Что будет, если я проснусь - Монахова Анна Сергеевна Страница 14

Когда я была маленькой, я не умела сидеть на месте. И если мы шли в театр, мама брала с собой кучу вещей – телефон, питьё, сладости, сухарики. Всё что угодно, чтобы я хоть недолго посидела спокойно. И всё равно меня хватало ненадолго. Толпы людей и новые места приводили меня в такое ошеломлённое состояние, что я просто должна была хоть немного подвигаться, чтобы успокоиться.

Но однажды мама привела меня на выступление симфонического оркестра. До этого я мало слышала классическую музыку. Но в этот раз даже знакомые мелодии звучали совсем по-другому. И зал, и люди будто исчезли. Со мной осталась лишь музыка, она была словно ветер, свежий ветер, подхвативший меня. Когда мы возвращались домой после того концерта, музыка продолжала звучать у меня внутри. Я тогда практически не разговаривала, хотя мне было пять лет. В один момент я не смогла сдержать музыку внутри и начала петь. Мама будто споткнулась, остановилась, удивлённо посмотрела на меня. Она села на корточки, чтобы её лицо было на уровне моего лица, и прошептала:

– Таня! Танечка! Наконец-то.

Я почти не слышала маминого голоса, так громко внутри меня звучала музыка. Но я заметила, что мама рада. Очень рада и довольна. С этих пор я стала петь чаще и больше, сначала я просто напевала мелодии без слов. А потом начала повторять песни. Потом я узнала, что музыка бывает разной. В первое время мне было всё равно, что звучит из динамиков – классика или рок. Но постепенно я начала разбираться в музыке. Она стала для меня способом проникнуться к миру доверием.

Маленькая, я очень удивилась, когда мама сказала, что музыку увидеть нельзя. Ведь я вижу звуки. Когда звуки музыки рождаются из темноты, они расцветают в виде разноцветных ярких пятен. После концерта я только и делала, что слушала музыку. Включала любимые мелодии. Ложилась на ковёр у себя в комнате и плыла, плыла в объятиях звуков. Они окружали меня и баюкали.

Помню, как мама купила мне пианино. Мне тогда было шесть лет. Это был огромный чёрный шкаф, на крышке в нескольких местах лак почти вытерт. Сколько рук поднимало эту крышку до меня? Маме отдал пианино сосед. Он всегда жил один, а пианино ему досталось в наследство от матери. И всю жизнь инструмент простоял в квартире никому ненужный, на нём играл только кот. Вставал на клавиши лапами и извлекал из пианино очень странные звуки.

Я прикасаюсь к пианино осторожно – уж слишком клавиши похожи на чёрно-белые зубы чудовища. И отдёргиваю руку.

Мама смеётся:

– Танюша, не бойся. Это пианино. Ты будешь учиться играть на нём.

Я ещё очень нескоро решилась подойти к инструменту. Но, когда я переборола себя и нажала кончиками пальцев на «белые зубы чудовища», из его глубины родились самые волшебные звуки. Так началась наша с пианино дружба. Чтобы не происходило, я могла прийти и рассказать об этом своему инструменту. И он отвечал, правда же, он отвечал мне взаимностью.

Бывало так, что я хотела поделиться с кем-нибудь своими чувствами. И тогда я садилась за пианино, нажимала пальцами на клавиши. Звуки, вылетающие из чёрного огромного существа, обнимали меня и успокаивали.

Иногда в дом приходили гости.

– Танечка, сыграй нам что-нибудь, – просила мама.

Но я не могла. Мы с пианино немели и растерянно молчали.

Репетитор по музыкальным занятиям приходила к нам на дом. Её звали Алина Витальевна. Она была маленькая, круглая женщина, у которой в горле будто жила звонкая птица. Она приходила заниматься со мной два раза в неделю.

– Какой удивительный ребёнок, – смеялась Алина Витальевна, – любит играть гаммы. Другие дети их терпеть не могут.

А я действительно люблю играть гаммы. Мне нравится их порядок и гармоничность. Но почему-то, когда я их долго играла, к нам в стену начинал стучать сосед. Тот самый, что отдал нам пианино. Стучал и кричал:

– Танька, прекрати, а то отберу инструмент.

Я в ответ ненадолго замолкала, а потом начинала наигрывать тихонько снова. Иногда я решала, что сосед и впрямь сейчас зайдёт к нам в квартиру, поднимет на плечо шкаф с зубами и унесёт его навсегда. Тогда я отходила от пианино и тихо сидела на диване, с тоской глядя на лакированный бок.

Раньше, когда я была маленькой, все учителя приходили ко мне на дом. Одна учительница была с пустотой внутри. У меня в комнате есть спортивный уголок со шведской стенкой. Как только эта женщина заходила к нам в дом, я забиралась на стенку, и сидела на ней под самым потолком. Мама пыталась стащить меня оттуда, учительница уговаривала спуститься, но это было очень трудно сделать.

Я видела, что маме был очень неудобно перед учителем. И я сама понимала, что веду себя нехорошо. Но я не хотела спускаться вниз и приближаться к этой пустоте. В ней было слишком много холода.

Вскоре эта учительница сдалась и перестала к нам приходить. Её сменила другая. У неё был весёлый голос и длинные светлые волосы, почти такие же, как у меня. Меня эта женщина просто завораживала. У неё внутри жила горячая точка, как маленький реактор. Я чувствовала это тепло. Мне хотелось побыть рядом с ней. Эта учительница придумывала самые разные игры, чтобы привлечь моё внимание.

Тогда я очень мало говорила, а рядом с ней мне вообще хотелось замереть, прикрыть глаза и слушать, слушать её теплый, мягкий голос, который будто гладит по голове.

– Таня, ты опять в облаках? – весело спрашивала учительница. – Вернись на землю. Давай поговорим.

Я знала, что, если заговорю, волшебство улетучится. И поэтому я долго не хотела даже раскрывать рот. Но учительница не отставала. Она знала целую кучу способов разговорить кого угодно, даже дерево. А я так хотела её порадовать, что начала отвечать.

– Это что, Таня?

– Это что?

– Скажи, как называется предмет? Повтори. Это что? Это шкаф!

– Это что – шкаф, – бормотала я. – Это что? Лиса. Это что? Сердце.

Иногда мы с ней вместе шли в парк, садились на скамейку под деревьями и просто называли все предметы вокруг их именами. Я часто думала, кто дал животным, растениям, предметам их имена? Подходят ли им их названия? Подходит ли мне моё имя? И что изменится, если я назовусь по-другому.

А теперь я думаю о том, как меняюсь внутри, в душе, когда меня по имени зовёт Федя. Как там, в груди, разгорается горячая точка и жаром заливает всё внутри.

Феде очень подходит его имя. И я так рада, что у него внутри нет места пустоте.

Глава 4

– Какие ещё характерные особенности человека с Аспергером вы можете выделить?

– Общее офигевание от этого мира.

Когда я была маленькой, мы с мамой часто лежали в больнице. Мне там нравилось. Там всегда одни и те же люди, строгое расписание и тишина. Я люблю заранее знать, что произойдёт. Конечно, я понимаю, что это нереально. Мир полон неожиданностей. Разве я могла себе представить, что однажды полюблю? И разве я смогу сказать об этом Феде?

Это как прыжок в воду. Многие боятся прыгнуть. Многие не видят, что в глубине. Прыгают лишь уверенные в себе или глупые. Ты же не глупая, Таня. Почему ты никак не решишься? Почему не скажешь ему, что он тебе нравится?

Сегодня я задержалась в классе после уроков. Никак не могла найти наушники. Я всегда кладу их в боковой карман рюкзака, чтобы после занятий сразу включить музыку и слушать по дороге. Но сейчас в кармане их не было. Я обшарила все карманы, нигде нет. Две девочки, которые тоже остались в классе после урока, стояли у окна и о чём-то тихо разговаривали с Борей Мушинским и ещё каким-то парнем из нашего класса. Я долго собиралась с духом, прежде чем подойти к ним:

– Девочки, вы мои наушники не видели? – нерешительно пробормотала я.

У Риты вытянулось лицо. Её подруга Лена посмотрела на меня так, будто увидела что-то противное.

– Ты что, крыса? – протянула Рита. – Может, ты думаешь, что это мы твои наушники взяли?