда должен был стоять особенно смирно.

— Ну, может быть, и получится что-нибудь, — сказал Иван. — Ноги, допустим, не получатся, а головы получатся. В общем, вы через недельку ко мне приходите, проявим — посмотрим. У меня сейчас фиксажа нет. Проявить-то могу, а закрепить же надо. Фотография — дело хорошее. Я не наврал насчет фотоаппарата. Ему цена никак не меньше червонца.

Ребята проводили Ивана до следующего столба, посмотрели, как он пошел по нему вверх, крикнули снизу «до свиданья» и направились домой.

3

Отец Садыка учитель Касым вовсе не видел, как бухгалтер Таджибеков выходил из конторки махалинской комиссии, а если бы и видел, то, конечно, не придал бы этому никакого значения. Он не любил Таджибекова, но не задумывался, почему не любил.

В детстве они учились в одной и той же школе, которая принадлежала отцу Касыма, то есть дедушке Садыка. Это был очень образованный человек. К нему за разбором всяческих дел, за составлением бумаг обращались самые влиятельные люди. Отец Таджибекова был человеком малограмотным, он держал несколько мануфактурных лавок, вел оптовую торговлю кожами. И отец теперешнего бухгалтера, и отец теперешнего учителя считались людьми состоятельными и уважаемыми. Их сыновья получили одинаковое начальное образование или, во всяком случае, почти одинаковое, но разница между ними была большая. Учитель Касым не любил Таджибекова за то, что тот очень хорошо умел устраиваться в жизни и друзей подбирал только полезных. А бухгалтер Таджибеков не любил учителя Касыма потому, что считал, что тот завидует ему. Он убежден был, что ему все завидуют. Но в те дни отец Садыка меньше всего думал о Таджибекова. Он думал о Садыке. Он очень любил своего сына и вдруг обнаружил, что, торгуя молоком, — учитель вообще был против того, что сын торгует молоком, — мальчик разбавляет его водой, что у него неизвестно откуда появились деньги и что он покупает книги весьма сомнительного содержания.