Валерий Гусев - Вредные игрушки Страница 13

Здорово, конечно. Но малоприятно. И опасно. Но ведь надо же тетю Гелю выручать…

…А пароход все плыл себе и плыл, пыхтя своей машиной, шлепая по волжской воде своими неутомимыми плицами и посвистывая своим тоненьким гудком. Матросы стояли вахту, пассажиры отдыхали и развлекались.

Развлечений на пароходе было много. Но нам с Алешкой они не очень-то понравились. Потому что: в игротеке – плати, в библиотеке – плати, за дискотеку – плати. Нам это было не по карману. Мы ведь не Тедька с Женькой, которые в своем неутомимом стремлении «разбогатеть» назанимали мелочи уже у всех пассажиров и подбирались теперь к матросам.

А бесплатной была только комната смеха. Но она нам сразу не понравилась. Потому что была ну… как бы сказать… не очень честной. Смеялся не тот, кто входил в эту комнату, а те, кто оставался снаружи и наблюдал, что там происходит.

Мы-то думали, что эта комната смеха вроде той, о которой нам рассказывала мама: входишь в нее, а там стоят самые разные кривые зеркала, и люди выглядят в них совершенно нелепо. То они вдруг становятся необыкновенно толстыми или худыми, как наша Дама-указка, то какими-то кривыми на все бока, то глаза на уши полезут, то голова получается как громадный котел, а ноги при этом как спички. Тоже в общем-то не очень здорово, хоть и смешно.

А вот на пароходе комната смеха находилась за таким хитрым стеклом – односторонним, снаружи все видно, а внутри темно. Входит туда человек, бродит вслепую по лабиринту, и с ним происходят всякие смешные случаи: то ему на голову ведро с водой опрокинется, то он куда-то свалится, то откуда-то пинок на него обрушится… А зрители хохочут.

Нам это не понравилось, скажу честно. Как-то не очень красиво наблюдать исподтишка за человеком да еще смеяться над его неприятностями.

Но, впрочем, этот «секрет» комнаты смеха очень скоро стал всем известен, и она перестала пользоваться популярностью. Ну, иногда, правда, удавалось запустить в нее каких-нибудь гостей с берега, и тогда дядя Вова садился у прозрачной стены в кресло и, потирая от удовольствия руки и потягивая что-нибудь из горлышка, приговаривал злорадно:

– Так тебе и надо!

Он не злой был, конечно, человек. Но все-таки немного глупый.

В конце концов комнату смеха закрыли, а стеклянную стену задернули изнутри шторой. И стали в эту комнату складывать всякое ненужное ба-рахло.

Так что мы с Алешкой развлекались как могли самостоятельно. «Пасли» непослушных близнецов: Алешка все время что-то с ними мастерил, а в свободное время делал, как и обещал маме, свои записи в блокноте. Правда, описывал он там не совсем те впечатления, на которые рассчитывала мама.

Но больше всего нам нравилось бродить по верхней палубе и глазеть по сторонам, особенно Алешке.

Вот это было не скучно. Никому не вредно. Все время нам встречались разные суда и приветствовали «Муромца» гудками, все время менялись неповторимые в своей красоте волжские берега, все время проплывали мимо разные города и селения. Это было лучше всякого кино и никогда не надоедало. Алешка даже как-то сказал мне:

– А здорово, да, Дим? На свете, правда же, ничего красивее природы нету? И никакого вреда от нее, кроме пользы, да?

– Ты это запиши, – посоветовал я. – Маме понравится.

Алешка как-то хитро усмехнулся и ответил:

– Я записываю то, что папе понравится.

Я его понял. Но за последнее время ничего особенного не произошло. Никаких подозрительных событий. Правда, однажды из комнаты смеха старший матрос и один из механиков вытащили какую-то большую коробку, вроде ящика, обтяну-того парусиной, и перегрузили его на подошедший к пароходу белый катер с красным крестом на борту.

– А это что? – конечно же, спросила Дама с пальчиком. – А это куда?

– А это туда, понял? – машинально ответил старший матрос. – На свалку. Всякий мусор. – И важно пояснил, зная, что Дама с пальчиком так просто от него не отстанет: – Экологию надо беречь, понял? Нечего красавицу Волгу загрязнять.

Алешка, тоже яростный борец за экологию, с ним согласился и тут же наябедничал:

– А я видел, как ваш повар…

– Кок, понял? – поправил его старший матрос, провожая взглядом санитарный катер, резво уходящий куда-то вдаль со своим мусором.

– Ага, кок… Он помойное ведро за борт выплескивает. И картофельные очистки.

– Это ничего, – сказал старший матрос, набивая трубку табаком, – чайки склюют, рыбы сжуют, понял?

А мы и не знали, что рыбы, оказывается, жуют. И это событие в своем блокноте, как малозначительное и не подозрительное, Алешка не отразил. А напрасно. Папе это понравилось бы…

Глава XIII

КЛЮЧ В ПЛАФОНЕ

Тут включилась бортовая трансляция, и голос капитана пригласил всех пассажиров в кают-компанию на экстренное мероприятие.

В салоне кают-компании звучала веселая музыка и все празднично сияло. Длинный стол был покрыт скатертями, шампанским и водой, конфетами, фруктами и узорными бумажными салфетками.

Во главе стола с какими-то красивыми кожаными папками в руках стоял наш капитан, а за его спиной – старший механик с маленькими коробочками. Над ними, во всю ширь переборки, висел красочный плакат: «Приветствуем отважных робинзонов!»

Когда все расселись, капитан сказал речь. Он еще раз извинился за непредвиденные обстоятельства, а потом начал восхвалять подвиг наших героев. Сказал, что они «проявили мужество, находчивость, самообладание» и «с честью вышли из трудного положения, сумели победить» эти самые обстоятельства, за что от имени самого Ильи Ильича Муромцева награждаются почетными дипломами и памятными медалями имени Робинзона Крузо.

Тут яркая и образная речь капитана была прервана бурными, нескончаемыми аплодисментами. И дольше всех и громче всех аплодировали сами себе наши героические «робинзоны». Они уже были чистенькие и сытые. Очень довольные вниманием и очень гордые своими подвигами.

Тут капитан стал подзывать их по очереди к себе и выдавать награды от самого Ильи Ильича. Он вручал дипломы и вешал им на шею медальки на ленточках, похожие на круглые шоколадки в серебряной фольге. А потом попросил «робинзонов» поделиться своими впечатлениями в ответном слове.

Тут началось самое интересное. Все они наперебой стали хвалиться, как они не растерялись в трудную минуту, как ловили рыбу и ракушки, как собирали щепочки для ухи, как заботились друг о друге, уступая самое теплое место у костра и в палатке. Особенно нам понравились их слова о том, что «ведь среди нас были дети! И мы окружили их трогательным вниманием, отдавая лучшие куски, следили, чтобы они не простудились и не заблудились…»

Алешка, бедный, слушал всю эту лживую похвальбу, изумленно распахнув во всю ширь глаза и раскрыв рот. Потом повернулся ко мне, и я понял, если бы у него была корзина с помидорами… Им бы несдобровать. А еще лучше – с насквозь тухлыми яйцами.

Но тут поднялся дядя Вова, подошел к нам и вручил Алешке свой диплом. А потом грубо сказал:

– Ну и трепачи вы все! Эти пацаны кормили вас двое суток, на лодке сплавали за помощью, а вы тут про свою заботу о них навираете! Да без них вы бы давно уже с голоду и холоду поумирали!

Тут, конечно, возмущенный шум поднялся, все «робинзоны» набросились на дядю Вову, стали упрекать его, что он «заблуждается, потому что все два дня проспал в палатке и ничего не помнит».

А Лешка, довольный, повернулся ко мне и сказал:

– Наш человек!

А дядя Вова в своем заключительном слове выдал с презрением:

– Робинзоны! Дипломанты! Медалисты! Да я с вами не то что на острове, я бы с вами в одном кабаке не усидел бы!

Но тут капитан взял ситуацию в свои руки и сказал:

– Замечание, достойное внимания. Мы учтем нашу ошибку. Тем более что мальчик Дима совершил беспримерный рейс на гребной лодке против течения реки. И заслуживает всяческого уважения.

– А я? – спросил Алешка.

Капитан посмотрел на него, подумал и сказал:

– И ты.

Ночью мы осторожно спустились в трюмное нутро парохода и подкрались к железной двери, за которой томилась бедная тетушка Ланч.

Я тихонько постучал в дверь костяшками пальцев и прошептал:

– Тетя Геля! Мы вас освободим, не бойтесь.

В ответ – ни звука.

– Они ей рот заклеили, – объяснил молчание Алешка. – Сейчас я дверь вышибу.

Он разбежался и изо всех сил ударил в дверь ногой. Она сердито загудела, но даже не дрогнула. Хотя, надо сказать, вышибать двери ногой Алешка умел здорово. Его научила этому одна бандитская старушка по кличке Баба Яга, когда держала нас в плену. Алешка у нее успешно перенял и какие-то приемы каких-то восточных единоборств. Но тут его навыки оказались бессильны.

– Гранату бы сюда, – помечтал мой боевой братишка. – Не знаешь, где взять?

Простенько так спросил, легко, будто про коробок спичек.

– А если из пистолета в замок ахнуть, а? Давай! – предложил Лешка очередной способ.