Мариэтта Чудакова - Портрет неизвестной в белом Страница 12

Все по-разному такую жизнь выносили.

Одному парню Рычков втайне сочувствовал. Хотя тут и ошибки никакой быть не могло, парень убил троих: жену свою, ее мать и двухлетнего своего сына… Вот такое затмение на него нашло. Сам во всем признался, во всех деталях рассказал, как дело было… Мать родная от него после суда отказалась, а это редко бывает. Ну да – он же ее всего сразу лишил: и сына, и внука единственного, и самой возможности других заиметь. А вот когда заступал утром Рычков на службу и видел, как парень этот сидит и смотрит в одну точку…

Он говорил с ним раза два. Парень себя, свою конченую жизнь не жалел нисколько – только мучительно, буквально ежеминутно жалел тех, кого убил, и в первую голову – маленького своего сына. И когда приехали как-то люди из комиссии по помилованию, предлагали – может быть, делать пожизненникам игрушки для детских домов? Чтобы хоть с ума не сойти. Все, кого спрашивали, очень радостно соглашались. А этот заключенный – нет. «Как же я буду делать что-то детям, – сказал он тихо. – У меня такого морального права нет».

Вот потому еще пожизненное правильнее высшей меры – оно для раскаяния дается. Кто может, конечно, раскаяться.

А совсем недавно привезли на отбывание парня – тот будто сам не свой. Сидит, уткнув голову в ладони, и все. По приговору – девушку убил семнадцатилетнюю, в Сибири где-то. А самому – девятнадцать только что исполнилось. И – все. Кончена жизнь.

«Вот что люди со своей жизнью делают», – в который раз подумал Рычков.

Глава 17

В Заманилках. Мобута

Мы начнем эту главу издалека. Иначе кое-что останется неясным.

Была в Африке такая Республика Конго. Это бывшая колония Бельгийское Конго. (Там неподалеку, в бассейне реки Нил, было – и сейчас есть – озеро Мобуту-Сесе-Секо.) В 1960 году она добилась независимости. И тогда первым ее премьером стал борец за эту независимость – некто Лумумба. Но вскоре там началась буча, его отстранили, а в следующем году убили. А главнокомандующий армией Жозеф Дезире Мобуту через несколько лет стал президентом этой страны. Потом страну назвали Заир, а президенту присвоили такое имя (сейчас поймете, почему упомянуто озеро) – Мобуту Сесе Секо Куку Нгбенду Ва За Банга. И правил он там – диктаторствовал – не поверите: до 1996 года!

Те солдаты, которых советская власть в 1980-е годы посылала воевать в неведомый им Афганистан, объяснив наскоро, что они должны быть готовы погибнуть там за высшие интересы своей страны, ничего этого не знали. Только слышали краем уха имя – Мобуту, связанное вроде с чем-то нехорошим. Потому что его подозревали в причастности к убийству Лумумбы, а Лумумбу советская власть очень за что-то полюбила и даже его именем назвали в Москве университет Дружбы народов. Там учили африканских, азиатских, латино-американских и прочих студентов на врачей, геологов, инженеров, а также кое-кого из них (уже не очень о том распространяясь) – на террористов. И некоторых выучили. Это были, так сказать, «наши» террористы. Они устраивали у себя на родине взрывы и всякое такое, свергали своих «не наших» правителей и старались организовать в Африке и на других материках жизнь по-нашему – эфиопский, анголезский и прочий социализм. Наше государство в этом потихоньку помогало. Такая была дружба народов.

Но речь опять не об этом. А о том, что в Афганистане десантники стали называть тех, кто в военных действиях не участвовал, мобутами. Откуда это пошло – никто не помнил. И даже никто не мог уже сказать, что это значит-то. Мобута и мобута.

Вообще-то так часто бывает. Вдруг понравится никому не понятное слово – звучит хорошо! И присобачат его куда-нибудь, куда оно вовсе и не относится, и приклеилось, и пошло, пошло – уже не отлепишь.

Такой мобута шел сейчас по главной улице села Заманилки, что в нескольких километрах от Оглухина – если идти напрямки, по лесу.

Когда-то служил он в Афганистане – заместителем начальника склада. Склад был продуктовый. Начальник – старший сержант – потихоньку приторговывал – тушенкой и сгущенкой. Мобута (будем пока его так называть) сначала только присматривался, потом тоже осмелел.

Перевели его на склад боеприпасов. Но и там, как выяснилось, умный человек не пропадет.

И домой мобута вернулся не только с чеками (особые такие деньги-сертификаты, на которые в специальных магазинах под названием «Березка» можно было купить то, чего в обычных не было, от сервелата до хороших книг), которые всем «афганцам» выдавали, но еще и с кое-каким приварком.

Тут и кончилась война в Афганистане. И вывели оттуда все войска.

Все, кто остались живы, вернулись домой. И оказалось, что жить дома – трудно. Никто из тех, кто жил рядом, не видел разорванных на куски людей, не знал, как это – провожать на борт «Черного Тюльпана» (так прозвали бойцы самолет АН-12) груз 200, который на самом деле – твой приятель, два дня назад весело смеявшийся… И еще – вдруг ты понял, что все, что ты умеешь в свои двадцать с небольшим лет, – это стрелять. Кто-то – лучше, кто-то – хуже. Вернулись и такие, кто стрелял очень хорошо. Но как применить это уменье в мирной жизни, им никто не разъяснял.

К нашему Мобуте все это как раз не относилось. Он даже стрелять не очень-то выучился. И горевал только о том, что не было больше никакого приварка. А когда стал встречаться с однополчанами, по-прежнему называвшими его Мобутой, то уже не горевал, а злобился. Не было ни денег, ни славы, ни друзей.

А потом… Потом образовалась возможность быстро получить большие деньги – правда, с немалым риском. Почему-то, впрочем, риск сначала показался совсем малым – причем всем участникам. Участвовали в этом предприятии два бывших «афганца» и еще двое. Один из этих двоих был человеком, от одного тяжелого взгляда которого у Мобуты начинали дрожать руки. Известно было, что для него убить человека – все равно что орех расколоть. Имени его никто не знал, звали – Харон. Вообще-то он тоже был в Афганистане. Но – не в войсках.

Вместо больших денег получились четыре трупа. В их числе – «афганец». Его убил один из защищавшихся – за минуту до своей гибели. Следствие шло полтора года. Второго «афганца» приговорили к высшей мере. Эта же самая мера грозила Харону – как организатору, а также за тройное убийство. Потому что все три трупа были на нем, а вовсе не на оставшемся в живых «афганце». Но дать на Харона показания мог только Мобута – на которого материала было не больше, чем на пять лет, а за сотрудничество со следствием могли и еще скостить. Но он их не дал и сотрудничать не стал. А почему – скоро станет ясно.

За год до вывода войск Мобута толкнул «той» стороне (настоящим афганцам, или «духам», как называли их почему-то в советских войсках) особо крупную партию взрывчатки. Деньги он получил хорошие, и даже очень. И все было бы шито-крыто, если бы… Через два дня взорвали мотобатальон: 49 «ЗИЛов», то есть грузовиков, шли один за другим, перевозили боеприпасы и продукты. В каждом – два-три человека. У батальона было сопровождение – десять бэтээров. Один – впереди, один – замыкающий, восемь штук распределились по колонне, через каждые четыре-пять «ЗИЛов». На каждом – по десять человек. Фугас рванул под головным бэтээром, потом – под замыкающим. Взорванные бэтээры встали и лишили колонну движения – хоть вперед, хоть назад. После этого ее расстреляли из гранатометов и пулеметов почти в упор. Мобута видел потом все, когда трупы собирали. Около двухсот.

И все бы ничего. Но нашли потом совсем рядом ящики от взрывчатки с советской маркировкой – афганцы взрывчатку вынули, использовали – очень даже эффективно. А ящики бросили прямо тут, неподалеку. А чего им было их прятать? Наоборот – пусть смотрят неверные, как их свои же предают.

От колонны в живых осталось трое.

И все бы ничего. Все должно было быть шито-крыто.

Но уже на родине, два года спустя, встретился Мобуте человек. Тоже был в Афганистане, но не в армии. Мобута даже слышал как-то про него – правда, глухо. А видеть – никогда не видел. Но тот быстро восстановил обстановочку, и сомнений в том, что когда Мобута там служил, этот человек все время работал в советском посольстве в Кабуле, не осталось. Именно про него – не в Афгане, а уже после вывода войск, в России – заговорили вдруг среди «афганцев». То тут, то там стало возникать в разговорах его имя. И говорили все одно – как этот водитель при посольстве, пока они подставлялись под пули и мины, исправно отправлял из Кабула в Россию героин. А как? В цинковых гробах, под видом груза 200.

Вот этот именно человек и приехал к Мобуте в Заманилки и предложил ему то самое выгодное, хоть и мокрое, дело.

Мобута, по правде говоря, не очень-то хотел, отказывался. Но он был нужен специально к нему приехавшему человеку. И тот Мобуте кое-что рассказал и даже показал. Точнее, дал почитать бумажку. Прямо в руки дал, потому что это был не оригинал бумажки, а копия. А бумажка хранилась у какого-то кореша того человека и должна была сразу пойти по нужному адресу – если человек подаст знак.