Ярослав Стельмах - Митьказавр из Юрковки Страница 6

Сколько так просидел, не знаю, когда…

— Ага! — слышу сердитый голос. — Спишь, значит!

Спросонья вскакиваю на ноги и прямо перед собой вижу разъярённое Митино лицо.

— Спишь! Ему доверили пост, а он спит!

— Я... — начал оправдываться. — Что я? Заснул или нет? Заснул, — виновато развёл я руками.

— Как ты мог! А если бы это на войне? Разве с таким пойдёшь в разведку? А если бы ты был в партизанском отряде?

— Ну, прости, Митя, — покраснел я. — Только на минутку присел. Маму вспомнил.

— Да вспоминай себе кого хочешь! А на посту спать не смей! Разве тебе можно поручить серьёзное дело? Маму вспомнил! Она, бедная, и не догадывается, какой у неё сынок. Иди спи, маменькин сынок. Я постою. Ничего не видел?

— Нет...

— Конечно, за сном и смотреть некогда.

Мне нечего было ответить. Ошеломлённый, кляня себя за недостойный поступок, я притих в шалаше. Сонливость прочь оставила меня. Я слышал, как вернулся с обхода Митька, как он раздул костёр и сел, что-то насвистывая. Меня грыз стыд: ну как, как я, несчастный, мог заснуть! Подвёл товарища, потерял его доверие. Горе мне!

Упрёки совести яростно терзали мою душу, рвя её на мелкие клочки. В конце-концов я не выдержал.

— Митя, — крикнул несмело. Ответа не услышал.

«Молчит, — подумал я. — Обижается. Так мне и надо».

Полежал ещё минут пять, тогда выбрался наружу.

Уже занималось на мир. Едва курился костёр, лёгкий ветерок ворошил седой пепел. Свернувшись калачиком, спиной к шалашу, сладко спал Митька.

Я вытащил одеяло, осторожно укрыл товарища и полез внутрь.

Второй ночи стражи уже не выставляли.

— Какая польза, — сказал Митя, — в этом стоянии, если мы всё равно засыпаем? Предпочитаю спать внутри, чем на улице. Тем более что потом весь день ходишь сонный.

Я полностью разделил такое мнение.

Утром, проснувшись, мы побежали к озеру умыться. И тут Митька стал как вкопанный, а я с разгона наткнулся на него.

— Смотри, — тихо сказал он мне.

На сыром песке, у самой воды, хищно вырисовывались отпечатки огромных и страшных лап.

— Как у крокодила, — определил я, нервно оглядываясь на озеро.

— Значит, не соврал, — хрипло добавил Митя.

Это дало толчок к работе Митиного мозга.

— Сергей, — услышал я вечером того же дня. Ночевали мы уже в селе.

— Чего тебе?

— Ты знаешь, что я придумал?

— Нет.

— И не догадываешься? — хитро блеснули его глаза.

— Да говори, чего ты к человеку пристал!

— Надо нам книги взять в библиотеке.

— Правильно, пойдём завтра, наберём фантастику какую-нибудь, о шпионах...

— Нет, Сергей, я не о том. Книги по зоологии.

— Зоологии? Ты что, спятил? Мало тебе коллекции, мало тебе ботаники, мало тебе нашей учительницы? Забыл, как ты сам с её уроков сбегал?

— Так это же ботаника.

— А зоология, по-твоему, лучше? Я однажды посмотрел в учебник — там какие-то кишечнополостные, гадюки —  гадость одна!

— Вот ты не понимаешь...

— Не хочу я такого и понимать, — прервал я Митьку. — Ты хочешь, то и читай себе сколько влезет. Станешь великим зоологом, будешь говорить: «Дорогие детки, видите паучка?»

Я засмеялся, вспомнив нашу ботаничку.

— Если бы ты дал мне договорить, то и сам меньше глупостей наговорил бы сейчас.

— Ну, говори, говори, — снисходительно разрешил я.

— Ты думаешь, зоология — это самые паучки и эти вот, как их, кишечнопустые?

— Полостные, — поправил я его. — Одно название чего стоит.

— Вот-вот. К твоему сведению, зоология — наука обо всём животном мире. В ней мы обязательно найдём что-то подходящее и для нас, то есть о том, что живёт в этом озере.

— Ты думаешь? — уже серьёзно посмотрел я на Митьку.

— Ещё бы!

— Гм, действительно, — согласился я, подумав с минуту. — Ну и голова у тебя, Митя!

— Ну что ты, — скромно отозвался Митька, но по голосу я догадался: мои слова ему приятны.

Глава VI,

которая проливает свет на наших предков и ещё на кое-что.

Ну и Митька!

— Скажите, какие молодцы, — удивилась библиотекарша, когда мы в третий раз пришли менять книги. — Целыми днями читаете. А вы не переутомитесь?

— Молодцы, — бормотал, выходя из библиотеки, Митя. — Столько читать — с ума можно сойти.

— Неужели тебе не интересно? — спросил я.

— Конечно, интересно. Вот только не привык я подолгу над книгами сидеть. Это же подумать только — девятая за неделю!

А на восьмой день изучения зоологии Митька выразил смелое научное предположение, которое я восторженно воспринял.

— Сергей, — сказал он, прижимая книгу к груди. — Я всё понял. Не там мы ищем.

— То есть?

— А вот послушай. Я здесь себе несколько выписал. Только не перебивай. 

Он взял в руки ученическую тетрадь и набрал полную грудь воздуха:

— «Многое говорит о том, что в конце силура и начале девона», — это периоды такие, — пояснил Митя. — Знаешь, в зоологии там, геологии, всё время существования земного шара разделено на периоды. Так вот, значит, «в конце силура и начале девона, где-то триста миллионов лет назад, на земле произошла какая-то резкая перемена. Именно тогда впервые появились рыбы, близкие к известным нам современных видам. У них были настоящие костяные челюсти, чешуйки — налегающие друг на друга пластины. Плавники имели своеобразный вид — напоминали маленькие вёсла с бахромой из мягких лучей. Вот почему этих рыб назвали кистепёрыми.

Мало того, что уже тогда им были присущи важные черты, характерные и для современных рыб, одна из групп кистепёрых положила начало формам, которые освоили сушу и стали нашими прямыми предками».

— Нашими предками? — воскликнул я. — Какие-то рыбы!

— Да, — спокойно ответил Митя. — Вот и рисунок есть, — ткнул он мне под нос изображение какого-то монстра.

— Ну и чудище! Ты хочешь убедить меня, что это твой прапрадедушка?

Митька закашлялся и хотел поострее ответить, — я видел это по нему, — но сознание того, что он сейчас смотрит на меня с вершины приобретённых знаний, задвинуло самолюбие на второй план.

— Почему же это только мой? И твой тоже.

— А может, у меня другие предки? — спросил я робко.

— Никаких других! Ты что, от своих родственников отказываешься? Вот единственные предки для всех! — воскликнул нетерпеливо Митька. — Ты будешь слушать или нет?

— Буду, буду, — поскорее согласился я, и ещё раз посмотрел на рисунок.

— «Следует отметить, что к началу девонского периода суша очень отличалось от той, которую мы видим сегодня. Именно в воде развивалась богатая животная и растительная жизнь, а на суше, представляющей собой преимущественно голый камень, жизни, очевидно, ещё не было.

Жизнь кипела в большинстве водоёмов, однако позвоночные, например кистепёрые рыбы, очевидно, предпочитали пресноводные болота», — сказал Митька с нажимом.

— Ну и что?

— Не прерывай, говорю. «В 1938 году у берегов Южной Африки рыбаки выловили большую, невиданную до сих пор рыбу с очень прочной чешуёй и тремя парами мясистых кистепёрых плавников. Длина её была 150 сантиметров, вес — 57 килограммов. Директор местного музея мисс Латимер обратилась за консультацией к профессору Смиту. Учёный классифицировал рыбу, как представителя отряда кистепёрых».

— Ну и что? 

Я никак не понимал, к чему он клонит.

— А то, что они, считалось, вымерли пятьдесят миллионов лет назад. Кистепёрых рыб было много на нашей планете в те времена, когда в воде плавали, представляешь, ихтиозавры. Это тоже давно вымершие...

— Знаю, знаю, — перебил я.

— ...По суше бродили бронтозавры, когда на земле появились первые предки птиц — архиоптериксы. «В честь мисс Латимер, рыбу назвали Латимерией, — читал он дальше. — В 1952 году в Мозамбикском проливе поймали ещё одну Латимерию, а к середине 1960, ещё шестнадцать». Это в наше время!

— Слушай дальше, — Митя перевернул страницу. — «Много веков среди жителей восточной части Индонезии ходили легенды о страшных, прожорливых драконах. Говорили, что из пастей их вылетает огонь, а добычу они убивают одним взглядом злых глаз.

Голландские учёные, записавшие эти рассказы, конечно, не поверили в их правдивость. Учёным показалось, что описание ужасных драконов напоминает давно вымерших хищников — динозавров.

В 1912 году эти рассказы подтвердил один голландский лётчик. Он был первым европейцем, который собственными глазами увидел драконов острова Комодо. Самолёт его совершил вынужденную посадку, и несколько месяцев этот человек прожил буквально в окружении гигантских чудовищ. Однако его рассказам тоже не поверили, потому лётчик вернулся оттуда якобы с расстройством нервной системы».