Валерий Гусев - Три кило веселья Страница 18

– Однако, – сказал папа, вставая. – Что же вы раньше молчали?

– Мы забыли, – признался Алешка.

– Ну, пошли, квартиру покажете и – домой!

Но никуда мы не пошли. Он сам пришел. Позвонил в дверь. Папа открыл ее.

На площадке стоял лысый с бородкой и с театральным биноклем в руке.

– Гражданин начальник, – сказал он. – Пришел с повинной. Можно взойти?

Тоже мне – солнышко.

– Ну, взойди, – сказал папа.

Потерпевший адмирал, жулик с бородкой, полковник милиции и два свидетеля – Дима и Алеша – мирно сидели за чайным столом. Посреди стола лежал маленький облупленный бинокль, театральный. Вещественное доказательство.

Лысый жулик пил чай и давал показания:

– Я, гражданин начальник, как узнал о краже, сразу понял – кранты мне, обратно в зону заметут. Только что из заключения – раз, сидел за квартирную кражу – два, в бинокль подглядывал – три. Ну и рожа у меня бандитская.

Ну, здесь он себе явно польстил, подумал я. Рожа у него совсем не бандитская. А как у писаря в старых фильмах. Или у чеховского дьячка-пьяницы.

– Я, гражданин начальник, не только вор, но и больной человек. У меня болезнь такая – в окна подглядывать. Очень интересно. Я телевизор не люблю, там все врут. А в окнах все по правде. Любопытно ведь: как люди кушают, ругаются, хозяйничают. У меня и справка есть, – он достал из кармана сложенный потертый листок, – это об моем заболевании.

Я видел, что папа поверил ему, есть такое заболевание. У воров чаще всего.

– Очень интересно было глядеть, как гражданин адмирал что-то пишет. У него такое лицо становилось, что сразу ясно – о войне вспоминает…

– А что ты еще в квартире гражданина адмирала видел?

– Детишки к нему повадились. Помогают ему. Во все углы заглянут.

– И в шкаф тоже?

– А он им сам показывал. И мундир свой, и финку.

– А кто еще к нему заходил?

– А вот эти шплинты. Которые воробьев по чужим квартирам гоняют. Чашку мою разбили. В холодильник лазили, курицу трогали.

А он ведь ябеда порядочный, стукач настоящий.

– Еще один фраер заходил, в шляпе. Тоже осматривался. Но я его не особо разглядел. Он все время спиной к окну держался. – Лысый повернулся к адмиралу. – Сторочки на окошках надо держать, гражданин потерпевший.

– Колесникова знаешь? – спросил папа.

– Колесо-то? А как же. Хороший вор. Глупо попался, в шкафу уснул. Его на зоне задразнили все. Но я с ним не видался. Я на Севере отбывал, а он на Востоке отбывает.

– Все вспомнил? – спросил папа.

– Что видал – то и вспомнил. Да, еще там один пацан – морда у него такая кошачья – все возле корабля вертелся. И пальцами его мерил.

Кот Базилио, подумал я. Ему, конечно, интересно, он в нашей школе, на трудовом обучении, все время модели делал. Кривые, правда, нескладные. А тут такая прелесть!

– А племянник ваш? – вспомнил папа про Лису Алису.

– Не. – Лысый махнул рукой. – Этот трусоват, из него хороший вор не получится.

И слава богу! Правда, плохой вор из него уже получился.

– А больше ничего я и не подглядел, – вздохнул Лысый.

– Нехорошо подглядывать, – сказал папа. Посмотрел на нас: – И подслушивать тоже. – Вернул Лысому его бинокль и справку. – Завтра зайдешь в отделение, к дежурному, дашь показания. Свободен.

– Желаю здравствовать. – Он даже поклонился. И повторил адмиралу: – А сторочки все ж таки повесить надо – соблазн большой.

Мы попили еще чаю, еще раз предложили адмиралу свой кров на ночь, но он опять отказался. И мы попрощались и пошли домой.

Папа всю дорогу с нами не разговаривал. Не потому, что сердился, он думал.

Опять заморосил осенний дождик. Было очень тихо. Даже не трещали по микрорайону мопеды и не вопили «мопедисты».

На душе из-за этой кражи было очень горько. И было очень жалко маленького адмирала.

Мама сначала очень на нас рассердилась, а потом очень нам обрадовалась и стала рассказывать о колоссальной краже в нашем районе. По ее словам, ограбили богатейшую квартиру очень важного маршала. На двух грузовиках, даже на фурах, вывезли всю его итальянскую мебель, французскую косметику его покойной жены, немецкую бытовую технику и коллекцию старинного оружия. Оставили только старенький мобильник, по которому связанный по рукам и ногам маршал позвонил в милицию.

– А как же он номер набирал? – искренне удивился Алешка. – Языком, что ли?

– Носом, – сказала мама. – Чай будете пить?

– Завтра, – вздохнул папа. – Ближе к вечеру.

А я подумал, что слухи у нас не только быстро распространяются, но и непомерно растут. Вкривь и вкось.

Когда мы забрались в постели, Алешка сказал:

– Дим, я еще не пойму – что здесь к чему, но я знаю одну вещь.

– Лех, давай завтра, а? Спать хочется. И контрольная у меня первым уроком.

– Дим, я могу забыть до завтра. Слушай. Этот лысый, который подглядывает, сказал, что Базилио все ходил вокруг «Грозного» и что-то делал…

Глаза у меня уже были закрыты, но слух еще не отключился.

– …А тетка-соседка сказала, что гимназисты приносили адмиралу торт. Вот в такой, Дим, коробке.

– Ну и что? – В голове у меня был приятный убаюкивающий шум. Если бы не Алешкино жужжанье.

– Ты спишь, Дим? Сейчас проснешься. Адмирал тортами не питается. Он питается конфетами и ромом. Раз! Базилио, который бродил вокруг «Грозного», делал пальцами вот так. Посмотри.

Я приоткрыл глаза. Алешка сидел на тахте. Растопырив большой и указательный пальцы, он «шагал» ими по одеялу, будто измерял его длину. Я закрыл глаза. Когда же он успокоится?

– Понял, Дим? Он замерял размеры «аквариума».

– Ему это очень надо, – сквозь одолевающий сон пробормотал я.

– Очень надо! Они сделали коробку такого размера, разукрасили ее под торт. И все! Теперь-то ты понял?

Теперь понял. Когда адмирал готовил им на кухне чай, они вынули «Грозный» из «аквариума» и засунули в коробку, а пустой «аквариум» снова накрыли салфеткой.

И все! Раз уж вы, товарищ адмирал, не питаетесь тортами, то мы отнесем его в соседний подъезд одной бабушке-старушке. Она питается только тортами. Когда они у нее есть.

Здорово!

– Если, Дим, мы этого козла Базилио расколем, то мы с тобой всю банду повяжем.

Или она нас…

Глава X

ГЛУБОКАЯ РАЗВЕДКА

Два дня я Лешку почти не видел. Только иногда на переменках в школе он мелькал где-то вдали, озабоченный и сосредоточенный.

Один раз я даже пытался его поймать, окликнул, придержал за плечо. Алешка вскинул на меня затуманенные какими-то мыслями глаза и, похоже, даже не узнал родного брата. Он пробормотал:

– Не видел, не знаю, не помню, – сбросил мою руку с плеча и за кем-то нырнул в толпу третьеклассников. И бесследно там растворился.

Потом его подпольная деятельность переместилась в сторону гимназии. И я видел его несколько раз, когда он оживленно трепался с каким-то мелким гимназистом на детской площадке. А однажды он задумчиво прогуливался под ручку с Зинкой-Корзинкой и держал при этом над ней ее зонтик.

Домой Алешка являлся поздно, сейчас же садился за уроки. («Не мешай, Дим! Реши мне вот эту задачку, Дим! Проверь упражнение, Дим! Иди, Дим, на фиг!») После уроков записывал что-то в свою «тайную» тетрадь, которую прятал за батареей.

Папа тоже пропадал на работе. У них там расследовалось какое-то сложное дело. Мама даже ворчала по вечерам:

– У нас есть семья? Или я живу в одиночестве? Мне даже скучно стало.

– Ничего, – спокойно пообещал Алешка. – Скоро будет весело. Особенно адмиралу.

– А в лоб? – с намеком спросил уставший папа.

– Лучше по лбу, – ответил Алешка. – Но не мне.

А мне все это надоело. Особенно когда я увидел, как Алешка с загадкой на лице выскочил из машины майора Степика.

– Подожди, Дим, – не стал он ничего объяснять. – Еще не все сложилось. Еще на светлом луче есть темные пятна.

Но больше всего темных пятен у него появилось в школе. В виде двоек и записей в дневнике. «Невнимателен на уроках. Задумчив. Дерзок с педагогом. Прошу принять к нему самые строгие меры. Мих Потапов». Лешкиной рукой переправлено: «Михаил Потапыч».

Мама возмутилась ужасно. Она просто разгневалась. Даже топнула ногой и грохнула старую чашку об пол (она давно хотела ее выбросить, да все забывала).

– Отец! Ты скажи: что дурного, если ребенок задумчив? Значит, он мыслит! Ты много знаешь ребенков, которые задумчиво мыслят?

– В нашем доме? Ни одного. Зато есть дерзкие с педагогами. И невнимательные на уроках.

– Ах так! А ты знаешь, что один ребенок был все время невнимателен на уроках, а потом взял и изобрел для всего человечества ракетный двигатель! И таблицу Менделеева!

– И «гамбургер», – вставил папа.

Мама немного растерялась – она не знала, «гамбургер» для всего человечества – это здорово или не очень?

– Там еще написано, – напомнил папа, – что нужно принять самые строгие меры.

– Вот и прими. К этому… Потапычу.

– Почему к Потапычу? – удивился папа. – По-моему, здесь ясно сказано, что…