Валерий Гусев - Три кило веселья Страница 11

Да, в общем, наш адмирал сорвал заслуженные аплодисменты, ему выразили уважение и благодарность, проявили достойное к нему внимание. Даже преподнесли букет цветов и коробку конфет.

Только одна девчушка, кажется, из Лешкиного класса, подняв руку, спросила:

– Скажите, пожалуйста, Егор Иванович, а как вы сбили восемнадцать истребителей? Сразу все вместе или по очереди?

Адмирал рассмеялся и ответил, что сбил он не восемнадцать самолетов…

– И откуда такая цифра взялась? – Он пожал плечами. А я догадываюсь – откуда. – Не восемнадцать, а всего два.

– А за что вам Героя Советского Союза дали?

– За роль.

– Какую?

– За роль Робинзона Крузо.

Сначала тишина, а потом все хором: «Рас-ска-а-жи-ите!»

– Можно, я лучше прочитаю? – попросил адмирал. – Рассказываю я плохо. – Тут он подумал секунду и честно признался: – И пишу – тоже. Ну, раз уж попросили – терпите.

Семен Михайлович с Жанной вынесли на сцену столик и стул, адмирал уселся, подпер ладонью свою седую, с хохолком, голову. Перелистал странички рукописи, которую достал из кармана, и надел очки.

«Некоторое время Егорка жил на катере, сдружился со всем экипажем – это были молодые, веселые и озорные моряки. Они весело готовили судно к выходу в море, весело ужинали в кубрике, весело отражали атаки самолетов.

Через три дня на катер пришел из госпиталя его капитан Кочетов, тоже молодой и веселый. Ему представили Егорку.

– Ну вот, – рассмеялся капитан. – Не боевое судно, а птичий двор получается, курятник. Капитан – Кочетов, моторист – Уткин, радист – Лебедев. Теперь и юнга – Курочкин.

Вот так просто и весело стал пацан Егорка юнгой на боевом корабле…»

Тут адмирал прервал чтение, опустил очки на нос и спросил:

– Вы, ребята, знаете, кто такой юнга? Вы думаете, что это просто самый младший матрос? Э нет! По морской традиции юнга – это помощник судового повара, кока. Он растапливает на камбузе, на кухне то есть, печку, чистит посуду, картошку, разливает по мискам флотский борщ и раскладывает макароны по-флотски.

– Значит, вы, – опять та же девчушка, – значит, вы на корабле поварешкой были? То есть поваренком?

Адмирал не огорчился, кивнул:

– Поварешкой не был, а был поваренком. Но все-таки больше юнгой. Мне форму сшили, личное оружие выдали, а на камбузе боцман (он же и кок) прекрасно без меня справлялся. Мое главное задание было – находиться при капитане и передавать его приказания, ну и наблюдать за небом и за морем. Чтобы врага не проглядеть. – И адмирал вернул очки на место.

«Когда подошел день выхода в рейд, Егорка спросил капитана:

– А можно, я еще немножко на берегу побуду?

– Ты что, боишься? – удивился капитан.

Егорка покраснел.

– Что вы, товарищ капитан. Я их не боюсь – я их ненавижу. Но я думаю – вдруг папа вернется.

Капитан обнял его за плечи и сурово сказал:

– Не жди, Егорка. Не вернется. Весь экипаж подлодки геройски погиб в первые дни войны. Ты прости – мы никак не могли тебе об этом сказать.

Опустил Егорка голову. Совсем сиротой стал. Никого у него теперь нет на свете.

А капитан угадал его тяжелые мысли:

– А мы, Егорка? Мы теперь твоя семья. Тут тебе и отцы, и деды найдутся, и братьев сколько хочешь. Вот и будем мы всей семьей за твою семью фашистам мстить, победу делать. Есть?

– Есть! – Егорка даже не всхлипнул.

Катер капитана Кочетова воевал отчаянно. Своей семьей за все семьи. Счет потопленных им вражеских кораблей рос с каждым выходом в море.

– Как на рынок за капустой ходит, – иногда завистливо говорили про него другие капитаны.

И почти все фашистские суда катер Кочетова топил торпедной атакой. А она самая сложная и опасная.

Конечно, на катере были пулеметы, появилась даже малокалиберная пушчонка, но что с ними сделаешь против окованных тяжелой броней крейсеров и эсминцев? А вот торпеда – сильное и грозное оружие.

Только вот система наводки на цель у нее… отчаянная. Катер самим собой наводит торпеду.

Такая картина. Идет караван немецких судов. Все громадины, с крупнокалиберными орудиями на борту. Окружены катерами-сторожевиками. Иногда такой караван даже истребители сопровождают. А в центре каравана, положим, находится самый главный транспорт – корабль с грузом многих тысяч тонн боеприпасов, которые он должен доставить для обстрела блокадного Ленинграда.

Как его потопить маленькому катерку? Только торпедой. И капитан дает команду:

– К торпедной атаке товсь!

Весь экипаж занимает свои места. Егорка – вторым номером у пулемета. Его задача, чтобы пулеметная лента бесперебойно бежала в пулемет, не скручивалась на бегу и не застревала.

– Лево руля! – командует капитан, наводя нос катера на борт вражеского транспорта. – Еще лево! Так держать! Полный вперед!

И катер мчится, поднимая форштевнем зеленые буруны, прямо в стаю противника, вооруженного в тысячи раз сильнее. И защищенного от него толстенной броней.

Немецкие сигнальщики и наблюдатели замечают противника. Оглушительно, до рези в ушах, взвывают сирены. Открывается шквальный заградительный огонь из всех орудий и пулеметов. С неба обрушиваются истребители прикрытия.

Когда катер мчится, не меняя курса, по строгой прямой, он становится легкой мишенью. А менять курс, вилять в стороны нельзя – иначе не пошлешь торпеду точно в цель.

Напряженный, смертельно опасный момент боя.

Катер, как стрела из лука, летит вперед. Все ближе цель. Уже видны полоски ржавчины на бортах транспорта, уже различаются панически суетящиеся фигурки матросов на палубе.

Вокруг катера густым лесом стоят разрывы снарядов, справа и слева круто ударяют в борта поднятые взрывами волны. Палубу прошивает пулеметная строчка с самолета. Кто-то из экипажа ахает и падает, заливая палубу кровью. Кто-то бросается ему на помощь.

А катер все летит и летит как смертоносная стрела.

«Пора – не пора», – закусив губу, решает на мостике капитан.

Раньше свернешь – торпеда может не достичь цели, позже – сам пораженной целью станешь. А это не только катер – красивый и быстроходный, – это еще и люди – двенадцать молодых веселых моряков.

«Пора!»

– Первая – пошла! – звенит команда.

Катер вздрагивает и чуть кренится. Тяжелая сигара, начиненная взрывчаткой, грузно плюхается за борт, вздымает тучу брызг и мчится на врага, оставляя за собой ровный, в ниточку, барашковый след.

– Вторая – пошла! – сквозь зубы дает команду капитан. Снова вздрагивает катер.

– Пошли, родимые! – машет им вслед каской боцман Ваня.

Катер круто ложится на борт, делает вираж и удирает в сторону от разрывов. Сбавляет ход. Весь экипаж не отрывает глаз от каравана.

Еще гремят взрывы, проносятся низко над морем истребители, волнуется вздыбленная и опавшая вода. Но все замерло в страшном ожидании.

И вдруг огромный стальной ржавый корабль будто подпрыгивает серединой корпуса. У его борта встает толстый ствол воды. Корпус ломается, как деревянный, и его обломки устремляются вверх. А нос и корма оседают, становятся почти вертикально и круто уходят в воду.

Вспучивается зеленая поверхность, выбрасываются на нее обломки, все кипит, перемешивается. Пляшут рваные волны над местом гибели корабля. Крики, глухие взрывы, лопающиеся на воде громадные пузыри.

С ближайших кораблей спускают шлюпки. Взлетают ракеты. Ревут сирены.

Задание выполнено.

В одном таком бою катер был подбит тяжелым снарядом с эсминца. Он разлетелся, как спичечный коробок.

Егорка пришел в себя в шлюпке. Она лениво качалась среди необозримого моря. Сверху яростно светило солнце. Вокруг сверкала морская вода. В шлюпке стонали раненые моряки. Боцман Ваня, моторист Уткин и радист Лебедев. Под решетчатыми сланями шлюпки плескалась красная от крови вода.

Егорка приподнялся, оглядел горизонт – он был ровен и пуст.

Боцман пошевелился, открыл глаза и сказал с трудом, прерываясь:

– Если ты… Егорка, шины… мне на… ногу… наложишь, то я помогу тебе перевязать… ребят.

Егорка сноровисто отодрал рейку от сланей, переломил ее пополам и, по указаниям боцмана, наложил рейки ему на ногу, примотал их толстым шнуром.

Боцман разжал зубы, вздохнул и сказал прерывисто:

– А теперь вот что… Слушай, сынок, мою команду».

Глава VI

ВОРОБЕЙ ЧИЖИК

На этом адмирал прервал чтение и пообещал довершить его при следующей встрече.

Зал загудел разочарованно. Но тут Ленка Понизовская из шестой квартиры завопила на весь зал:

– Стулья по стенкам! Танцы! – И, вскочив на сцену, подбежала к нашему адмиралу: – Разрешите пригласить вас на тур вальса. – И призналась, улыбаясь во весь рот: – Я еще никогда не танцевала с адмиралом.

Адмирал встал, выпрямился во весь свой невеликий рост, сделал красивый поклон седой головой и ответил:

– Позвольте вам, барышня, отказать, – приблизился к ее розовому ушку и что-то туда шепнул.