Гула Камакри. Легенда о проклятом таборе - Юлия Владимировна Линде Страница 7

Идти с Илоро в табор Анне не очень хотелось. Во-первых, она интроверт. А во-вторых, неизвестно, что ожидать от людей, приговорённых к очень странной участи не умирать и не жить.

Неподалёку от леса паслись белые лошади. Здесь же стояли кибитки с полукруглым верхом и островерхие шатры из длинных жердей, на которые были натянуты серые полотнища, сшитые из больших лоскутов ткани. Догорали костры. Анна посчитала шатры – двенадцать. «Странно, – подумала Анна. – Горшков у ниваша было несколько сотен, а здесь гораздо меньше людей. Видимо, остальные действительно разбрелись». Илоро остановился не у шатра, а возле кибитки. Между колёс был привязан платок, а в платке, как в люльке, спал ребёнок. Рядом, прислонившись к колесу, сидела девушка лет двадцати пяти. Анна подумала, что это старшая сестра Илоро, но он вдруг обратился к ней:

– Мама, я воду принёс. Анна, это моя мама Мирела. Да, вот эту девочку зовут Анна, я нашёл её у реки.

– Откуда ты здесь взялась? – цыганка внимательно разглядывала Анну.

– Из мира живых. – Анна не знала, как попроще объяснить.

Описывать наш современный мир она не стала, это было бы слишком долго, утомительно и наверняка бессмысленно. Поэтому рассказала только про золото Гулы, из-за которого её утащил ниваш.

– Надеешься вернуться в мир живых? – усмехнулась цыганка. – Отсюда никто ещё не попадал ни к мёртвым, ни к живым. Проклятое золото Гулы… как оно у тебя оказалось? Правильно сделала, что вернула его.

– Золото мне досталось по наследству. Мм… от потомков Ристы. А как вы оказались здесь? Жили-жили на земле, а потом умерли всем табором? То есть не совсем умерли…

– Да не так, не умерли. Это было настолько давно, что никто уже не вспомнит, сколько времени прошло с тех пор. Столетие или, может быть, тысяча лет. Мы не умираем и не рождаемся, и каждый остался в том возрасте, в котором оказался здесь. Видишь, здесь спит Джофранка. Ей полгода и всегда будет полгода.

Многие из нас знали о золотом яйце. И о Стантиче, который сошёл с ума, попытавшись достать золото Гулы. Все мы боялись искать, но были уверены: если начнёт исполняться любое желание, настанет счастливый век. Мы сможем жить как захотим, не трудясь и не заботясь ни о чём. Только желания у каждого были свои. Вот и не смогли мы договориться. Всё ссорились, даже не решив, кому теперь отправляться за яйцом.

Тогда появился у нас в таборе чёрный цыган, чернее угля. Он приходил ночью. Стоял то возле одного шатра, то возле другого. То одному покажется, то другому. Каждому из нас он говорил: «Я достану тебе золото Гулы. Будешь повелителем мира. Взамен мне свою душу отдашь. Только никому не говори, что видел меня и слышал. Скажешь – умрёшь».

Так он ходил по табору и собирал души. Был это бэнг, дьявол. Целыми семьями ему отдавали души. Потом пришла вода. Много было воды. Говорят, такое уже случалось: небо тогда было очень низко и ближе к людям, чем теперь, а люди были великанами и могли поднять руку и дотронуться до неба. Но великаны творили одно зло, и тот, кто наверху, послал великий потоп. Спасся тогда только один человек и его семья. Ну и скот их спасся. Они построили огромный корабль – переждать, пока уйдёт вода. А когда вода ушла, земля стала ниже, совсем низко осела, и небо оказалось высоко. И уже не рождались потом высокие люди.

– А, так это про Ноев ковчег история! – сказала Анна. – Из Библии. Из книги Ветхий Завет. Только, если честно, дело было немного по-другому.

– Этого я не знаю. Что мне рассказали, то и я тебе рассказываю. Дальше слушай. Вышла река из берегов и весь табор забрала. Но бэнг не смог с нами справиться, потому что остался Риста – единственный, который душу не отдал. А ты вот теперь говоришь, что и золотое яйцо ему досталось. Может, и досталось.

Цыганка внимательно рассматривала Анну: чего она хочет?

– Так вот, Риста слово какое-то знал. Он его успел произнести – и мы оказались здесь. Не совсем мертвецы. Всё у нас в достатке: шатры хорошие, лошади хорошие, ни одна вещь не изнашивается, а еда сама появляется в котлах. Только покоя нет. Нигде нет – куда ни езжай. Табор Гулы разделился на восемь частей. Как увидим других – тотчас уезжаем.

– Ниваши говорили, что вам нужно вспомнить слово… как там называется… Тот, кто управляет миром, в общем. Как вы сказали: «Тот, кто наверху». Вот это слово. Но тогда вы все по-настоящему умрёте.

– Это мы знаем. Но кто даст клятву, что станет лучше? И что это за правитель мира? Никто не помнит.

Они долго молчали. Угли в кострах догорели, и ветер рассеивал по поляне серый пепел.

– Здесь холодно. Пошли в шатёр. Джофранка давно заснула, она не любит засыпать в шатре, а сегодня душно. Будет гроза.

Мирела взяла на руки ребёнка и пошла в шатёр.

– А вы знаете, как можно вернуться к живым? – спросила Анна.

– Не знаю. Если тебя привела сюда вода, значит, она и вернёт.

– То же самое мне говорил ниваш. Но что я должна сделать?

– Ждать. – Мирела опустила дочь в люльку, привязанную к потолку. – Ложись пока спать. Вот у входа ложись, я тебе дам перину.

Из глубины шатра доносился чей-то храп. Видимо, мужа Мирелы.

Анна не спала. Она сидела у шатра и ждала предутрия, рассвета. Думала о том, что в бассейне наверняка её ищут. Вызвали МЧС, спустили воду, вскрывают решётки водоспуска, звонят в реанимацию и родителям…

Когда начало светать, появилась вдруг Мамёрры. Анне она раньше представлялась похожей на Изергиль, про которую мы читали в хрестоматии. Но Мамёрры выглядела как обыкновенная русская старуха: белокожая, с носом-картошкой и очень древняя – морщинистая, как весенний гриб строчок. Анна хотела спросить её, как вернуться, но Мамёрры молчала и пила. Долго-долго пила из ведра. Анна вдруг поняла, что ничего не нужно спрашивать, старуха и так знает. Выпив всю воду, что была в ведре, старуха вышла из шатра, срыгнула у входа жёлтую кашицу и наконец сказала ясным и звенящим голосом молодой девушки: «Воду приносит небо. Сейчас пойдёт дождь, Анна. Подставь ладони и выпей первую горсть. Первую. Ты должна поймать самые первые капли. Потом станет поздно».

Анна выбралась из шатра, и сразу раздался гром. Старуха, точно гром и забрал её, исчезла. Среди крупных клочьев туч странного сине-графитового цвета (позже Анна вспомнила название этого цвета – маренго) пробивались рыжие лучи рассвета. Гром прогремел ещё дважды. И