Марина Елькина - Тайна трех похищений Страница 13

Славка лежал, закутанный в три одеяла, в смешной спортивной шапочке на голове. Маша и Тошка сидели на краю кровати.

— Вот тебе и новенькие коньки! — отчитывал брата Антон. — К весне встанешь, когда лед растает!

Славка сделал слабую попытку подскочить от возмущения, но тут же снова опрокинулся на подушки.

— Не ври… — прохрипел он. — Врач сказала, через неделю за справкой приходить.

— Хрипишь-то как! — покачала головой Маша. — Радуйся, сорвал нам новогоднее выступление.

— Почему — сорвал?

— Потому что твой хрип даже в первом ряду не услышат!

— Хриплая Шишка! — засмеялся Антон. — А что? Так даже интереснее! Может же Шишка простыть?

— Шишка простыть может, а актер — нет, — отрезала Маша.

— Я не буду хрипеть, — пообещал Славка. — Я все лекарства пить буду, чтобы не хрипеть! Честно-честно!

— Но в репетициях ты все равно пока участия принимать не можешь, а осталось всего дней двенадцать до спектакля.

— Ничего! Я пока свои слова наизусть выучу! — успокаивал ее Славка.

Он совсем не хотел подводить ребят, театр, проектный институт, а особенно Машу.

— И весь спектакль выучу, все роли… — торопливо заверял он.

— А все роли-то зачем?

— Ну, чтобы ничего не перепутать, чтобы весь спектакль от начала до конца знать.

— Ладно, лежи пока, отдыхай, — Маша улыбнулась. — У тебя еще температура держится, какие тебе роли.

Славка послушно прикрыл глаза, и голова снова закружилась, закружились Маша и Тошка, Шишка и проектный институт, коньки и репетиции.

Славка не вставал с постели всю неделю. Он хрипел, сипел, пил таблетки и даже героически переносил какие-то уколы.

Репетировали без него, а иногда репетиции переносились в его комнату, и Славка с кровати подавал хриплым голосом реплики Шишки.

Однажды к Славке заглянули рабочие, которые заливали каток. Они принесли ему плюшевую птичку и сказали:

— Выздоравливай, Воробушек. Каток уже застывает, тебя ждет. Эх, как же тебя так угораздило? Ну, ничего, не вешай нос!

Славка прижал к себе подаренную птичку и не расставался с ней весь день. Тошка говорил, что это попугай, Маша настаивала, что это ворона, только почему-то розового цвета, и только Славка точно знал, что это воробей. Пусть не серый, а розовый, но все равно воробей.

Тошка в эти дни совсем загрустил. Вот, казалось бы — и брат младший, и не всегда с ним поиграешь, и ссоришься почти каждый день, а без него совсем скучно. И в школу со Славкой идти интереснее, и уроки делать одному неохота, и в шашки сразиться не с кем, и в снежки не поиграешь.

Пару дней Тошка даже думал всерьез засесть за свой фантастический роман. Он походил вокруг стола, повертел в руках красивую переливающуюся ручку, нашел новенький блокнот с ярким рисунком на обложке и написал первое слово: «Однажды…»

И все. Дальше дело не пошло. Тошка знал, что могло случиться «однажды», но в его фантазии могло случиться так много, что просто не знаешь, какую историю выбрать для первого раза. И Тошка решил еще поразмышлять.

Блокнотик с ярким рисунком на обложке был аккуратненько закрыт и положен до лучших времен в ящик письменного стола. Ручкой Тошка еще полюбовался, хотел взять ее в школу, похвастаться перед ребятами, но потом передумал: а вдруг сломается?

Да и потом Тошку вдруг осенило! Какие могут быть романы, когда наяву так и не выяснено дело с тремя квартирными кражами? Создавалось такое впечатление, что о кражах все забыли, даже потерпевшие и милиция. А занятие сыщика куда более живое и захватывающее, чем работа писателя. И если милиции это дело не по плечу, то оно как раз по плечу Тошке!

Он не стал говорить о своих далеко идущих сыщицких планах никому. Маше из-за того, что она раскричится: «До спектакля несколько дней, а тебе вздумалось заниматься черт знает чем!» И ей не объяснишь, что слежка за преступниками — это не черт знает что, а очень важная работа.

Славку Тошка не стал посвящать по другой причине. Человек болеет, и тревожить его совсем ни к чему, тем более что братишка тут же вскочит с постели и будет проситься в помощники.

А Тошка сам! Один! Без всяких помощников! Так храбрее! Он раскроет гнусную шайку и только тогда скромно объявит об этом и Славке, и Маше, и всем ребятам.

Тайком от всех он оборвал последнее объявление с фотороботами с двери третьего подъезда. Портреты совсем размыло дождевой водой и снегом.

Тошка расстроился: попробуй найти человека по такому изображению! А что делать? Можно, конечно, пойти в милицию и попросить новенький фоторобот, но возникает справедливый вопрос — кто ему это даст? Пацан подался в сыщики? Ну и действуй как знаешь, а под ногами у взрослых не крутись.

Вставал и второй вопрос: как именно будут проходить поиски бандитов, хотя бы, в каком направлении их искать? Понятно, город небольшой, но сто тысяч населения — это все-таки не десять человек. То же самое, что искать иголку в стоге сена. Ходить и заглядывать всем в лица? Или только в подозрительные лица? А что такое подозрительное лицо? Как вычислить, подозрительное оно или нет? Этого Тошка не знал и терялся в догадках.

А что, если милиция была права — это «гастролеры»? Что, если этих молодчиков давно нет в городе?

Нет, с этим пока соглашаться не надо. А то и поиски будут вестись спустя рукава. Пока нужно быть уверенным в том, что ограбление совершили местные. Вот так лучше.

Потом — каникулы еще не начались. До обеда Тошка пригвожден к парте. После обеда — репетиции и домашние задания. Ладно, уроки можно сделать вечером, а вот от Машиных репетиций не отвертеться никак. И пробовать не стоит. Выходит, на поиски преступников остается очень мало времени.

Тогда задача такая — не терять ни минуты. Это очень сложно. Тем более для Антона, который привык раскачиваться, мечтать и лениться. Лень придется отбросить. В конце концов, разве это так сложно, если необходимо для дела?

На следующий день Тошка принялся за расследование. Он как метеор прибежал из школы. До репетиции оставалось два часа. Вооружившись старыми папиными часами без ремешка, Антон вышел на поиски.

Он рассчитал так — по подворотням бандиты, совершившие три наглых ограбления под носом у милиции, сидеть не будут. Значит, подворотни и темные дворы можно оставить в покое. Честно говоря, решил он так для своего успокоения. Он сам боялся темных дворов и подозрительных подворотен.

В людных местах искать воров проще и, главное, гораздо приятнее. Тошка пошел на бульвар. Он прогуливался туда-сюда, внимательно вглядываясь в лица прохожих. Не во всех прохожих, конечно, а только в тех, кто был похож на бандита.

Странно, но личностей, которых можно было бы заподозрить в преступлении, оказалось слишком много. Каждый второй. Тот шапку на глаза надвинет, тот ссутулится, тот торопится пройти побыстрее.

Да и сам Тошка, наверное, вызывал у людей справедливое подозрение, потому что он забегал вперед и пристально вглядывался в лица, иногда для верности вытаскивая бумажку с фотороботами, чтобы сравнить.

Два часа пролетели очень быстро. Антон вздохнул и помчался на репетицию. После репетиции поиски продолжились. Но уже начинало темнеть. На бульваре зажглись фонари. Люди пошли с работы большим потоком — всех не разглядишь, да и синеватый свет фонарей делал подозрительными абсолютно всех, даже детей, катающихся на санках с горки.

Домой Антон пришел совершенно измученный. Он не отчаивался, что первый день поисков ничего не дал. Он ведь считал себя уже бывалым сыщиком, особенно по части слежки. А бывалый сыщик сразу скажет, что за один день найти преступника почти невозможно.

Уроки вот только не успел сделать. Руки-ноги не двигаются после целого дня беготни. Какая уж тут математика?

На следующий день в Тошкином дневнике красовались две двойки — по математике и по русскому. И это под конец четверти! Антон хотел завыть от обиды, но вовремя вспомнил, что он сыщик и что полученные двойки — это лишь небольшая жертва в пользу важнейшего дела. Главное — не показывать дневник родителям.

К счастью, папа и мама, озабоченные Славкиным здоровьем, в эти дни совсем не интересовались школьными делами старшего сына, и двойки прошли незамеченными. Нет, конечно, чуть позже они обязательно заметятся, но к этому времени Антон уже найдет воров, и учителям просто станет стыдно за эти оценки. Они тут же исправят их и в дневнике, и в журнале.

Ежедневные прогулки по бульвару продолжались. Надо отдать должное Тошке, он проявил невиданные для него упорство и методичность.

Многие люди ходили по бульвару каждый день — на работу и с работы и уже привыкли к странному мальчишке, забегающему вперед. Многие улыбались, но эти улыбки ничуть не смущали Тошку. Пускай улыбаются. Они же не знают, каким серьезным делом занимается этот смешной пацан.