Вахтанг Ананян - Пленники Барсова ущелья Страница 25

Лишь изредка нарушали его всхлипывания Шушик.

Упал, разбился на утесах товарищ их тяжелых дней - трудный, эгоистичный, но все же товарищ… И как раз тогда, когда он, кажется, начал исправляться, делал первые шаги навстречу коллективу, друзьям.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Село Айгедзор, которого до сих пор никто не знал, в течение нескольких дней стало широко известным всему Советскому Союзу. Арам и Аршак опубликовали в газетах Дальнего Востока сообщения о пропавших ребятах. Об этом печальном происшествии рассказало и радио. А так как радиоволны не знают границ, то о пятерых ребятах, ушедших из села Айгедзор и неведомо где затерявшихся, узнала вся страна.

Интерес к событию с каждым днем возрастал. Даже группа полярников с острова “Пионер” запросила ЦК комсомола Армении, не нашлись ли пропавшие пионеры. “Все еще ищем”, - ответили им из Еревана.

Почтальон Мурад в эти дни не знал покоя. Если раньше он должен был ходить в районный центр за почтой через день, то теперь - по два, а то и по три раза в день. И шел он всегда с надеждой, что наконец сможет принести горюющим родителям радостную весть. Но в связках телеграмм и писем, сыпавшихся отовсюду и особенно с Дальнего Востока, где, согласно сообщению краевого комитета комсомола, были созданы комсомольские “отряды для поисков айгедзорских ребят”, не было ничего утешительного.

Уральские пионеры сообщали, что они ищут армянских ребят в своих городах и селах. Учительница из Караганды Анна Сергеевна Виноградова писала: “Как только ваши дети найдутся, очень прошу сообщить нам об этом телеграммой, чтобы и мы, ваши далекие друзья, порадовались вместе с вами”. А украинка Елена Захарченко подбадривала армянских матерей и выражала уверенность, что ребята найдутся. Оказывается, и ее сын тоже однажды пропал, и она долго горевала. Но в конце концов его отыскали в Закарпатье. “Моему дурачку захотелось на мир поглядеть. В таком возрасте это бывает. Не теряйте надежды…

Из далекого села Карповки, от совсем неизвестного колхозника Тихона Михайловича было получено такой письмо: “Село Айгедзор. Родителям пропавших ребят. Мои далекие друзья колхозники! В первую империалистическую войну я побывал в вашем прекрасном крае. Пил чудесное вино Араратской долины и вместе с армянами сражался на турецком фронте. Из одного котла с ними ел и в одной землянке спал. Когда я был ранен, они вынесли меня из огня, и я остался у них в гостях, в одном из армянских сел, до тех пор, пока не зажили мои раны. Гостеприимство ваше я никогда не забываю. Сейчас я за свои трудодни получил столько зерна и других продуктов, что на три года хватит. Поэтому для меня не будет трудно принять участие в тех расходах, которые несете вы, разыскивая пропавших детей. Я прошу у вас разрешения внести и мой вклад в это дело. Сообщите, по какому адресу я могу послать деньги. Думаю, что вы позволите мне это, - ведь и у меня есть дети”.

Когда Сиран, мать Ашота, читала такие письма, сердце ее сжималось. Женщина чувствовала, что вся страна вместе с нею переживает ее горе.

Тяжело, томительно проходил день за днем.

Сиран не сводила глаз с дороги, поджидая почтальона Мурада, а когда старик приближался к ней, сердце женщины замирало. Она вглядывалась в лицо Мурада, стараясь прочитать на нем следы какой-нибудь надежды, но все было напрасно.

- Нет, опять на меня не смотрит. Ослепнуть бы твоей матери, Ашот! - ударяя себя по коленям, всхлипывала бедная женщина.

А Мурад, выкладывая на стол новые и новые пачки писем, говорил утешительно:

- Почитай-ка, посмотри, что пишут пионеры. По всему свету рассеяны товарищи у твоего Ашота. Это письмо из Риги, это - из Ташкента, это - из Астрахани. Не думаешь ли ты, что каждая женщина удостаивается такой чести?

- Ах, нашелся бы только сынок мой, ничего другого мне в жизни не надо!

- Найдется, непременно найдется, - говорил старик и, сказав еще несколько успокоительных слов, собирался уходить. - Ну, я еще раз пойду сегодня на почту, может, что новое будет.

- Присядь, дядя Мурад, хотя бы стакан вина выпей, - утирая слезы, говорила женщина.

Бедный старик! В холод и вьюгу - все время в дороге. Извелся вконец!

- Выпьем, придет время - выпьем, - отвечал старик. - Так еще попируем у вас, Сиран, так потанцуем, что с потолка песок посыплется! Принесу я тебе радостную весточку.

И так уверенно звучал его голос, что Сиран и впрямь начинала ему верить.

Но стоило старику выйти на улицу, как лицо его мрачнело, шаги замедлялись, становились шаткими. “Найдутся ли ребята?” - с тревогой думал он. Но вот Мурад замечал кого-нибудь из родных потерявшихся ребят, и снова на лице его появлялась улыбка:

- Не получали весточки от ребят? Нет? Ничего, получите! Сейчас я птицей слетаю в район. Готовьте магарыч.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Время словно остановилось. Годом показались ребятам, потрясенным неожиданным происшествием, те секунды, которые они провели у обрыва, напрягая слух и зрение. В мертвой тишине, царившей в ущелье, только и было слышно их тяжелое дыхание да учащенное биение сердца.

После долгого, тяжелого молчания Шушик наконец сказала:

- Мы были жестоки с ним.

Она сказала “мы”, но все понимали, в чей адрес направлены ее упреки. И тот, кого они касались, чувствовал укоры совести. Если бы он знал, что Саркис может так погибнуть, он, конечно, не наговорил бы ему столько горьких слов!

- Пойдем посмотрим со стороны Заячьей обители. Может, оттуда мы его увидим? - первым пришел в себя Асо.

Ребята сошли по расчищенной ими части тропинки в ущелье и перешли на его противоположный склон.

Глазами, полными тревоги, они осматривали утесы возвышавшейся напротив них горы, расщелины, впадины, выступы. Увы, там не видно было и следа какой-либо жизни. Одни орлы, тяжело взмахивая крыльями, парили над ущельем. “Готовятся, чувствуют запах крови”, - по думал Ашот, и сердце его сжалось, а к горлу подступили слезы. “Что я наделал, что я наделал!” - без конца стучало в мозгу. Но внешне он старался казаться спокойным и даже суровым.

- Сойдем вниз, - предложил он, - на дно ущелья. Надо же его найти!

Цепляясь за камни, они спустились к подножию скалы, с которой скатился их товарищ. Но и там не было ничего, кроме груды снега и камней.

- Застрял на каком-нибудь выступе, - решил Ашот. И снова они поднялись к Заячьей обители, откуда внимательно осмотрели скалу.

- По-моему, он мог зацепиться за елку, - сказал Ашот, и в голосе его прозвучала надежда. - Поглядите, елка стоит как раз на его пути. Ведь здесь он сорвался?

- Здесь-то здесь, это я точно помню. Но катился он с такой силой, что елка не могла бы его удержать, - безнадежно сказала Шушик. - Если бы зацепился, было бы видно хоть что-нибудь: рука, нога, голова…

- Там должен быть какой-нибудь клочок земли, иначе откуда деревце получает влагу? Должна же быть у него площадка хоть в метр!

- Эх! - махнул рукой Гагик. - Голову потерял, а по шляпе плачешь! На что нам твой клочок земли? Ты нам Саркиса найди!

- Вот я и говорю: Саркис должен быть на этом клочке. Выступ в скале и сама елка скрывают его от нас. Пойдем-ка снова на тропу.

Они шли молча. Все были задумчивы, печальны. Один только Ашот пробормотал за весь путь несколько слов:

- Ах, если бы этот клочок земли был пошире, а снег на нем поглубже!

Но никто и не попытался вдуматься в смысл этих слов. Все считали, что товарищ их пропал безвозвратно, и никакой “клочок земли” не мог их утешить.

Дойдя до места, откуда сорвался Саркис, Ашот снял ремень, опоясал его вокруг своей груди и, подавая конец Асо, сказал:

- Держи покрепче. А ты, Гагик, держи Асо.

Почувствовав, что конец пояса в надежных руках, Ашот лег на землю у самого края тропинки и, свесившись над пропастью, посмотрел вниз.

- Там он! - объявил Ашот. - Из-под елки видна пола куртки. Держите меня за ноги, я еще раз погляжу.

- Ну?

- Жив?

- Не движется.

- Снегу там много?

- Не знаю. Сейчас проверю. Крепче держите меня за ноги. Нет, не так. Вы и держать-то не умеете! Привяжите по поясу к каждой ноге. Так… Теперь оберните концы поясов - один за этот камень, другой за тот, вот и держите так. Теперь хорошо. Ну, я пошел. - И Ашот чуть не всем телом свесился в пропасть.

Шушик в ужасе закрыла глаза и закричала бы, пожалуй, если бы не побоялась испугать товарищей.

Страх ее был, однако, напрасен. Свесившись, Ашот крепко ухватился руками за клинообразный выступ скалы, создав себе таким образом надежную опору. Пробыв несколько минут в этом положении, он крикнул:

- Довольно! Тяните меня назад!

Ашота быстро подняли и поставили на ноги. Глаза у него налились кровью, а на шее и на лбу вздулись вены.

- Снег, сброшенный нами, скопился на выступе над елкой, - сказал он. - Саркис провалился в него. Может быть, и жив. Саркис, Саркис!