Астрид Линдгрен - Новые приключения Мадикен (сборник) Страница 7

Карлсоны рассмеялись. У жителей Яблочной Горки была особая манера смеяться – тихонько, дружно, коротко и ласково.

– А что, по-твоему, лучше каши? – спросила тётушка Карлсон.

Лиза задумалась:

– Крыжовенный пудинг… И просто пудинг… И ещё другой пудинг.

Петрус Карлсон снова хохотнул:

– Крыжовенный пудинг, просто пудинг и другой пудинг, – повторил он. – Ничего себе, сколько пудинга!

Мадикен пришлось объяснить – она единственная поняла, что Лиза имеет в виду.

– Крыжовенный пудинг – это крыжовенный пудинг, просто пудинг – это яблочный пудинг, а другой пудинг – это все остальные пудинги.

Туре тоже засмеялся:

– Крыжовенный пудинг, просто пудинг и другой пудинг! Вы что же, питаетесь у себя в Юнибаккене одним пудингом?

– И вовсе нет! – сердито ответила Лиза. – У нас бывает ещё мороженое. Когда у меня был день рождения и мне исполнилось пять лет, я съела целую гору мороженого, наверное, целых пять килограммов!

– Вот оно как, – сказала тётушка Карлсон. – А тебе и вправду исполнилось пять лет? Когда же это случилось?

– Она сама не знает, – ответила Мадикен.

– Как это я не знаю? – возмутилась Лиза. – Знаю, конечно!

– Знаешь? Ну скажи, когда?

– В мой день рождения! – И Лиза показала Мадикен язык.

Мадикен в ответ показала язык Лизе. Но тут они вспомнили, что они в гостях. Тогда они вежливо поблагодарили за завтрак, обошли вокруг стола и чинно подали руку и сделали реверанс по очереди Петрусу Карлсону, тётушке Карлсон, Туре и Майе.

Наевшись, Мадикен с Лизой почувствовали, что устали. Как приятно сидеть на кухне в тепле! И совершенно не хочется снова выходить на мороз и топать домой.

– Позвоню-ка я вашему отцу, – решил Петрус Карлсон. – Дома-то поди не знают, что вы пошли за яйцами да ещё без денег?

Лизе и Мадикен стало стыдно и страшновато. Мадикен подошла к Петрусу и подёргала его за рукав:

– Спроси, можно нам остаться у вас немножко отдохнуть?

И Петрус спросил.

– А чуть попозже мы привезём их домой, – добавил он, и Лиза с Мадикен переглянулись с довольным видом. Но тут Петрус передал трубку Мадикен: – Папа хочет с тобой поговорить.

Мадикен сникла.

– Послушай-ка, милая барышня, – сказал папа в трубку. – Может, ты будешь думать головой, прежде чем вытворять подобное? Уйти в такую даль да в такой мороз! А если б носы поотмораживали да потеряли по дороге?

Мадикен задумалась об этом только сейчас. Оказывается, можно так отморозить нос, что он отвалится, вот ужас! То есть гуляют они себе с Лизой преспокойненько, и вдруг носы у них падают на лёд, как две пуговицы! И что в таких случаях говорят? Наверное: «Прощайте, носы!» Мадикен задрожала от одной этой мысли. Альбин, её одноклассница, сказала как-то, когда учительница спросила, для чего нужен нос: «Для соплей». Значит, если нос отвалится, от него останется одно только мокрое место! Мадикен готова была уже разрыдаться, оплакивая отвалившиеся носы, но вдруг вспомнила, что носы у них с Лизой целы и невредимы. Какое счастье!

И Лиза уже использовала свой нос по назначению – сунула его в висевшую на спинке стула толстую куртку Туре:

– Как приятно пахнет! – сказала она. – Пахнет хлевом! Давайте сходим туда?

Туре тоже был человеком добрым и сговорчивым – весь в отца.

– Ну пойдёмте! – И он снова усмехнулся своим тихим приятным смехом, будто знал что-то хорошее, чего другие не знают.

Он повёл Мадикен и Лизу в хлев и показал большого быка и всех коров и телят. Один телёночек был совсем новорождённый, Лизе с Мадикен он понравился больше всех. Он едва только научился стоять на ногах, но тоже подошёл к ограде и потыкался в них своей мокрой мордой и облизал пальцы. А Лиза рассказала ему, что скоро Рождество, – а то вдруг он не знает?

Потом они сходили с Туре в конюшню. Там живут четыре лошади: Титус, Муна, Фрея и Конёк. В последний раз Лиза с Мадикен видели их летом, в загоне, а теперь они стояли в стойлах и тихонько заржали, когда Лиза с Мадикен вошли внутрь. Конёк из них самый спокойный и самый некрасивый: он странного жёлтого цвета.

– Главное – не внешность, а характер, – заметила Мадикен.

Они подошли к стойлу и похлопали Конька по боку, и почесали, и угостили сеном и овсом, а Туре всё время стоял рядом, смотрел и тихонько посмеивался.

– А в которых яслях лежал младенец Иисус? – спросила вдруг Лиза. Она думала, что на всём свете есть только одна конюшня – на Яблочной Горке.

Мадикен объяснила ей, что это произошло далеко отсюда, совсем в другой конюшне, в стране Иудейской.

– А ты откуда знаешь? – засомневалась Лиза.

– Учительница так сказала.

Но Лиза осталась недовольна:

– А в моей школе говорят, что он лежал в яслях у Конька, потому что Конёк хороший и смирный, он не покусал младенчика, а только обнюхал.

Мадикен оглядела темноватую конюшню. Вообще-то ей самой хотелось думать, что ясли младенца Иисуса стояли именно здесь, на Яблочной Горке.

– А может быть, тут они и были! – воодушевилась Мадикен. – И Мария зажгла во всех окнах свечи, а Петрус с тётушкой Карлсон как раз сидели на кухне и увидели, как заблестел снег. И тётушка Карлсон сказала: «Что за чудеса? Кто это у нас в конюшне?»

– А это всего лишь малыш Иисус, – подхватила Лиза. – Лежит у Конька в яслях, и Конёк его обнюхивает, а Иисус смеётся, потому что ему очень нравится.

– А я что же, не стою на кухне и не смотрю, как блестит снег? – спросил Туре.

– Ну какой ты глупый, Туре, – удивилась Мадикен. – Это ведь случилось много-много лет назад. Ты тогда ещё не родился.

Пока они были в конюшне, погода переменилась. Красное солнце пропало, небо затянулось облаками, и из них полетели снежные хлопья.

– А вот и снег, ура! – воскликнула Мадикен.

И снег повалил что было сил. Всю Яблочную Горку укрыл снегопад.

– Повозка в такую погоду увязнет, – покачал головой Петрус. – Надо подождать, пока метель уляжется.

– Давайте, – согласились Мадикен и Лиза.

Они были совсем не против подождать. Майя достала для них своих кукол, в которые играла, когда была ещё маленькой. Лиза с Мадикен усадили кукол на кухонном диванчике и принялись переодевать. Им было очень весело. Снегопад меж тем не утихал.

– Снегу навалило столько, что можно ехать на санях, – сказал Петрус Карлсон. – А всё-таки давайте подождём, вдруг да снегопад пройдёт.

– Давайте, – снова согласились Мадикен с Лизой. Они увлечённо играли в куклы и были очень довольны жизнью.

И тут тётушка Карлсон поманила Лизу к себе:

– Скажи, какой пудинг ты любишь больше всего: крыжовенный, или простой, или другой?

– Крыжовенный, – сказала Лиза.

– Какая удача, что сегодня у нас на сладкое именно он, а не какой-нибудь другой пудинг! – воскликнула тётушка Карлсон. – Пойдёмте-ка обедать!

И Лиза с Мадикен отлично пообедали шкварками с луковым соусом и крыжовенным пудингом с молоком. А снег всё валил.

– Этот снегопад никогда не кончится, – сказал Петрус Карлсон. – Как ни крути, надо нам ехать, не то в Юнибаккене решат, что мы вас похитили.

– Скоро уже должен кончиться, – сказала тётушка Карлсон.

Но он не кончался. Он всё плотнее укрывал Яблочную Горку. У столбиков крыльца уже выросли высокие белые шапки, а снежные хлопья летали так густо, что из кухонного окна едва можно было разглядеть хлев. Начало смеркаться. Тогда Петрус Карлсон велел Туре:

– Иди-ка запрягай лошадей в снежный отвал, не то эти двое никогда не попадут к себе в Юнибаккен.

Туре запряг Муну и Фрею в снежный отвал, а сам Петрус запряг Титуса и Конька в сани и завернул Лизу с Мадикен в полог так, что едва виднелись носы. Они не могли даже помахать на прощание тётушке Карлсон и Майе, которые стояли у кухонного окна и смотрели им вслед. Петрус сел на передок, а Туре поехал впереди, разгребая снег.

– Мы едем домой на четырёх лошадях! – заметила Мадикен. – Ничего себе!

– На четырёх лошадях и одном снежном отвале! – подхватила Лиза. – Прямо санный выезд!

И они стали играть в санный выезд: забрались под полог с головой и слушали, как звенят колокольчики. Их было целых четыре.

– Хорошо, что мы пошли на Яблочную Горку, – сказала Мадикен.

– Вот только и снега же намело, – заметил Петрус Карлсон.

Наверное, на передке ему было не так уютно, как Лизе и Мадикен под пологом.

– Споём что-нибудь, чтобы ему стало повеселее, – шепнула Мадикен.

Лиза согласилась.

Пусть буря бушует и ветер ревётПод северной нашей звездой, –

запела Мадикен.