Вячеслав Имшенецкий - Тайник комиссара Страница 9

— Пущай сходят, Вера Ивановна. Мой их в обиду не даст, с ним не заблудятся.

Таня смутилась, потому что женщины внимательно на нее смотрели, а когда она в сенях брала Петькин компас и нож, то услышала, как тетя Нюша тихо сказала:

— Славная девочка.

А Тимкина мать добавила:

— В случае чего, Вера Ивановна, рассчитывай на нас, ребенку пропасть не дадим.

Таня быстро вышла на улицу. Компас и нож Петька положил в свои бездонные карманы и спросил Таню:

— Молоко пила?

— Нет.

Петька вошел в избу, налил полную кружку молока и вынес.

— Пей.

Место, где рыбачили ребята, оказалось далеко в тайге. Долго они шли по широкому распадку, потом таежная тропа вывела их к небольшому лесному озеру. Оно было мутное, потому что в него впадало сразу два ручья, вытекала широкая, но мелкая речушка. Вода в ней едва покрывала большие валуны. Речка так грохотала камнями, что ее, как сказал Тимка Булахов, прозвали Большая Шумиха. Сверху по воде плыла клочками пена.

Рыболовные морды были похожи на круглые, плетенные из тонких прутьев корзины. Отверстие в корзине закрывалось дверкой, похожей на воронку, с дырой посередине. В эту дыру, объяснил Шурка Подметкин, заходит рыба, а обратно выйти не может и попадается.

Тимка, Шурка и Люба Тороева, взяв длинные палки, полезли в воду искать морды, которые они поставили еще вчера, а Петька с Таней под самой скалой разводили костер, как велел Тимка. Раздирая на кусочки бересту, Таня тихо спросила:

— Петька, мы же все равно пойдем искать пещеру, да?

— Обязательно пойдем, Таня, и позовем с собой Тимку и Шурку Подметкина. Любу не возьмем, она еще маленькая.

— А если они не пойдут?

— Пойдем с тобой вдвоем.

— Эй, помогите нам!

Ребята подняли со дна огромную морду, но вытащить из воды не могли — скользкая, она вырывалась из рук. Петька на бегу засучил штаны и по камням бросился на помощь. Вчетвером они едва-едва вытащили тяжелую морду на камни. Из всех щелок текла вода, а внутри тяжело билась рыба. Вторая морда стояла почти у самого берега и оказалась пустой, если не считать двух маленьких налимчиков. Рыбу Тимка вывалил на берег, осмотрел ловушки, поправил их и, положив приманку, опустил снова в воду у самых коряг.

— Завтра, если ветра не будет, налимы попадутся, — улыбнувшись Тане, сказал он.

Больших рыбин Тимка раздал ребятам, каждому по две штуки.

— А мелких слопаем сейчас.

Маленьким складным ножичком Тимка с Любой стали чистить рыбу. Ножичек был совсем тупой, и Петька достал из кармана свой трофейный.

— Ого, какой ножище! — воскликнул Шурка. — Твой?

— Мой, в сбитом немецком самолете нашел. У меня еще одна штука есть, — и Петька показал им компас, снятый с фашистского бомбардировщика.

Рассматривая Петькины трофеи, ребята спрашивали о войне, о танках, о фашистах.

— Собраться бы всем мальчишкам да на фронт, — сказал Тимка, — да надавать им…

— Руками фашиста не сразу остановишь, — с горечью произнес Петька. — Нужны самолеты и танки.

Таня заметила, что у Шурки и Тимки глаза стали суровые, а маленькие кулаки крепко сжались.

Трещал костер. Искры летели высоко-высоко в голубое небо. Блики огня отражались в черных глазах ребятишек.

Люба Тороева обняла Таню и сказала Тимке:

— Рыбу надо жарить, а то я, однако, с голоду помру.

Тимка судорожно вздохнул и стал орудовать Петькиным ножом. Каждую рыбу он рассекал пополам, вдоль хребта, и подавал Шурке, а тот нанизывал половинки на острые палочки и втыкал палочки в землю, наклонив их над костром, чтобы рыба была в огне. Тимка, посыпая рыбу солью, поворачивал куски то одной стороной к огню, то другой, Когда рыба поджарилась и стала золотистой, первый кусок Люба подала Тане. Рыба вкусно пахла костром.

Домой вернулись под вечер, и Таня сразу легла отдохнуть. А Петька долго сидел с бабушкой на крыльце. Он смотрел на Байкал, на горы и не говорил ни слова.

— Петька, ты, почему сегодня неразговорчивый?

— На чердаке карт нету. Их, наверное, кто-то давно выбросил.

Чтобы не напугать бабушку, Петька не сказал про бинты и про свои подозрения на Мулекова.

Вера Ивановна молчала и следила, как над Байкалом в сумерках мечутся какие-то птицы. Вечерний ветерок приносил тонкий запах цветов. Тайга засыпала.

— По одному дневнику ты навряд ли составишь маршрут. Сколько экспедиций…

Петька вздрогнул:

— Значит, не искать?

— Не горячись. Ты весь в своего отца, никогда не выслушаешь. — Бабушка пододвинулась к внуку: — Была я сегодня у Торбеева. Рассказала ему о дневнике командира и о твоих планах.

— А если он кому-нибудь…

— Да ты что такой недоверчивый стал? Я Торбеева шестьдесят лет знаю. В гражданскую войну он с твоим дедом каппелевцев бил, белочехов бил, барона Унгерна бил… — Вера Ивановна перевела дыхание. — Так вот, Петька, он попросил причитать ему дневник. Может, говорит, удастся расшифровать маршрут Быль-Былинского. Я бы, мол, тогда сам с ребятами прошелся по тайге-матушке.

— Это же хорошо, бабушка!

— Я и сама знаю, что хорошо, но раны-то у него еще кровоточат. Подождать, Петька, надо.

— А мы подождем, когда он полностью поправится.

На крыльцо вышла Таня, ладошкой протерла глаза.

— Я лежала, лежала, да и заснула, а сейчас проснулась и не знаю, утро теперь или ночь? Мне без вас вдруг страшно сделалось.

Сумерки сгустились. В траве прямо у крыльца трещали кузнечики. В дровянике мирно спала коза Майка. Вдруг откуда-то вырвалась черная птица, обогнула домик, крыльями чуть не задев лица сидящих, и так же стремительно скрылась в темноте. Таня не успела испугаться и только прижала руки к груди.

— Танечка, что ты, — бабушка обняла девочку.

— Я только что сон про птицу видела. Как будто все мы птицы. Петька — птица, я птица и вы тоже птица. И как будто вы из гнезда улетели, а мы с Петькой остались одни и мне страшно-страшно стало. Я хотела проснуться и не могла, а черная птица такая же, которая только что пролетела, ходит вокруг нас и на дощечках следы от лапок оставляет.

— Глупые мои, — поднялась на ноги бабушка, — куда же я от вас улечу, да еще черной птицей. Пойдемте-ка лучше спать.

Глава 9

Едва только солнечные лучи заскользили по Байкалу, Петька вышел во двор и занялся домашним хозяйством. Мелко расколол десять тяжелых чурок, сложил дрова и два раза сходил к берегу за водой. Вспомнив бабушкин наказ, починил старую метелку и аккуратно подмел двор. Устав, сел на крыльцо и слушал, как в лесной тишине кукует кукушка. Стал считать вслух: «Один, два, три, четыре, пять…» Птица куковала не останавливаясь.

— Ого, — воскликнул Петька, — целых сорок лет проживу.

Услышав Петькин голос, коза Майка завозилась в дровянике и даже тихонько мекнула. Петька посмотрел на нее в щель сарая. Коза тоже посмотрела на Петьку. И Петька заметил, что глаза у Майки карие, а ресницы длинные и черные. Майка затрясла торчащим кверху коротеньким хвостиком и стала легонько бить рогами в дверь.

— Майка, может, ты есть хочешь?

Коза подошла к щели, через которую они смотрели друг на друга, и понюхала Петькин нос. Петька почувствовал ее теплое дыхание и засуетился:

— Сейчас, Майка, сейчас! Я нарву тебе травы, и водички холодной дам.

В ответ на Петькино обещание коза со всей силой ударила рогами по двери, просясь на волю.

— Сейчас, Маечка, сейчас!

Петька перескочил через ограду. Там, между изгородью и скалой, росла сочная кудрявая трава с какими-то крохотными белыми цветочками. Петька нарвал целую охапку и, прижав ее обеими руками к себе, перелез через изгородь обратно в ограду. То, что он увидел, очень удивило его. Дверь сарайчика была открыта настежь, а коза Майка стояла возле крыльца и аккуратно, стараясь не замочить черную бороду, пила из ведра воду, которую Петька только что принес с Байкала. Заметив Петьку, Майка тряхнула бородой, подошла к нему и стала есть траву прямо из рук. Убегать к Подметкиным она, видно, не собиралась. Петька положил траву на землю, еще раз восхищенно посмотрел на Майку и пошел в дом.

Коза Майка удивила еще больше, когда Петька, Таня и бабушка пришли ее доить. Увидев зеленую кастрюлю, коза сама подошла к сарайчику и встала, прижавшись боком к стенке. Стояла она спокойно, даже ремень на рога не пришлось надевать. И пока бабушка доила ее, жевала траву и мелко трясла хвостиком.

Напившись парного козьего молока, Петька с Таней пошли к деду Торбееву читать дневник командира. Избушка деда стояла на самом краю поселка прямо в лесу. Она была маленькая, но крепкая, сделанная из толстых почерневших бревен.

Чердака у избушки не было, крыша лежала прямо на домике и засыпана была толстым слоем земли. А сверху росла трава и даже маленькая березка.

По гладкому бревну, зеленому от водорослей и тины, они перешли через тихий ручеек. Он вытекал струйкой тут же, из трещины в скале. На крылечке домика лежала большая тощая собака. Она спала, но ее уши слегка шевелились. Когда Петька и Таня, остерегаясь, подошли почти вплотную, собака встала на длинные ноги и хрипло тявкнула. Потом, крутя головой, понюхала воздух и спокойно отошла к двери, чтобы не пугать ребятишек. Петька заметил, что губы у нее седые, как будто в пудре, зубы желтые, клыки почти стертые.