Гастон. История любви и коварства - Лори Лэнгдон Страница 20

Ленора вручила Агате будильник и сказала:

– Другие же сначала служили в менее знатных домах и только потом получили достаточную квалификацию, чтобы прислуживать аристократам.

– Они, похоже, очень привязаны к Гастону и его семье.

Ленора помолчала.

– Я бы не назвала это привязанностью, скорее уважением. Между господами и слугами существует невидимая преграда. Они могут обращаться с нами как захотят, а мы в любом случае обязаны выражать им почтение и благодарность. Большинство здешних слуг относятся к своей работе как к великой чести.

– Тоже мне почёт – мыть тарелки от заката до рассвета, – пробормотала Агата и поставила крошечные часы на стул около кровати.

– Может, и нет, но я очень советую тебе считаться с мнением персонала и вести себя так, словно ты одна из них. Возможно, часть твоих вещей к тебе и вернётся. Со временем.

Со временем. Слуги не считают её одной из них, потому что она действительно другая. Собственно, они понятия не имеют, с кем связываются. Сияние забурлило под кожей, и Агате пришлось стиснуть кулаки. Так или иначе она вернёт свои сокровища. Но обижать единственного человека, проявившего к ней доброту, она не хотела, а потому кивнула, как бы соглашаясь.

– Попробую.

– Тогда... – Ленора подхватила юбку и развернулась к двери; каждое её движение выдавало благородное воспитание. – Давай вернёмся к своим обязанностям, пока Алебарда Бургунди не снесла нам обеим головы!

Тем вечером Агата собрала тарелки после ужина и поставила их на поднос для грязной посуды. Ужин для слуг она пропустила, и в животе бурлило от голода. Нетронутая булочка с маслом, оставшаяся на одной тарелке, так и манила к себе. Агата медленно взяла булочку, облизала губы, но, подумав, бросила её на тележку. Мадам Бургунди предупреждала её, что прислуге не дозволено доедать остатки хозяйской трапезы.

Убрав со стола, Агата подошла к буфету, где были расставлены вечерние десерты. Фирменное парфе, приготовленное Шефом, было съедено, чай выпит, печенье тоже закончилось. Но осталась тарелочка со сластями: соблазнительная пирамида из холмиков белого шоколада с грецким орехом на верхушке, конфеты из молочного шоколада, посыпанного розовым сахаром, и её любимые тёмные подушечки, сбрызнутые морской солью. В детстве мама всегда дарила дочери на Рождество коробку шоколадных трюфелей с карамельной начинкой.

Рот Агаты наполнился слюной. Она почти почувствовала, как кусочки шоколада хрустят на зубах и карамель сочится на язык. Как много у неё отняла жизнь. Как такое ничтожное утешение может быть преступлением? Она потянулась за сладкой подушечкой, но лишь только пальцы коснулись конфеты, резкий голос заставил её замереть на месте.

– Это не для прислуги.

Агата повернулась и увидела Жоржа, прислонившегося к дверному проёму. Сердце у неё упало.

– Я и не...

Жорж с угрожающим видом решительно направился к ней.

– Я видел вожделение в твоих глазах. Ты нарушила границы.

Что он имеет в виду – конфеты или её дружбу с Гастоном? Она отошла от буфета, опустила голову и направилась к тележке.

– Я отвезу посуду на кухню.

Но когда она проходила мимо Жоржа, он схватил её за плечо и прошипел:

– Может, Гастон и устроил тебя сюда, но я легко могу уволить тебя и выкинуть на улицу.

Агата задрожала, сияние снова вспыхнуло, но она подавила его. Если Жорж узнает, что она владеет магией, к утру она, без сомнения, будет прикована к столбу.

Со всем возможным почтением, которое она смогла изобразить, девушка склонила голову и произнесла:

– Да, ваша светлость.

– Так-то лучше, – промурлыкал Жорж и отпустил её.

Агата практически слетела вниз в кухню.

* * *

Пальцы саднило, костяшки на правой руке кровоточили сквозь тонкий бинтик из-за горячей воды и едкого мыла. Агата опустилась на ящик позади кухни и стала смотреть на мерцающие звёзды. Холодный ветер пронизывал тонкое платье, но она приветствовала прохладу, прогоняющую онемение из тела. Повариха и кухарки наблюдали за ней так пристально, что она не решалась использовать магию.

В последние несколько дней она мыла посуду так много часов подряд, что начала представлять, будто фарфор и столовые приборы поют ей, а кастрюли и сковороды предупреждающе грохочут: «Беги, Агги. Используй магию, чтобы построить новую жизнь. Беги, Агги, от едкого мыла и жгучей воды. Беги от боли в плечах, гадких горничных и жестоких лакеев. Начни новую жизнь...»

Но как? Куда бежать? Можно ли затеряться в Париже? Растаять в толпе на улицах Рима? Она не знала даже, как добраться до этих городов. Агата прислонилась затылком к каменной! стене, взялась левой рукой за пальцы правой, и сияние вспыхнуло. Ранки на костяшках затянулись, и колдунья улыбнулась, тихое жужжание подняло ей настроение. Излечение ссадин не истощило её силы, совсем наоборот. В голове продолжали накапливаться вопросы.

Выходило, что использование магии на благо себе её не ослабляло. Нужно было выяснить это наверняка, потому что она знала, чему хочет посвятить свою жизнь. Ошарашенное выражение лица Гастона после того, как она очистила его кожу, даже спустя несколько дней согревало ей душу. Помогать людям, лечить их, облегчать страдания – вот на что она хотела употребить свою магию. Сможет ли она открыть лавку знахарки или те же самые люди, которым она станет помогать, отправят её па костёр как ведьму? Даже беспочвенное обвинение в колдовстве может привести к казни. Она слышала о таких случаях.

Кроме того, по закону женщины не имеют права покупать дома и владеть недвижимостью. Вот если бы она была мужчиной...

Агата выпрямилась.

Но она ведь может им стать. Что, если принять на время мужской облик? Сумеет ли она проделать такое превращение? Если честно, Агги не знала, с чего начать, не говоря уже о том, как после этого снова набраться сил.

Девушка выдохнула, в холодном воздухе повисло облачко от её дыхания. Ей нужно потренироваться, кто-то должен просветить её, рассказать ей правила обращения с невероятным даром, которым она владеет. Ей нужна мама. В деревне мама лечила жителей. Люди приезжали к ним издалека, умоляя исцелить их. Но матери нужно было соблюдать осторожность: неудавшееся лечение могло породить слухи, а слухи для колдуньи смертельно опасны.

Хотя Агата до боли нуждалась в материнских наставлениях, сейчас она понимала маму как никогда. Впервые