Анна Дубчак - Такси заказывали? Страница 13

— А давно был этот заказ?

— Минут пять назад…

Маша, сообразившая, что именно имеет в виду Сергей, решила вмешаться. На свой страх и риск.

— Понимаете, — заговорила она, чувствуя, что Горностаев, скованный по рукам и ногам великой ответственностью перед своим отцом, который ни за что не простил бы ему промаха, колеблется, — тот человек — опасный преступник. И эти торты были отравлены… Перед тем как попробовать торт самой, мне пришлось угостить им свою собачку. Так вот, она скончалась в страшных мучениях. Мы не хотели вам говорить раньше времени, чтобы не расстроить. Ведь тогда бы вы мучились угрызениями совести…

— Отравлены? Вот черт! Так я и думал, что это не простые торты. Значит, он вез их кому-то, чтобы отравить?

— Ну да! — поддакнул теперь уже Никита. — И мы даже знаем кого.

«Ну это уж он зря», — пронеслось в голове у Горностаева.

— Что вы так смотрите на меня? Хотите, чтобы я поехал в Никольский переулок? Я вас правильно понял? Ребята, что же вы молчите?

— А то, что для начала нам бы надо подстраховаться и позвонить моему отцу, который расследует это дело, он у меня следователь по особо важным делам… Вы сообщите в диспетчерскую, чтобы ту машину, которая уже взяла этот вызов, приостановили. Объясните ситуацию.

— Без вопросов! — пожал плечами таксист. — Сейчас все сделаем. Ты звони своему отцу, а я по рации свяжусь с диспетчером. Глядишь, и поймаем этого мерзавца.

«Да, если бы он к тому же еще и был на работе». Сергей побежал к телефонной будке.

— Мне Горностаева, срочно, — говорил он спустя минуту в холодную трубку.

— Я слушаю, сынок, — услышал он усталый голос отца. — Как дела?

— Значит, так… — Сергей вкратце объяснил, что произошло с ним и его друзьями в кондитерской и что они собираются предпринять с помощью такси.

— Я понял тебя, выезжаем… — отрывистым голосом проговорил отец. — Пусть водитель едет в Никольский переулок, а вы идите по домам. И так уже накуролесили… Да, и скажите таксисту, чтобы вел себя естественно, мы его подстрахуем и, если повезет, возьмем этого вашего кондитера…

Дома Маша с Никитой отказались от ужина и, запершись в Машиной комнате, пытались подсчитать, сколько же они все вместе съели пирожных и сколько соответственно задолжали хозяину кондитерской. Перед тем как разбежаться, Горностаев со стыдом признался, что забыл оставить возле кассы деньги. «Закружился, забыл все на свете…»

От каждого телефонного звонка они вздрагивали — ждали новостей от Сергея. Но позвонил Дронов.

— Привет уголовникам, — мрачно пошутил он. — Как дела? Что нового?

— Ничего, абсолютно ничего, — говорила Маша в трубку. — И Сергей не звонит. А у тебя как дела?

— А я вот тут подумал: что, если нас в самом деле привлекут к уголовной ответственности…

— Дронов, не трави душу, — простонала Маша, — и без тебя тошно.

Она вдруг представила, что ее кумир, благородный Могилевский, каким-нибудь образом узнает об их художествах в кондитерской — что тогда будет? А ведь мир тесен, он может узнать об этом случайно, из газет, которые падки на такого рода репортажи. К примеру, «Горностаева-младшего и его, банду потянуло на сладкое» или «Погром в кофейне»! Откроет Юрий Могилевский как-нибудь вечерком после спектакля газетку, увидит фотографии остриженных наголо Маши и ее друзей да и признает в ней, преступнице, ту самую шикарную даму, что дарила ему на сцене прекрасные розы. Эх, скажет, и как же это ее угораздило заняться таким… недостойным делом.

— Слушай, Дронов, ничего страшного мы не совершали. Подумаешь, закусили слегка. Думаю, когда управляющий банком узнает, кто спас его банк от взрыва, то он знаешь, сколько пирожных нам купит в знак благодарности!

— Между прочим, я за этим тебе и звоню. Дело в том, что Светин отец, как ты знаешь, человек богатый, у него связи, знакомства… Она мне только что позвонила и сказала, что ее отец лично знаком с этим банкиром. Фамилия у него простая — Филиппов. Больше того, Светкин отец, Конобеев, вхож в дом банкира, его там своим считают, и охрана знает его в лицо.

— Ты хочешь сказать, что он может нам организовать встречу с этим банкиром?

— Конечно! О чем я тебе и толкую. Пока это люди из ФСБ схватят кондитера, затем начнут выяснять, какое отношение он имеет к теракту, мы к тому времени уже покажем этому банкиру Филиппову дискету. Понимаешь, мы сами должны о себе позаботиться. И отец Серого не обязан думать, как бы освободить нас от ответственности за то, что мы устроили в кондитерской… Ну как тебе идея?

— Надо срочно позвонить Сергею и рассказать об этом. Можно себе представить, как он сейчас переживает, тем более что собирался все взять на себя.

Но стоило ей положить трубку, как Горностаев объявился сам, собственной персоной. Да не один, а вместе со своим отцом. Маша, увидев их в прихожей, побелела от страха. Ее родители, ничего не подозревая, встретили Горностаевых, напротив, радостно и сразу же предложили им чаю.

— Нет, Тамара, спасибо, — сказал сдержанно Олег Васильевич. — У меня к вам есть один разговор. И касается он наших детей…

— Натворили что-нибудь? — продолжая улыбаться, спросил теперь уже Валентин Пузырев, отец Маши и Никитки.

«Определенно, наши родители живут в другом измерении, — подумала с некоторым даже стыдом за них Маша, — все-то им радостно, все-то хорошо»… И хотя тут же промелькнула мысль, что, может, так и надо жить, но тут же исчезла, как радужное, светлое пятнышко. Она вообще удивлялась тому, как быстро порой мысли сменяют одна другую, до головокружения.

Между тем Олегу Васильевичу было предложено пройти в гостиную, где все его окружили.

— Значит, так, господа сыщики-следователи, — начал он достаточно сурово, — похоже, вам грозит самая настоящая опасность.

— Олег, да что случилось-то? — спросил Валентин Пузырев. — Говори прямо.

— То, что наши дети сунули свой нос в очень серьезное и опасное дело. Не знаю, рассказывали они вам или нет про кондитера…

— Кондитера? — просияла Тамара. — Какого еще кондитера?

— Кондитера, который оставил в такси два торта…

— Два торта… Где-то я это уже видел, — проговорил задумчиво Валентин Пузырев, внимательно глядя на Машу.

Маша, краснея, рассказала родителям буквально в двух словах историю со злосчастными тортами, незаметно переходя к событиям сегодняшнего дня.

— Так что, дорогие родители, пока вы ходили по гостям, — язвительно заметила она, — ваши детки ограбили кондитерскую, вот так.

Она даже боялась посмотреть в глаза родителям и была просто потрясена, когда вместо упреков или каких-нибудь нелицеприятных вопросов вдруг услышала взрыв смеха.

— Ой умираю, — хохотала ее мама, держась за живот, — ну надо же: забраться в кондитерскую!

— Не понимаю, что здесь смешного, — вставил несколько озадаченный таким ее поведением Олег Васильевич Горностаев.

— Смешно то, что они претворили мою давнюю детскую мечту… Мне до сих пор снится, как я прямо руками ем пирожные в той самой булочной, которую помню со школьных времен и куда родители посылали меня за хлебом. Там еще были такие «мраморные» кексы… Но вы не обращайте, пожалуйста, внимания на мой дурацкий смех, просто у меня сегодня хорошее настроение. А про историю с терактом мне что-то не верится. Помяните мое слово: на дискете если и был план банка, то пароль «салют» указывает на то, что все это имеет непосредственное отношение к предстоящему Новому году! Или вы уже забыли, что такое салют в настоящем понимании этого слова? Да вы все просто помешались на терактах! Даю голову на отсечение — банк нафарширован петардами или маленькими тайниками с бенгальскими огнями…

— Как ни странно, но она права, — сказал Горностаев-старший. — Но это сейчас, после того как был убит один из предполагаемых террористов, в банке на самом деле обнаружены большие запасы салюта и прочей пиротехники.

— Что значит «сейчас»? — спросил Валентин Пузырев.

— А то, что в тех самых местах, где сегодня буквально час тому назад нашли петарды и ракеты (кстати, эти места были указаны и в дискете, нам удалось расшифровать второй уровень так называемой «игры»), мы обнаружили следы взрывчатого вещества — гексогена.

Вот только теперь с лица мамы сползла улыбка. Она сидела бледная и мотала головой.

— Нет, только не это… Этого не может быть, — шептала она. — Валя, ты понимаешь, во что встряли наши дети? Ведь этот человек, на голову которого ты, доченька, надела кастрюлю с мукой, мог увидеть вас и запомнить! Олег, почему ты молчишь, поймали вы этого кондитера или нет?

— К сожалению, нет. Поэтому-то я пришел к вам, чтобы предупредить — ни Маше, ни Никите теперь нельзя выходить из дома. Еще надо позвонить Дронову с его подружкой…

Это неожиданное и взрослое «его подружкой» так резануло слух Маши, что она в который уже раз почувствовала неприятное, саднящее чувство собственницы, у которой украли одну из ее любимых и красивых вещей. И хотя о Дронове нельзя было думать как о вещи, чувство это было, оно жило в ней так же, как и чувство, направленное уже к Горностаеву. «Ревность?» — подумала она и, очнувшись, вернулась в комнату, где уже шел горячий разговор о том, чем может обернуться для ребят их любопытство и желание самим выследить террориста.