Агния Сенч - Повстанчик Страница 8

Дорогой Ларька на вопросы Нагорных успел все рассказать о своей коммуне, а те ему — о городе.

Ларька все время глядел на Наташу и смущенно думал:

— Эх, вот это плохо… Больно уж она такая… Ненашенская. Наши девчонки— вон как робят, а эту, что заставишь делать? Ишь косы-то… А беленькая-то какая, маркая, знать. А платьице-то хоть и ситцевое, а не хрестьянское.

— А че же… — несмело спросил Ларька — в коммуну-то вы к нам охотой идете, али только-так, за Пахомычем? У нас, ведь, робить надо.

— Я после таких слов и знакомиться с повстанчиком не желаю! — вдруг неожиданно вскричала сидевшая до сих пор молча в тележке Наташа и сердито отвернулась в сторону.

Софья Андреевна и Георгий засмеялись над вспышкой Наташи, а Ларька испугался.

— Вот это я, однако, с колокольни, — подумал он.

— Нет, работы мы не боимся. Я, ведь, комсомолец, а ты?

Ларьке вдруг сделалось стыдно и он не знал, что ответить.

— Ну зато он герой, — вступилась за Ларьку Нагорная.

— Папа нам все уши о тебе прожужжал, — сказал Георгий. — Признаться, я даже позавидовал тебе порядком. О твоих подвигах даже в газете писали.

— Чего там завидовать, — сурово произнес Ларька, — раз же дело так вышло, что край приходит.

Пока догоняли коммунаров, Георгий с Ларькой успели подружиться. Наташа продолжала дуться и как будто совсем не интересовалась повстанчиком, о котором «жужжал папа».

Все четверо они догнали коммунаров и, Ларька об’явил коммунарам, что это семья Пахомыча. Софья Андреевна по-женски быстро разговорилась с коммунарками, а Наташа, совсем неожиданно для Ларьки через каких-нибудь полчаса очутилась среди бегущих вдоль дороги девочек и также скоро сдружилась с ними, как Ларька с Георгием и называла их всех по именам.

— А на меня сердится… — подумал Ларька о Наташе и ему стало досадно, что он сдружился не со всей семьей Пахомыча. — И обидного, кажись, ничего не сказал, а ей садно пришлось.

Обоз приближался к участку. Коммунары снова построились в ряды и, взяв знамена, с пением двинулись к участку. На участке тоже алело знамя ячейки РКП, как будто приглашая коммунаров в их новые жилища. Знамя ячейки держал Пахомыч, а вокруг него стояли Конев, Гурьян Веткин, Грохолев, Димитрий Набоков на своем костыле. Вася Набоков и Антон Чебаков. Это была главная сила ячейки и коммуны и выделилась в группе, как бы являясь представителями.

Остановились в нескольких шагах друг от друга. Пахомыч произнес задушевную речь, горячо приветствуя пришедших, и в конце речи пригласил их занять дома, предназначенные им для жилья. Детей он сам, после того, как передал знамя Гурьяну, отвел в приготовленное общежитие, как их руководитель и товарищ, и затем он пошел навстречу своей прибывшей семье.

Коммунары переживали лучшее время. Работа кипела дружно, стойко переживали всяческие нужды. Ларька, благодаря своей кипучей натуре, буквально извертелся на все стороны. Он ходил за плугом, возился с конями, пас скот, принимал участие в спектаклях, устраиваемых ребятами в риге под руководством Пахомыча. Вскоре же на участке была организована ячейка РКСМ, и Ларька первым вступил в нее, правдами и неправдами натянул себе один год. В коммуне все шло хорошо. Весело было и на улицу выйти. Кругом рощи, зелень даречка серебряная по твердому песочку плещется. Ребятишки после дневных трудов дружно плескались в ее холодных струйках, катались в лодке, плавали вперегонку. Казалось, ничто не нарушало мирной жизни участка, но на ясном горизонте все же висела туча. Сильно тревожили бандиты. Нераскаявшиеся добровольцы колчаковцы, недовольные советской властью, искатели легкой наживы и другие шарлатаны об'единялись вместе, вооружались и налетали на села, грабя граждан и зверски вырезая ячейки партии. Они сманивали к себе крестьян, говоря: пойдемте добывать себе новую власть крестьян без рабочих и без налогов. Некоторые, полегче умом, верили им и шли в банду.

Бандиты особенно ненавидели коммунаров и все грозились «пожаловать в гости» к ним. Коммунары встали на военное положение, чтоб в любое время дать отпор «гостям». Они спали, не раздеваясь, с оружием в руках. Время настало тяжелое. И работать надо, и от бандитов обороняться. Приходилось по поручению коммунистического отряда, стоявшего в Камышах, часто ездить в разведку.

Поблизости дурил атаман банды Гришка Чайкин, пришедший с гор. Гришка отличался жестокостью и грубостью. Не одного коммуниста положил он на месте. Кругом в районе то и дело терялись крестьянские лошади, отпущенные в ночное, что было очень тяжело в рабочую пору.

На участке молодые ребята и ребятишки обсуждали — каким бы образом покончить с бандой, начав с Гришки Чайкина.

Ларька, слушая эти разговоры, упорно молчал и все думал о чем то.

Ларька сдружился с семьей Пахомыча и даже с Наташей. Понял он потом, по приезде, чем обидел Наташу. А как понял? На второй день по приезде прошел дождь, навозили грязи ребята в своем общежитии, ни встать, ни сесть. Девочки мыть сговариваются. Глядь, Наташа косы свои платком обвязала, юбченку подоткнула и с новыми подружками — марш по-воду на речку. Принялась пол мыть, вехотка свистит. А сама на Ларьку лукаво поглядывает: видал, мол, как наши работают? Девченка здоровая да проворная, ни в какой работе от подруг не отстает.

— Ну, молодец, — думал, глядя на нее, Ларька, — а ведь кто бы подумал?.. Цаца по виду-то. Надо помириться с ней.

А помирились они незаметно. Читать любила Наташа, а Ларька — слушать терпеливо. Прочитает она что-нибудь в праздник и ну рассказывать ребятам, на крылечке сидя. Лето — не зима, манит поле, качели да игры. Разбегутся слушатели, а Ларька до конца выслушает да еще и по-обсуждает вместе с Наташей, а ей и любо. Вот и сдружились. Ларька любит порядок, «чтоб все по-хорошему было», как говорит он всегда, и Наташа тоже. Самыми лучшими дежурными по столовой считались они. Баловства не любили ни за столом, ни за работой.

Правда, на воле козлами прыгали, но то — игра.

Георгий тоже втянулся в сельскую работу. Загорел, окреп и ничем не стал отличаться по виду от остальных мальчуганов.

Пахомыч все больше с машинами возился, кузню направлял, да в риге по праздникам спектакли с молодежью ставил. Софья Андреевна за птицей ходила, шила и вязала на всю коммуну, а в праздничные дни с женщинами беседовала. Делегаткой она была в городе. Благодаря ей и Глафира начала подаваться и перестала ворчать на коммуну.

Ларька по пятам ходил за Пахомычем и по целым часам смотрел, как тот разбирает и складывает машины.

Все шло хорошо. Ларька любил своих коммунаров, но были у него в коммуне и враги: не любил он одну из коммунарок — Федосью Лапину и ее двух детей, Зойку 10 лет и Игнатьку 12 лет.

Федосья была сварливая, неспокойная женщина, проклинающая на чем свет стоит всю коммуну, в которую муж ввел ее насильно. Она расстраивала всех женщин, убеждая их выйти из коммуны и вернуться каждой к своей квашенке. Детям своим она тайком от других детей старалась сунуть лучшие и лишние куски и все сокрушалась о них. Ларька, любивший, чтоб все шло «по-хорошему», как выражался он, воевал с ней за то и яро следил, чтобы дети были все равны. За это он и получил ненависть Федосьи. Она шипела на него и называла его «шпиёном».

Зойка с Игнатием жаловались матери на Ларьку, будто он обижает их.

— Да как же, — оправдывался Ларька. — Чтобы ребятишки не пошли работать, Игнатка с Зойкой лягут в холодок и лежат, либо за материной юбкой бегают, куски выглядывают. Какие же мы будем коммунары. Над нами куры засмеются.

Сам же Ларька на работе ворочал, как мужик, благо, был силен.

Да и как было не работать. Себе же бы хуже было. Все на-ново, всего нет.

Пустое дело, попросят ребята подсолнушков в праздник, а мужики им в ответ: — «Садите сами, а денег сейчас лишних нет».

По рубашке по новой попросят—«Вот лен сами выдергаете, околотите, женщины догоят, — тогда на ситец сменяем».

За что ни хвати, выходит, что и ребятишкам досыта работы хватит.

— Работайте, работайте, ребятня, пособляйте нам тяжелую пору переживать! Будем здорово работать, электричества да машин разных добьемся у себя.

— Эх! Штобы да наша коммуна так разбогатела, штоб лучче-разлучче всех на свете коммун была, — мечтали ребята.

— Ну и будет, — важно говорил Ларька.

— А знаете, — сказала однажды Наташа — Зоя Лапина говорила, что придут бандиты и всю нашу коммуну разгонят.

— Дура она, — решал Ларька. — Разе наша коммуна боится бандитов? Не таких она видала.

— У нас повстанчик один не допустит, — смеялись молодые парни, дружески труня над Ларькой. — Он им задаст феферу.

— А што, повстанчик, сходил бы ты к бандитам, али же нет? — сказал молодой коммунар, Кузьмы Грохалева сын.

— Да мне покуда незачем к имя, а ежели коснется дело… — не то шутя, не то серьезно ответил Ларька.