Семь фунтов брамсельного ветра - Крапивин Владислав Петрович Страница 9

– Уникум…

А когда Лоська ушел, Илья стал внушать мне, что Лоську надо направить к хорошим наставникам. “Тогда дитя через какое-то время потрясет основы шахматного Олимпа”.

На следующий день я спросила у Люки:

– У вас во Дворце есть шахматный кружок? Надо там показать Лосенка, Илья говорит, что он будущий Карпов и Каспаров.

Люка и Лоська были уже знакомы и относились друг к другу вполне по-приятельски. Люка сказала, что кружок есть и даже работает, несмотря на летние каникулы. Мы стали уговаривать Лоську пойти и записаться. Он, конечно, сперва упирался. Во-первых, говорил, что шахматы для него это так просто, вроде забавы и способа раздобыть “на мелкие расходы”. А во-вторых…

– Кто меня туда пустит… – он крутнул поясницей, и его перемазанные штаны взметнулись, как истрепанное в походах знамя, а рыжая футболка с дыркой на пузе перекосилась.

– У тебя что, нет приличных штанов и рубашки? – спросила бесцеремонная Люка.

Лоська сказал, что есть. Но к чистым рубашкам пыль и мусор все равно пристают почти сразу, а свои “пижонские и почти новые” джинсы он терпеть не может, потому что в них жарко и “внутри они как тёрка”.

– Придется потерпеть, – безжалостно решила Люка.

Приодетого и причесанного Лоську мы привели во дворец. Люка чувствовала себя здесь хозяйкой, сразу отыскала нужную комнату (с двумя большими шахматными конями на двери), безбоязненно шагнула через порог, потянула меня и втолкнула Лоську.

С десяток мальчишек и девиц – лет от восьми и до шестнадцати – сосредоточенно молчали за шахматными столиками с двойными часами. Худой горбоносый гроссмейстер с круглыми очками, лысиной и кудряшками на висках двигался на цыпочках между столиками, поглядывал, что-то говорил вполголоса. Люка нарушила чинную тишину отчетливым “здрасте” и вопросом, можно ли записать новичка.

Все заоглядывались. Гроссмейстер слегка поморщился, но вежливо (культурный же человек!) разъяснил, что запись новичков будет проводиться в сентябре.

– Но настоящий талант не может ждать! – дерзко заявила Люка.

Гроссмейстер обвел нас взглядом поверх очков и пожелал узнать, “кто именно носитель объявленного выше таланта”.

– Вот он! – Люка двинула вперед страдающего от джинсовой “терки” и смущения Лоську.

– И юноша готов продемонстрировать свои способности? – осведомился гроссмейстер. Лоська буркнул, что готов.

– Кто хочет посмотреть, каковы данные молодого человека? – учтиво спросил руководитель своих питомцев. Захотел парнишка лет четырнадцати – круглощекий и простоватый на вид, он только что разгромил свою партнершу, кудрявую цыганистую девицу. Молча показал “юноше” на освободившийся стул. Я увидела, что Лоська вмиг позабыл про все неудобства. Слегка напружинился. Сел, полушепотом сказал противнику:

– Только давай быстро, блиц.

– Н-ну… давай, – парнишка надавил кнопку часов…

Через две минуты с Лоськой захотели сыграть сразу двое. Потом выстроилась очередь… Гроссмейстер стоял за спиной Лоськи, согнув спину, и чесал снятыми очками лысину…

Мы поняли, что это надолго. Люка шепнула Лоське “мы пока погуляем, без нас не уходи” и повела меня показывать дворец.

Фрегат “Виола”

1

Дворец Детского творчества иначе называют Арамеевским. Потому что в начале девятнадцатого века это громадное здание построили по заказу Модеста Арамеева, владельца золотых приисков и всяких заводов. Потом у дворца было много других хозяев, но название осталось по имени первого. После революции там размещались то армейские штабы, то какие-то конторы, то грозная ВЧК, но в конце концов советская власть распорядилась мудро: велела отдать этот дом ребятам. Так появился Дворец пионеров.

Когда пионеров не стало, название сменили на другое, “неполитическое”. Но больше ничего не изменилось. Как и раньше, работали кружки, ансамбли, оркестры, секции…

Снаружи Дворец красив. В газетах любят писать: “Одно из самых привлекательных зданий старого города”. Он красно-кирпичный, с белыми карнизами и орнаментами, с витыми полуколоннами на фасаде, со стрельчатыми окнами и чугунными решетками балконов и наружных лестниц. Одни говорят – “викторианский стиль”, другие – “готический”. А самые умные специалисты морщат нос – “эклектика”, то есть безграмотная смесь стилей. А по мне так и пусть смесь, зато красиво.

Дворец тянется по склону невысокого холма – в центре он трехэтажный, в других местах – один или два этажа. Над фасадом – круглая башня (в ней дворцовый планетарий), по углам – тоже башенки, только поменьше и остроконечные… Иногда глянешь, и кажется – не дом, а целый городок.

Фасадом и широким крыльцом Дворец выходит на мощеную площадь Повстанцев, посреди которой памятник декабристам – три бронзовые фигуры в треуголках и длинных шинелях. А сзади ко дворцу примыкает большущий вековой парк, в нем всякие беседки, пруды и даже маленький водопад…

Но это все – снаружи, а сейчас мы с Люкой шли внутри дворца. Я бывала здесь и раньше, но все как-то по определенным делам – то на концерте в зрительном зале, то с экскурсией в планетарии, а побродить по всему зданию не случалось. Только теперь я поняла, какой он громадный, Арамеевский дворец. Гораздо больше, чем при взгляде с улицы, хотя и тогда он кажется великаном.

По случаю каникул было здесь малолюдно, иногда на целом этаже ни одного человека. Но все же время от времени откуда-то доносились голоса и фортепьянные гаммы. В одном из холлов два загорелых пацаненка в белых шортиках и футболках старательно гоняли над столом теннисный шарик… И почти нигде не было заперто, лишь вход в планетарий и дверь дворцовой киностудии “Фонарята” оказались на замке. Мы бродили по гулким коридорам, по винтовым лесенкам, выходили на балконы, подымались в башенки, разглядывали выставку картин и скульптур ребят– художников… Было просто здорово, что можно вот так гулять и никто тебя не останавливает, не прогоняет. Правда, тетушки-технички поглядывали иногда, но без вопросов. Да, было хорошо. Мы ведь еще не знали о генеральских притязаниях на Дворец…

Мы заглянули в комнату “Любимые герои”, где на стенах нарисованы всем известные книжные персонажи. Крохотная девочка сидела у рояля и старательно играла нехитрую мелодию. Мы попятились, чтобы не мешать и когда оказались в коридоре, я увидела дверь с латунным барельефом-корабликом.

– Люка, здесь корабельный кружок?

– Он самый… – Люка бесцеремонно потянула дверь, и навстречу нам дохнул запах краски, дерева, лака…

У верстаков колдовали над моделями трое ребят – один Лоськиного возраста, а двое нашего. И был еще нестарый симпатичный дядька в синей штурманской куртке и со светлой шкиперской бородкой. “Шкипер и есть, – подумала я. – Наверно, руководитель”.

– Добрый день. Можно нам тут посмотреть? – по свойски обратилась к Шкиперу Лючка.

Шкипер покивал:

– Сколько угодно. Если только без касаний. А то, знаете ли, есть посетители, у которых глаза на кончиках пальцев. Не успеешь оглянуться, как у судна нет бушприта или брашпиля…

– Нет, мы без пальцев, – заверила Люка и спрятала руки за спину. Я, глядя на нее, тоже. (А мальчишки даже не посмотрели на нас).

Мы пошли вдоль стен. В несколько рядов тянулись полки, и на них белело парусами, светилось желтым лаком, пестрело флагами и разноцветными трубами, синело бортами крейсеров и эсминцев корабельное царство…

Я сразу всеми нервами ощутила опять свою давнюю мечту: чтобы дома, над полкой с заветными книжками, стояла большая модель парусника. С такими вот миниатюрными, но будто настоящими штурвалом, шпилем, шлюпками, с тугими лесенками вант, с подобранными к реям тонкими парусами, с притянутыми к лакированному борту якорьками… А что если…

Бывает, что я вмиг принимаю решения.

– Скажите, пожалуйста, к вам можно записаться?

Шкипер взялся за бородку.

– М-м… Несколько неожиданный вопрос. Здесь ведь не секция кройки и шитья.