День рождения Сяопо - Лао Шэ Страница 8

Такого ребята никогда не слыхали. Они хотели возразить, потому что не верили, что это правда, но не осмелились.

Теперь Наньсин чувствовал себя увереннее, и в то же время ему было как-то неловко — вдруг ребята проникнутся к нему уважением, а он вовсе не заслужил этого. Наньсин неожиданно умолк, прикрыв рот руками, и скорчил смешную рожу.

Ребята последовали его примеру: тоже прикрыли рот руками и состроили рожицу, но у них это получилось не так здорово, как у Наньсина.

Первым нарушил молчание Сяопо. Он не умел кривить душой и всегда говорил прямо то, что думал. Так было и на этот раз. Сяопо смело заявил Наньсину, что деревья и телеграфные столбы не могут бежать назад, если поезд едет вперед.

Наньсину вдруг показалось, что этого действительно не может быть, но ведь от своих слов не откажешься — неудобно. И он решил доказать, что прав. Взяв в руки игрушечный поезд Сяопо, Наньсин сказал:

— Встаньте все! Поезд будет ехать, а вы будете деревьями, людьми, лошадьми, которые встречаются на дороге.

Все встали.

— Смотрите,— продолжал Наньсин,— вот поезд начинает двигаться. Вам не кажется, что вы идете назад? — Наньсин сделал несколько шагов вперед и, обернувшись, спросил: — Кажется или не кажется?

Все, как один, дружно замотали головой. Наньсин покраснел и, заикаясь, сказал:

— Давайте поведем поезд, и вы увидите, что я прав: и деревья и дома будут бежать в обратную сторону.

Дети выстроились в два ряда.

— Поехали,— сказал Наньсин и повел поезд по саду.— Ну что, правду я говорил? — неуверенно спросил Наньсин, потому что и сам видел, что деревья и цветы спокойно стоят на месте.

— Нет, нет! — закричали все.

А девочки-малайки тихонько сказали друг другу:

— Листья на деревьях как будто шевелятся, но это, наверно, от ветра! — И они захихикали.

— А все равно я в поезде ездил,— сказал Наньсин, потому что ему нечего было больше сказать.

— Врет он,— шепотом сказали девочки-малайки Сяньпо.— Мы ездили в телеге, и ничего не бежало назад.

— Конечно! — подтвердила Сяньпо.— Ведь телега едет, как и поезд! — Она тоже не верила Наньсину.

Один только Саньдо поверил. «Наверно, деревья и дома боятся, что поезд наскочит на них, потому и бегут назад»,— подумал он, но высказать свое предположение не решился. Ребята всё еще продолжали стоять, не зная, что делать дальше.

Тогда Саньдо предложил:

— Давайте играть в войну!

Все обрадовались, сразу же приложили руки к губам и заиграли, как на трубе.

Наньсин шел, высоко поднимая ноги, как заправский солдат. Ребята шагали за ним, стараясь попадать в ногу. Сяопо сломал прут и привязал к поясу, как будто это была сабля, вместо лошади оседлал бамбуковую палку и принял воинственный вид.

— Погодите! Так нельзя! — вдруг крикнул Сяопо.— Музыканты есть, а солдат нет! За оркестром должны идти солдаты.

Все остановились и стали спорить — никто не хотел быть солдатом.

Правда, Наньсин великодушно отказался от трубы, но с тем условием, что ему разрешат играть на барабане.

— Все не могут играть,— решительно заявил Сяопо.— Пусть сначала поиграют девочки, а потом мы. Чтобы никому не было обидно.

Как-никак девочки — все же женщины, и им надо уступать. Все согласились. Сяньпо стала впереди и повела за собой девочек. Они приложили руки к губам и заиграли. Мальчики сделали то же.

— Отпустить руки! — крикнул им Сяопо.

Солдаты вытянули руки по швам, но продолжали шевелить губами и издавать какие-то звуки, причем так громко, что заглушали музыкантов. Сяопо решил их наказать, чтобы другим неповадно было, но в конце концов не выдержал и тоже заиграл.

Через некоторое время Сяопо приказал солдатам и музыкантам поменяться местами.

Мальчики вышли вперед, а девочки стали за ними. Однако все продолжали трубить, никто не мог остановиться. Сяопо был уверен, что девочки — народ послушный и с ними легче сладить. Кто мог подумать, что они проявят такое стремление к свободе и равноправию!

— Раз все хотят трубить,— сказал Сяопо, слезая с «лошади»,— давайте вместе споем что-нибудь веселое.

Ребята захлопали в ладоши:

— Петь еще интереснее, чем трубить, и к тому же не надо каждый раз меняться местами.

— Станьте в круг, а я подам знак, когда начинать. Сяопо взмахнул бамбуковой палкой, которая только что служила ему лошадью, и все запели.

Одни пели малайскую песню, другие — индийскую. Кто — китайскую, кто — гуандунскую, кто не умел петь, мычал что-то себе под нос. А Наньсин все время кричал: «Поехали, поехали!»

— Там-та-та-там! Поехали! Там-та-та-там! Поехали! Своим пением ребята распугали всех птиц, котенок Эрси удрал, а собаки с соседних улиц захлебывались от лая.

Вдруг Сяопо сделал знак палочкой, чтобы все замолчали. Он вспомнил, что Чэньма спит под лестницей и если проснется, то обо всем расскажет маме. Однако ребята так разошлись, что остановить их было невозможно. Они орали вовсю и замолчали лишь тогда, когда в горле у них пересохло. А Наньсин еще три раза крикнул: «Поехали!»

Девочки-малайки сказали, что, если бы у них был свой поезд, они в паровозе заводили бы патефон вместо гудка, потому что ничего нет противнее на свете, чем гудок паровоза.

К счастью, Чэньма спала крепко и не проснулась, так что Сяопо зря волновался.

Когда все немного отдохнули, посыпались вопросы:

— Что ты пел?

— А я хорошо пел?

— Я сам не знаю, что пел. А тебя совсем не слышал. Смешные ребята!

Ведь когда сам поешь, очень трудно слышать еще и соседа. Кончилось пение, и опять стало скучно.

— Во что бы еще поиграть?

— Давайте в «долой»! — предложил Сяопо.

— А как это? — спросили все в один голос.

Дело в том, что Сяопо приходилось бывать с папой на митингах, и каждый оратор, который хотел, чтобы ему аплодировали, непременно должен был крикнуть: «Долой!» После этого все начинали хлопать. Приветствуют, например, директора школы. Тишина. Но стоит ученикам крикнуть «долой», как сразу же раздаются аплодисменты. То же самое на свадьбе. Крикнет свидетель «долой», и все громко аплодируют. Это вовсе не значит, что директора или жениха с невестой хотят гнать: просто слово «долой» — своего рода сигнал к аплодисментам.

Так было не только на