Дмитрий Щеглов - Ведро алмазов Страница 2

Я мысленно чертыхнулся и присел на кровати.

– Чего придумал, выкладывай, – грозно спросил я его. Иногда мой свирепый вид отрезвлял моего приятеля, и он отказывался от сумасбродной затеи. Но теперь, кажется, был не тот случай.

Данила на пальцах стал мне излагать свой дерзкий план, который не давал ему спать:

– Сегодня воскресенье, должен Хват-Барыга приехать, а пока не приехал, давай у него яблоки потрясем!

Ай да, Данила! Ай да, молодец! Я мысленно даже пожалел, что мои бабка с дедом его не слышат. Вот бы обрадовал! Он же для них по сравнению со мной, как агнец невинный. А тут так в дегте и перьях измазаться и изваляться. В рассеивающемся полумраке комнаты, мой приятель так и казался мне чертом искушающим меня на безнравственно-дурное дело.

Я сначала хотел отказаться, но потом вспомнил, что Хват-Барыга – этот некоронованный король нашего городка, засадил всю прилегающую к дому территорию диковинными кустарниками и деревьями. Как-то, когда он выезжал из ворот, оказавшись случайно рядом, мне удалось мельком заглянуть ему во двор. Казалось, вся эта собранная со всего мира растительность, росла здесь сотни лет, так красив и естественен был рядом с вычурным особняком необычный ландшафт. Интересно, когда же Данила успел доглядеть, что у него в саду? У Хвата ведь вокруг дачи высоченный забор, без лестницы и не залезешь. Гм…м…м.

Петухи в городе не кукарекали, некому было отогнать подступающую ко мне в образе Данилы нечистую силу, поэтому я стал рассматривать разные варианты и мысленно задавать самому себе непростые вопросы. Например, как со сторожем, кто охраняет дом, трехэтажный особняк? Не может быть, чтобы он беспризорным был. Последние остатки здравого смысла остановили меня у роковой черты. Не стыдясь быть обвиненным в трусости, я прямо посмотрел в глаза Даниле:

– Вдруг там кобель с теленка ростом, ноги не унесешь! Зверюга нас не покусает? – довод показался мне достаточно убедительным, чтобы отказаться от сделанного предложения.

И тут я, кажется, дал маху. Получалось, что не будь собаки-волкодава, я приветствую набег на чужой сад. Данила так и понял.

– Да ты что, – постарался успокоить он меня, – если бы был песик, он к воскресенью гавкать перестал, сдох бы с голоду, всю неделю не жравши.

Нет, все-таки, что ни говори, а убеждать Данила умеет, как он моментально волка-телка, зверюгу-пса, превратил в тявкающую шавку, и страх сразу куда-то подевался.

– А на стену как влезем? – не подумавши хорошо, выдвинул я другой довод, который легче первого опровергался.

– Я тебя подсажу.

– Нет, лучше я тебя.

Теперь то я хорошо понимаю, что никогда нельзя идти на поводу у чужого мнения. Кто мешал мне отказаться? Досыпал бы себе спокойно, глядишь, еще сон увидел бы про египетские пирамиды. А я, толком не подумав, сразу согласился. Обалдуй.

– Тихо! Одеваемся! – стал командовать Данила.

С вечера, на завтра, то есть уже на сегодня, у меня лежала рядом на стуле обычная сменка: шорты, кроссовки, майка. Так что оделся я быстро, а Данила ковырялся два часа. Переодеться ему не во что было, как он пришел вчера в белой сорочке и единственных парадных, тщательно отглаженных черных брюках, так и одел их сейчас. Отменно навакшенные ботинки с толстенными каблуками дополняли образ джентльмена собравшегося в пиратский набег. Только он забыл, что находится не на капитанском мостике, а самому, как коту придется лазать по неприступным стенам. Что сделаешь, охота – пуще неволи. А как с вечера на вешалке развешивал брюки, чтобы ни одна строчка не помялась, кто бы только посмотрел. Я и выручить его не мог, в другую комнату нырнуть, дать ему что-нибудь из своего гардероба; ненароком разбудишь деда с бабушкой, да и размер не тот, не влезет толстый в мою одежду.

– Ах, ладно, – махнул Данила рукой, успокаивая себя, – я аккуратно. У Хвата наверно кругом дорожки песочком посыпаны, не выделаюсь.

– Ага! – поддел я его. – И люстры висят над каждым кустом, чтобы ты случайно не споткнулся, и зеленые яблоки не сорвал.

Так мы и собрались, он весь в парадном, как к теще на именины, а я рядом бедным родственником в стиранной, перестиранной одежде. Потихоньку мы спрыгнули с подоконника в сад.

Летом быстро развидняется. Казалось, только что Млечный путь серебристой дорожкой торил небосвод из края в край, как вдруг он начал расплываться, таять и исчезать в розовеющей глубине июльского неба. Легкие перышки облаков неслышно неслись нам навстречу. Я поежился от утренней свежести. Сна как не бывало. Снова вскачь понеслись тревожные мысли. Пока еще было время для отмены опрометчивого решения, я предложил дать задний ход.

– Может, не полезем? Ведь это воровство, – хриплым голосом, непроизвольно сглотнув слюну, спросил я Данилу. А тот уже закусил удила.

– Еще чего. Кто из нас вор, еще надо будет разбираться. Мы по сравнению с ним святые.

Я деланно рассмеялся.

– А с тебя иконы писать.

Мне бы его уверенность. Не зря у него дома на видном месте висит ремень. Данилина бабка, в противовес учению Макаренко и Ушинского считает его лучшим педагогическим средством. Но сейчас, по-моему, и он не убедил бы моего дружка, он был уверен, что мы идем на благое дело. Данила всех на свете считал жуликами, а Хвату-Барыге готов был среди них присвоить звание фельдмаршала.

Пару лет назад, на нашей же улице, опоясывающей озеро, Хват-Барыга купил большой участок земли. Год на этой территории работали несколько бригад строителей, затем озеленителей, а в начале года, за высоченным кирпичным забором, уже луковками крыши тянулся к небу трехэтажный, красивый особняк. Я подозреваю, что Данила, не раз уже с забора заглядывал внутрь, во двор.

К дому Хвата можно было подойти по тропинке, со стороны озера. Разное, про дом болтали. Говорили, что весь особняк у него в зеркалах, и пол, и потолок. Такого ни у кого из «новых русских» в городке не было. Я раз слышал, как мужики у магазина восхищались:

– Там зеркалов, как во дворце, замучаешься бить по пьяному делу.

На что один из них резонно возражал:

– Это у него от жадности.

– Какой жадности? – не поняли другие.

– Ну, как же. Выпьет гость с гулькин нос, рюмашечку, глядь по сторонам, а в глазах уже двоится и троится. Он и прекращает пить. Баста. Вот отсюда хозяину и прибыль, а на самом деле оптический обман.

В тот раз я не стал дослушивать этот бред про прибыль, купил хлеба, и спокойно прошел мимо.

А вот с забором у него вышла промашка. Кто-то, видно не шибко умный, посоветовал Хвату-Барыге поверх кирпичной стены пустить еще невысокий частокол металлической ограды. Издалека казалось, будто древнерусская рать, изготовившаяся к отражению вражеского натиска орды, ощетинилась копьями. Зато нам, слава богу, было за что ухватиться.

– Нужны были тебе его яблоки? – я еще раз попробовал переменить Данилино решение. – Вон, нарви у нас, сколько хочешь, хоть ведро! Что у Хвата такого особенного?

– Да? – он даже остановился на минуту. – Ты знаешь, он за каждый саженец отвалил по тысяче баксов. У вас яблоки обычные, а у него, заморские, молодильные.

– Какие…, какие?

– Молодильные! Съешь их пару штук, и на два года помолодеешь.

Теперь и я остановился, слушая его бред. Это было покруче зеркал на стенах и потолке.

– А ты откуда знаешь?

– Слышал! Хват абы что у себя не посадит и есть не станет. Он, говорят, силу на старость копит, виагру в аптеке упаковками покупает… Ему что?… Денег – куры не клюют… Соберет сейчас урожай яблок, на зиму сложит, и будет до ста тридцати лет жить молодым.

– Ты это серьезно?

– Не веришь? – у Данилы загорелись глаза. – Я еще не то тебе по секрету расскажу, знаешь что он еще придумал?

Разжег он все-таки мое любопытство, хоть ни в какие молодильные яблоки я не верил. Кому, сколько отмеряно судьбой, как говорила моя бабушка, тот столько и проживет. А из Данилы так и пёрло чужими секретами.

– Он, говорят, вторую жизнь прожить хочет, в Америке в очередь стал, хочет, чтобы его после смерти заморозили, а потом ему клона из его же клетки сделали.

– Не ври, не может этого быть! – заявил я уверенно.

– Почему не может?

– Да потому, что в Америке нет очередей. Пусть не врет!

Мой последний аргумент, по-моему, сразил Данилу наповал. Он нехотя согласился.

– Наплевать на Америку, но яблоки молодильные надо попробовать.

– Да тебе то зачем? – удивился я. – Хочешь съесть их и превратиться в сосунка? Чтобы тебя в коляске катали? Ха…ха….ха.

Я бы еще долго над ним изгалялся, но он не обращая внимания на мое ерничанье, вполне серьезно и даже немного печально сказал:

– Мне яблоки ни к чему, я их своей бабке хочу подсунуть, пусть она их съест.

– А ей они зачем? – рассмеялся я, решив его вконец доконать, – помолодеет, будет тебя с удвоенной силой драть.

Но Даниле видно было не до шуток. Он делился со мной, своим единственным другом затаенной, скорбной думой.