Владимир Кузьмин - Звезда сыска Страница 11

10

Следователь с помощниками уехали, а я отправилась посмотреть, что творится в театре. Театр бурлил. Но бурлил вполголоса и совершенно безрадостно. Труппу допрашивали по очереди еще один судебный следователь со своим помощником. Видимо, делу придавалось самое серьезное значение, раз привлекли столько сил! Большинство отпущенных после допроса, а из числа труппы так и вовсе никто не расходились, оставались в театре и обсуждали происшествие. В основном строились догадки: кто, как да почему? Но толковых мыслей не высказывалось. При моем появлении все кинулись ко мне, полагая, что я могу знать больше. Вот только сказать я могла лишь то, что и так было уже известно. Но от меня все равно не отставали с расспросами, что было несколько бестактно, потому как судачить о гибели людей мне было тяжело.

Спасли меня дедушка и господин Корсаков. Они вернулись от хозяина театра господина Королева, к которому ездили сообщить, что из-за траура труппа на этой неделе представление давать не будет. Евграф Иванович отнесся со всем пониманием и даже сделал большее. Во-первых, он велел сумму аренды, причитающуюся за пользование театральным зданием в этом месяце, ему не передавать, а использовать на похороны. Потому как все, кто служил при театре, были для него не чужими. Во-вторых, сообщил, что намерен объявить серьезный приз за поимку преступника и сегодня же даст соответствующие распоряжения.

Получалось, что к вопросам следствия все должны отнестись с пониманием еще и потому, что часть приза достанется любому сообщившему любую важную деталь, способствующую поимке преступника. Это не слишком вдохновило — каждый и так старался рассказать буквально все. Но отношение господина Королева к общей беде все оценили высоко.

Кое-кто даже отказался забирать деньги, уже собранные на похороны по подписному листу. Оставшиеся их поддержали. Пусть на фоне денег, пожертвованных хозяином театра, это были жалкие крохи, но каждый считал своим долгом поучаствовать в этом деле.

— Господа! — перебил вновь поднявшийся шум господин антрепренер. — Я полностью разделяю ваше желание. Тех денег, которые у нас сейчас образовались, хватит и на хорошие похороны для наших товарищей, и на то, чтобы оказать помощь родственникам погибших. Другое дело, что господин Шишкин был совершенно одиноким человеком. Но у Алексея Ивановича здесь в городе семья осталась. И у Михеича, то есть у Григория Михайловича, дочь в Ярославле живет. Точно знаю, что он ей время от времени деньги переводил через почту. Я предлагаю прямо сейчас создать комиссию по организации похорон, которая и решит все эти и прочие возникающие вопросы. Если никто не возражает, то пусть комиссию возглавит Афанасий Николаевич, который ближе других был знаком с погибшими. Я сам готов в нее войти. Так что, кто готов помочь в этом печальном деле, записывайтесь.

Готовы были все, но Александр Александрович быстро пресек поднявшуюся суету и сам отобрал в комиссию еще двух человек Екатерину Дмитриевну и артиста Тихомирова. Иван Иванович Тихомиров был по артистическому амплуа комиком, но при этом человеком рассудительным и деловым. Впрочем, как раз комики этими качествами отличались чаще иных артистов.

— А что, господа, не подскажет ли кто, где найти в этом городе приличного гробовщика? — спросил Александр Александрович, закончив с составом комиссии. — Ранее нас бог миловал, и нужды знать такое не было.

— Да чего ж его искать? — отозвался швейцар Михалыч. — Они уж сами прибыли. Двое сразу. В буфетной дожидаются.

— Так мы пойдем в мою гримуборную, а ты окажи любезность и проводи их к нам.

Следующие два дня прошли суматошно, но невесело. Отпевали погибших в Благовещенском соборе, в двух шагах от нашей с дедушкой квартиры. Храм был красив и богат, иконы мерцали в свете лампад и свечей серебром и даже золотом окладов. Лучились прозрачной чистотой лики святых, глядевшие, казалось, прямо в закрытые глаза покойных. По такому поводу в соборе собрали лучших певчих, и церемония получилась торжественной и печальной до слез. Но я до конца не утерпела, столь грустно стало на душе. Шепнула деду, что на кладбище не поеду и на поминки не пойду. Он с пониманием погладил меня по плечу и говорить ничего не стал. Я еще постояла у ворот собора, провожая взглядом удаляющуюся процессию, и побрела домой.

В комнате было одиноко. Я села с раскрытой книгой, да так и просидела, не прочтя ни строки до самого возвращения дедушки. Тот вернулся усталым и трезвым, похоже, что без Михеича, с которым он так сдружился, ему и вино пить было в тягость.

11

На следующее утро я проснулась рано и никак не могла придумать, чем себя занять. Как жалко, что нет репетиций! Может, в привычной артистической кутерьме за кулисами было бы не столь тоскливо. Невольно мысли переключились на свершившееся в театре преступление. В который раз я принялась вспоминать все, что произошло, все, что случилось до этого, с самого дня нашего приезда. Ничего в голову не приходило. Не могли убитые дать повод преступнику для убийства. Даже господин Шишкин, знакомства которого мне не нравились, вряд ли мог совершить нечто такое, за что убивают. Потом я стала перебирать в уме лица тех, кого видела в театре в тот вечер. Труппу и обслугу я знала неплохо. Труппу так, можно сказать, очень даже хорошо знала. И большую часть гостей, приглашенных купцом на фуршет, тоже хоть как-то, но знала. Были это люди известные, по большей части весьма богатые, так что подозревать их было, по меньшей мере, глупо. Оставались совсем уж неизвестными лишь молодые люди, которые, по словам Дмитрия Сергеича, «напросились присутствовать», да официанты, приглашенные гостей обслуживать.

Чужая душа — потемки, это отрицать невозможно. Но даже с такой поправкой я не могла представить, что кто-то из людей, служивших при театре, был способен на такое злодейство. Ни те из них, кто был высок, ни все прочие. То же смело можно было сказать и об официально приглашенных.

Получалось, что опять-таки остаются официанты и компания молодежи. Вот бы получить от господина следователя весь список да самой посмотреть на каждого! Хотя список мне никто не даст, но его можно попробовать и вычислить. Расспросить того же Петрушу, может, он кого знает. Даже, наверное, знает многих! Возможно, и молодые актеры могли водить с кем-то из той компании знакомство. С другой стороны, полиция лучше моего со всем этим разберется. Тем более что искать надо не рассматривая подозреваемого, а изучая его прошлое. Потому как помимо роста была, пожалуй, еще одна зацепка. Поразмышляв, я уже давно пришла к выводу, что стрелявший был человеком более чем опытным в стрельбе. Уж очень точны были попадания и очень быстро прозвучали вслед друг другу два последних выстрела. Так что стрелявший либо служил (а может, и по сей день служит!) в армии или полиции, либо… Всяких либо получалось довольно много, но от раздумий по этому поводу меня отвлек почтальон. Пришел ответ на мое письмо о возможности сдачи экстерном экзаменов за шестой класс гимназии. Ответ был положителен, и даже дата и место были указаны. Местом почему-то была определена не женская гимназия, а Первая мужская. Что, впрочем, ровным счетом ничего не значило. Мне все едино, где экзаменоваться, хоть в казармах пехотного полка. Те, пожалуй, что и ближе будут. Другое дело дата. До нее оставалось всего-то две недели. Нет, я могла бы сдать экзамены хоть сегодня, но все же хотелось еще раз просмотреть все, что было изучено, сверить с присланной программой и просто настроиться.

Тут же выяснилось, что необходимо купить новую тетрадь, да и писчая бумага заканчивалась. Я обрадовалось всем этим свалившимся заботам, необходимости посетить книжный магазин и просто пройтись по заснеженным улицам. Опять же в книгах порыться можно будет, вдруг поступили в магазин какие новинки? Тогда и дома сидеть станет не столь тоскливо.

Я быстро собралась и вышла на улицу. Снег теперь падал каждый день, и сугробы уже получились внушительные. И на крышах домов снегу собралось изрядно, отчего они стали только наряднее. Большинство домов было украшено деревянной резьбой по наличникам и вдоль крыш, теперь к деревянным кружевам добавлялись узоры из заснеженных веток деревьев. Доски деревянных тротуаров, также укрытых снежной коркой, теперь не стучали под каблуками, а лишь изредка поскрипывали. Тихо, красиво. Меня обогнали сани, запряженные тройкой, проезжая мимо, ямщик оглушительно свистнул и, весьма довольный моим испугом, долго махал рукой. Но тройка свернула на улицу, ведущую вверх по склону Воскресенской горы, и исчезла из виду. Вскоре растаял и звон бубенцов. Вновь стало тихо и пустынно, но чувствовалось, что совсем рядом продолжается жизнь — вились дымки из труб, в домах топили печи, варили обед. Ветер порой заставлял дым прижиматься к земле и вместе с его запахом доносил запахи щей, чего-то вкусного, пекущегося прямо в печи.