Эдуард Веркин - Стеклянная рука Страница 8

Тоска взялась за веревку. Я сел на пол, уперся ногами в выломанную дощечку и напряг спину.

— Я скажу «три» — и ты выдохнешь, — сказал я. — Раз, два, три.

Паша громко вдохнул, потом выдохнул. Пол хрустнул, и Паша тут же провалился под галерею.

— А! — заорал он откуда-то снизу.

— Трави потихонечку, — велел я Тоске.

Она кивнула, и мы стали Пашу опускать. Он оказался тяжелым типом, хотя по его виду предположить это было сложно. Видимо, в нем было много костей. Я еще кое-как держался, Тоска же кривилась вовсю.

— Что это?! — снизу послышался Пашкин голос. — Кто тут?!

— Пашка, хватит придуриваться, — сказала Тоска. — Это не смешно…

— Тут в углу кто-то есть! — завизжал Пашка. — Он смотрит…

— Я знаю, кто там, — засмеялся я. — Там призрак-убийца без вести пропавшего столяра-станочника!

Тоска тоже засмеялась.

— Это не шутка! — вопил Паша. — Он идет ко мне!

— У тебя дубинки! — напомнил я. — Достань их!

Веревка начала раскачиваться, видимо, Паша задергался.

— Он идет! — снова завопил Паша. — Он близко!

— Посмотри, там у него бензопилы не видно? — спросил я.

— У него глаза! — Паша заверещал. — Глаза!!!

Заверещал страшно, как придавленный лисой заяц. Потом на пол грохнулись дубинки, они глухо стукнули по паркету. Мне стало как-то не по себе, и я крикнул Тоске:

— Тащим вверх!

И я потянул веревку на себя.

Веревка не шла. Паша орал из-под пола, орал жутко, я пытался его выволочь, но бесполезно. Веревка уползала в дыру, срывала кожу с ладоней — я, как идиот, забыл надеть перчатки.

Тоска вскрикнула и разжала руки, с ее ладоней капала кровь. Я понял, что и я через секунду отпущу эту дурацкую веревку, руки жгло нестерпимо. Но я не успел. Веревка неожиданно ослабла, я хлопнулся на пол.

Паша замолчал. Я сел, подтянул шнур. Веревка была оборвана.

— Лопнула? — предположила Тоска.

— Таким шнуром можно машину из грязи выволочь, — сказал я. — К тому же она не лопнула, она обрезана. Или обкушена.

— Как обкушена? — спросила Тоска.

— Зубами. — Я вертел обрывок шнура. — Или ножницами, по-разному может быть…

— Надо спуститься! — Тоска двинулась обратно вдоль по галерее. — Надо его достать…

— Лучше не надо. — Я принялся аккуратно сворачивать шнур в бухту.

— Почему? — удивилась Тоска.

— Потому что… Если Пашу действительно утащили, то тот, кто его утащил, наверняка будет ждать, что мы пойдем его выручать. И встречу нам подготовит. А если твой Паша прикалывается, то мы на эти приколы не поведемся. Все очень просто. Пока он там бултыхается, мы лучше этот альбом дурацкий найдем. Мы за ним сюда пришли в конце концов. А всякие Паши…

Я наклонился и посмотрел в дыру. В дыре было темно. Хотя должно было быть светло. Но свет в этом клубе распределялся весьма причудливым образом. Я плюнул в дыру, ответа не последовало.

— А всякие Паши — это расходный материал, — закончил я.

— Как это расходный материал? Мне его еще сдавать родителям! А ты тут плюешься и веревки сворачиваешь!

— Паша что, твой брат?

— При чем здесь брат…

— Ну, тем более. А веревка нам еще пригодится. Может, повесить кого придется или со второго этажа прыгать…

— А если его это, — Тоска провела ладонью по шею, — если его там того? А мы тут сидим…

— Если его того, мы ему уже тем более не поможем. Потом заберем останки…

— Какие останки? — испугалась Тоска.

— Ну, если там действительно бензопила, то окровавленная. Я же говорил — пошлю открытку его родителям…

Тоска хмыкнула. Я двинулся дальше. Тоска сказала мне, что я придурок, и пошла за мной.

Галерея привела нас к библиотеке. Ведь в каждом уважающем себя Доме культуры должна быть библиотека. Книг, правда, тут особо никаких не было, одни журналы «Здоровье» и «Семья и Школа», зато в большом количестве.

— Там. — Я указал пальцем через читальный зал. — Там квартира Паровозова.

— Почему там?

— Потому что библиотека в Доме культуры — самое тихое место. Если где и устраивать квартиру, то только там. В тишине. Художники любят тишину, они такие неженки. Так что вперед.

Я подобрал с пола «Семью и Школу» и двинул через библиотеку, по пути зачитывая статью про преимущества стоячего обучения. Оказалось, что учиться надо стоя. В том смысле, что информация гораздо лучше усваивается, если ты стоишь. В Японии уже целые стоячие школы организованы, и все ученики показывают прекрасные результаты как в разных предметах, так и в традиционном японском искусстве владения бамбуковым мечом.

— А есть искусство владения томагавком? — спросила Тоска.

— Конечно, — ответил я. — Сейчас я тебе покажу. Вон видишь дверь?

— Ну?

— Иди, стань к ней.

Тоска подошла к двери.

— У тебя яблока нет? — спросил я.

— Нет, а что?

— Ничего. Придется так. Настоящий индеец может метнуть томагавк на расстоянии волоса от головы добровольца.

— А кто доброволец?

— Ты.

И я размахнулся томагавком.

5 Легенда об осиновой пуле

Конечно, это была просто шутка. Я не собирался метать в Тоску топор, я же не идиот. К тому же попасть на расстояние волоса невозможно, такие штуки проделывал лишь старина Чингачгук, а он давным-давно помер в своей Оклахоме.

Дверь, к которой прислонилась Тоска, была нужной нам дверью, я срубил петли, и мы вошли внутрь.

Квартира Паровозовых была похожа на музей. Не тот музей, в котором хранятся окаменевшие трилобиты, наконечники стрел древних людей или, к примеру, чучела речных крыс и бобров. А на музей, в котором краеведы-любители собирают старые лапти, утюги и дверные ручки, до которых дотрагивался поэт Бальмонт проездом из города Шуи в город Париж.

Мы стояли в большой прихожей, заваленной пыльными ширмами с японскими журавлями, раструбами от граммофонов, пластмассовыми слониками, горшками и другой ерундой, которую так охотно собирают пожилые домохозяйки.

В углу маленький сверлильный станок. На стене на штыре настоящий немецкий автомат времен Второй мировой — вещь дорогая и редкая. Я подошел, дернул, но автомат оказался приваренным к этому самому штырю.

— Оригинально. — Я дернул посильнее, но ничего не получилось, крепко приварили.

Я подумал, что надо будет как-нибудь на досуге наведаться сюда и автомат срезать, но потом заметил, что он не только приварен к штырю, но и ствол у него залит каким-то металлом. А жаль.

— Вот комната Паровозова! — Тоска указала на дверь справа. — Нам туда…

На двери была нарисована картина голландского художника Ван Гога, на которой он изобразил самого себя с отрезанным ухом. Только на этой картине был совсем не Ван Гог, а парень лет двадцати и с ухом. Вернее с ушами. С большими заячьими ушами. Довольно оригинально. А глаза у него были зарисованы черными крестиками, как будто зашиты. Только я заметил еще кое-что.

Между плечом этого ненастоящего Ван Гога и его правым ухом виднелась небольшая осинка с красными листьями.

— Ты никогда не слышала историю про осиновую пулю? — спросил я и достал из рюкзака жестяную коробочку с тормозком.

Тоска рассмеялась.

— Что? — спросил я, устраивая коробочку на журнальном столике.

— Это у тебя что? — Тоска указала на коробочку.

— Тормозок, — пояснил я. — В смысле, небольшой перекус.

— Да, — протянула Тоска. — Раньше ты безо всякого перекуса…

— Чем старше становишься, тем больше ценишь радости жизни, — сказал я. — Яйца всмятку, удобное кресло, теплые носки из собачьей шерсти…

— Куропяткин, тебе же всего…

— Возраст тут абсолютно ни при чем, — оборвал я. — А в жизни надо находить приятные стороны. Везде. Даже здесь.

— Как ты можешь что-то есть?! — возмутилась Тоска.

— Садись. — Я придвинул стульчик. — Перекуси. Война войной, обед обедом.

Тоска поморщилась.

— Ты не понимаешь. — Я открыл коробочку. — Настоящий боец заботится в первую очередь о своем желудке. Только хорошо перекусив, можно охотиться за вампирами, оборотнями и альбомами-убийцами. Я это понял совсем недавно. Знаешь, Тоска, я ведь почти профессиональный повар, меня обучил один старый китаец еще в первом классе, но я никогда этого не ценил…

— Ты хотел что-то про осиновую пулю рассказать, — напомнила Тоска.

— Ах да. Это изумительная история…

Я достал из коробочки два внушительных бутерброда с курятиной, достал маринованные огурчики, пузырек с соусом ткемали, который я сам сделал, по своему рецепту, достал блинчики с медом. Собрался откушать, как всякий нормальный джентльмен.

— Будешь? — предложил я Тоске.

Так и знал, что Тоска не удержится. Она впилась в бутер, как голодный бультерьер, аж за ушами треснуло. Но щелкнуть кнопкой диктофона не забыла, она записывала все мои рассказы.