Алла Озорнина - Золото Серебряной горы

Алла Георгиевна Озорнина

Золото Серебряной горы

Пролог

Петька чуть ли не наизусть помнил все письма, приходившие из далекого Забайкалья. После каждой весточки оттуда он доставал карту России и мысленно ставил точку у самой ее границы с Китаем. Именно там, по его предположению, и располагался удивительный горняцкий поселок под названием Благодатный! На карте обозначен он не был. Петька считал это величайшей несправедливостью. Ведь судя по письмам дяди Миши, родного дяди отца, поселку этому не было в мире равных. Впрочем, тетрадные листки, вложенные в конверт и исписанные аккуратным мелким почерком, вряд ли можно было назвать письмами. Это были скорее всего оды тому месту, в котором дядя Миша прожил почти пятьдесят лет.

«Вот смотрю я на мир через экран телевизора, — писал он, — и ужасаюсь тому, что происходит в стране. Предприятия стоят, люди не знают, чем им заняться, преступность растет. То ли дело у нас в Благодатном, на этом островке российского благополучия! Рудники, старый и новый, работают в три смены, зарплату горняки получают исправно. По поселку можно ходить хоть ночью, никто тебя и пальцем не тронет. Вон в газетах пишут, что те, у которых есть деньги, так и норовят убежать за границу. Там, мол, хорошо живется. Ни фига подобного! Тут недавно один знакомый из районного центра съездил в Америку в составе какой-то там делегации, так до сих пор плюется. Как, говорит, у них там все убого, примитивно. И освещение, говорит, на наших улицах куда ярче, чем в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе.

Да, Константин, между прочим, я же тут ботанический сад развел. Самый настоящий. Не веришь? А приезжай, посмотришь. Возьми на недельку командировку, и — вперед! Представляешь, вечная мерзлота и — круглый год — цветы! Правда, пока еще только гладиолусы да георгины, но скоро собираюсь развести и розы.

А если уж быть до конца откровенным, то, Константин, твоя журналистская хватка здесь ох как пригодилась бы!»

Или вот еще письмо:

«Эй вы, москвичи! Видели ли вы наши забайкальские красоты? Представляете ли наши восходы и закаты? Еще не пробило и шести, а небо за Лысой сопкой уже начинает светлеть. Из темного, почти черного, оно превращается в бирюзово-зеленое, потом розоватое. Сопка в этот момент похожа на огромную голову сказочного великана. Потом из-за ее макушки появляется ярко-красный диск солнца. В этот момент мне особенно остро жаль вас, несчастных отпрысков цивилизации: что вы можете видеть из окон своих многоэтажных каменных мешков? Какие светлые мысли могут возникнуть в головах вдали от природы? К тому же, вдумайтесь только, жизнь ваша отстает от нашей на целых шесть часов! Мы уже встречаем новый день, а вы еще только провожаете старый».

Часть I. «Фортуна»

Глава 1. Мечты сбываются

Петька один из первых плюхнулся в кресло самолета, откинулся на его спинку и облегченно вздохнул. Свершилось! Даже не верится, что буквально через несколько минут он отправится в далекое Забайкалье. Впрочем, если вдуматься, то как раз в этом ничего удивительного не было. Просто Петька еще раз убедился в том, что рано или поздно все мечты сбываются. А потому во внутреннем кармане его куртки лежал свернутый вдвое листок бумаги, на котором были записаны два новых заветных желания: посетить шахту и стать участником какой-нибудь загадочной, таинственной и непонятной истории. И главное, такой же психологически напряженной, как в произведениях Агаты Кристи.

Говоря по правде, еще совсем недавно Петька не любил детективов. Только забавы ради почитывал иногда детские из серии «Черный котенок» и «Твой детектив». Взрослые же детективы казались ему либо примитивными, либо с таким закрученным сюжетом, что напоминали большую головоломку. И вот однажды в гостях у Поповых, где Петька был вместе с родителями, ему на глаза попалась книга этой английской писательницы. От нечего делать он пробежал одну, другую, третью страницы, да так и не заметил, как прочитал половину произведения. С тех пор, днем и ночью, он только и мечтал, чтобы и с ним произошло нечто такое, что случалось с героями книг Агаты Кристи. Но где? В школе и дома это было просто невозможно. А вот путешествие за шесть тысяч километров определенно давало такой шанс. Петька вспомнил, что слышал где-то о том, что мысль материальна и что мечты рано или поздно сбываются. А чтобы это было наверняка, перед самым отъездом в аэропорт, Петька вырвал из тетради листок бумаги и написал:

«Хочу:

1. Стать участником жуткой, загадочной и, главное, психологически напряженной истории, как в книгах Агаты Кристи».

Потом подумал и добавил:

«2. Походить по руднику. Посмотреть, что там и как».

Петька сложил листок вдвое и положил во внутренний карман пиджака. Поближе к сердцу. Совсем недавно из какого-то журнала он узнал, что такие нехитрые действия, как перенос своих желаний на бумагу, как бы гарантируют то, что рано или поздно они сбудутся. А в самый последний момент Петька бросил на дно сумки еще и книгу рассказов и повестей английской писательницы. Он верил, что книга еще больше притянет к его судьбе то, о чем он мечтал.

Надо сказать, интересы Петьки были обширны и разнообразны. Английский язык, психология, журналистика — вот далеко не полный перечень его увлечений. И везде-то он был первым, и везде-то он успевал. А все благодаря чему? Как полагал Петька, благодаря, его замечательной, удивительной и прекрасной во всех отношениях фамилии. Он был убежден, что вовсе не имя, как утверждали некоторые, а именно фамилия играет решающую роль. А потому с усмешкой и даже несколько свысока смотрел в магазинах на блестящие обложки книг, в которых якобы раскрывались тайны имени. Вот чудаки люди Татьяны, Анны, Александры — сколько же их на белом свете с одинаковым сочетанием букв и звуков. И что же, всем предопределен одинаковый жизненный путь?

Мало того, Петька считал, что фамилия накладывает неизгладимый отпечаток и на характер человека. Ну вот, например, он никогда не женился бы на девушке по фамилии Тряпкина. Или Мочалкина. Потому что какими бы замечательными качествами она не обладала, Петьке было совершенно ясно, что понять симфоническую музыку ей не под силу, так же как не под силу отличить картины Айвазовского от картин других художников, изображающих море. И даже если когда-нибудь эта юная особа возьмет прекрасную Петькину фамилию, уже ничего не изменится. Ее собственная пустит к тому времени в душе избранницы такие глубокие корни, что не хватит и ста лет, чтобы их выкорчевать.

Да, Петьке все-таки страшно повезло, что не был он ни Ивановым, ни Петровым, ни Мухиным и не Перепелкиным, а уж тем более, ни Корякиным или Кукишкиным. Он был — Бумажкиным! И хотя он толком не мог объяснить, чем же хороша его собственная фамилия, но всем нутром чувствовал, что это именно то, что ему нужно. И конечно, решающую роль в этом играл суффикс «жк». Ведь не будь его, был бы Петька Бумагиным — серым, безликим и приземленным. А тут — Бумажкин — серьезный, основательный и в то же время воздушный; переменчивый и быстрый.

Был, правда, и у Петькиной фамилии один небольшой изъян. Новые учителя поначалу называли его не Бумажкиным, а Букашкиным. Но и это Петька в конечном итоге превратил в положительный факт. «Хорошо, что хоть Какашкиным не называют», — каждый раз в таких случаях думал он и снова радовался жизни.

В общем, с фамилией Петьке повезло, а вот со внешностью… Толстые губы, нос и щеки в бурых конопатинах, торчащие в разные стороны непокорные волосы апельсинового цвета, да еще и очки на переносице — таким был ученик девятого «Д» класса восемьсот тридцать второй московской школы. Но и это можно было пережить, поди не девчонка, но вот рост, рост был главной причиной Петькиных переживаний. В свои четырнадцать лет он едва смахивал на десятилетнего. И даже во время регистрации на посадку в самолет служащая аэропорта несколько раз пристально посмотрела на лицо Бумажкина, сверяя его с фотографией на паспорте. На самом ли деле это он собственной персоной, а не младший брат владельца этого документа. И если бы не вмешательство родителей, то не известно, находился бы сейчас Петька в авиалайнере или нет.

К счастью, теперь все аэродромовские перепетии были уже позади и голова Бумажкина, словно на шарнире, вращалась в разные стороны. Он был приятно возбужден и пытался охватить взглядом все: и здание аэропорта, и толпящихся у трапа пассажиров, и тех, кто уже вошел в салон. Вот появилась дамочка в норковой шубке, со вздернутым носиком и ярко накрашенными губами. «Фифа», — назвал ее про себя Петька. Вот тощий, словно засушенная селедка, военнослужащий. Шинель болталась на нем как на вешалке. Вот толстая бабка с огромными узлами в руках…