Илья Бражнин - Страна желанная Страница 7

— Ты зачем книги берёшь? — спросил Глебка, нахмурясь.

— Затем, чтобы отцу твоему, ежели он воротится, головы не сняли, — проворчал дед. — Да за один замах и тебе тоже.

Он уложил в тайник одну пачку книг и притащил другую. Обложка верхней книжки отлетела, и Глебка увидел портрет человека с могучим выпуклым лбом, глядевшего прямо Глебке в лицо улыбающимися, чуть прищуренными глазами. В уголках этих удивительно живых глаз лучились тонкие морщинки.

Дед Назар долго всматривался в портрет, потом перевёл взгляд на подпись и, пришёптывая, прочёл: «Товарищ Ленин — вождь мирового пролетариата».

Дед Назар тяжело вздохнул и, покачав головой, сказал, не спуская глаз с портрета:

— Так. Значит, опять в подпол, как до семнадцатого года.

Он поднял с полу обложку книги, бережно прикрыл ею портрет и, кладя в тайничок, добавил.

— Ну, что ж. До времени ведь.

Дед сложил в тайничок все книги и брошюры, какие были на полках, потом поставил половицу на место и старательно забил и заровнял её. После этого он притащил из сеней удочки, старое ведро, ещё какую-то рухлядь и кинул поверх закрытой половицы за печку. Покончив с тайничком, дед внимательно оглядел сторожку. Теперь, когда не было книг, пустые полки резко бросались в глаза, и, подумав, дед взял топор, оторвал полки и унёс с собой.

Через час он снова заглянул в сторожку и сказал:

— Ты б, Глебка, на деревню лучше пошёл.

— Зачем я пойду на деревню? — сказал Глебка, сам не зная, что делать. — А вдруг батя придёт?

— Отец сейчас сюда не полезет, в лапы к этим, к камманам, — сказал дед. — Он же понимает, что к чему. А вот сюда гости непрошеные могут и пожаловать. Ещё тебя начнут про отца пытать. А в деревне, вишь ты, народу много. Там никто этакого мальца не заметит.

Глебка колебался. Дед Назар сказал уже сердито:

— Ты, слышь, не дури, парень, не противничай. Потом воротишься. А сегодня тут горячо для тебя. Иди, давай, отсюда подобру-поздорову. Это же и для отца будет лучше.

Последний довод решил дело. Может так и верно для бати лучше. Глебка надел ватник и ушёл в деревню к Степанку.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ЛЕЙТЕНАНТ ПИТЕР СКВАБ В ВОРОНИХЕ

Дед Назар ошибался, думая, что, спровадив Глебку в деревню Ворониху, избавил его от всех опасностей и беспокойств. Ворониха оказалась местом далеко небезопасным и очень неспокойным. В тот самый час, когда Глебка сбежал с крыльца своей сторожки и вышел на тракт, ведущий к Воронихе, в деревню входила рота солдат королевского Дургамского полка под командованием лейтенанта Скваба.

Лейтенанта Питера Скваба в полку считали исполнительным офицером. Он старался оправдывать эту репутацию, так как давно уяснил себе ту практическую истину, что хорошая репутация — это хорошая вывеска. Это часто повторял Питер Скваб старший — глава лондонского торгового дома «Герберт Джошуа Питер Скваб и сыновья — торговля лесом и пиломатериалами».

Провожая сына, отбывавшего вместе с полком в Мурманск, он сказал:

— Интервенция русского Севера — большое и прибыльное дело. Наша фирма особенно в этом заинтересована. У России очень много леса и очень мало сил сейчас. Это определяет наше отношение к ней. Помни, Пит, что ты едешь в Россию не только как британский офицер, но и как представитель нашей фирмы. Будь беспощаден и предприимчив.

Питер Скваб был беспощаден и предприимчив. Сразу по прибытии в Россию он убедился, что лесу в России было действительно много. Лес был буквально всюду. Даже дорога в эту деревушку пролегала по великолепному сосновому бору с прямыми, как свечи, сорокаметровыми стволами. Сама деревня тоже окружена была дремучими вековыми лесами. Говорят, что они тянутся на сотни миль. Боже мой, какое богатство! Какое неисчерпаемое, несметное богатство. Неужели пропадать такому богатству? Нет-нет! Его надо взять. Им надо овладеть. И, в сущности говоря, это нетрудно было бы сделать, если бы не большевики…

Дойдя в своих размышлениях до этого места, лейтенант Скваб нахмурился. И без того узкие губы его сжались в ниточку. Он пристально вглядывался в лица окружающих его людей. Перед ним было всё население деревни. Лейтенант велел собрать всех на площади перед старой деревянной церковкой. Он хотел обратиться к ним с речью.

По настоянию отца, Питер Скваб изучал русский язык и вёл всю переписку фирмы с русскими лесоторговцами. Сейчас знание языка должно было пригодиться. Он собирался щегольнуть им в своей речи.

Для полной безопасности за его спиной стоял взвод солдат под командой сержанта Даусона, а с церковной паперти глядел на толпу тупорылый пулемёт. Обеспечив себе таким образом внимание слушателей, лейтенант Скваб произнёс перед крестьянами деревни Воронихи следующую речь:

— Жители России! Войска союзников пришли, чтобы не сражаться с вами, да, не сражаться с вами, но, как возможно, помогать вам. Мы пришли помочь, да, помочь, чтобы стать вам свободной нация. Мы дадим для населения очень большое число хлеба. И за то именно мы просим вас быть на нашей стороне против большевиков и комиссаров, от которых с сего числа имеем честь освободить вас.

Лейтенант приостановился, любуясь последней фразой, произнесённой им легко и быстро, ибо выражения «с сего числа» и «имеем честь» часто встречались в коммерческой переписке и были хорошо знакомы и привычны. Сделав после удачного оборота речи внушительную паузу, лейтенант продолжал:

— Теперь у вас будет британский порядок и никакой анархии. Всякий другой порядок сейчас же отменяется. Я буду приказывать некоторые разумные и строгие меры, а вы будете выполнять эти меры. Кто не будет покорно всё делать, того я буду беспощадно уничтожить.

Лейтенант взмахнул перчаткой, словно показывая, как он будет уничтожать неповинующихся. Крестьяне стояли неподвижно и глядели на него хмуро и насторожённо. Это не понравилось лейтенанту. Они должны были робко опустить глаза. Они не должны стоять так, глядя прямо на него.

— Кто здесь у вас есть болшевик? — спросил он отрывисто.

Толпа молчала. Лейтенант Скваб подождал минуту. Взгляд его остановился на рябом лице кулака Мякишева, стоявшего несколько в стороне от толпы вместе с лавочником Дерябиным.

С приходом англичан Мякишев повеселел, уничтожил все следы пребывания в его доме сельсовета и снова перетащил часть мебели из верхнего этажа в нижний. Вслед за тем Мякишев привёз обратно к себе во двор молотилку, которую сельсовет отобрал у него для общественных нужд. После этого он надел свою праздничную синюю тройку, положил в жилетный карман огромные серебряные часы, обулся в мягкие хромовые сапоги и пошёл к попу, в доме которого стал на постой лейтенант Скваб.

Лейтенант Скваб сидел в просторной поповской горнице с навощённым полом, фикусами, пузатым комодом под накидкой вологодских кружев и большим иконостасом в красном углу. Он сидел и пил чай. За самоваром сидела полнотелая попадья с розовым лицом, розовыми руками, с розовыми на локтях ямочками, выглядывающими из-под рукавов розового утреннего капота.

Третьим за столом был отец Захарий — желчный, малорослый, сухонький, с нервным лицом и быстрой речью. Постоянно поправляя налезающие на лицо жиденькие рыжеватые волосы, отец Захарий толковал лейтенанту о божественном происхождении всякой власти (кроме, разумеется, большевистской) и о том, что все мужики скопидомы и подлецы.

Отец Захарий говорил скороговоркой, и лейтенант плохо его понимал. Он изредка кивал своей длинной головой и всё смотрел на пухлые, розовые руки попадьи. Попадья смущалась и сладким голосом предлагала ещё чаю. Лейтенант пил, отец Захарий продолжал говорить.

Увидя входящего Мякишева, он приостановился и, прервав доказательства божественности происхождения власти и мужицкой подлости, отрекомендовал вновь пришедшего как представителя имущих и благонамеренных крестьян Воронихинского прихода.

Мякишев приветствовал лейтенанта Скваба как «представителя славных союзников» и сообщил ему фамилии сельсоветчиков, которых, по мнению Мякишева, следовало немедленно арестовать, как первейших смутьянов и большевиков.

Лейтенант Скваб вынул записную книжку в кожаном чёрном переплёте, аккуратно записал в неё все фамилии и сказал, что займётся этими людьми. Но прежде он хотел показать населению свои мирные намерения, чтобы привлечь его на свою сторону в борьбе с большевиками. С этой целью лейтенант и созвал в полдень крестьян на площадь.