Уроки без правил - Антон Давидович Иванов Страница 25

— Да-а, — совсем загрустил Будка. — Чего же мне делать?

— Ну, выбери книжку, которая тебе больше всего понравилась…

Будка опять глубоко задумался и, по-моему, не из-за того, что чересчур много в своей жизни читал, а как раз совсем наоборот. Физия у него при этом делалась все более растерянной.

— Ладно, — наконец устало выдохнул он. — Приду домой и пошурую на книжной полке, чего там есть интересного.

— Валяй, — кивнул я.

Мы вышли из школьного двора.

— Ну чего? По домам? — посмотрел на меня Будка.

— Ага. Пока. До послезавтра.

И мы разошлись на Сретенке в разные стороны. Он к себе в Большой Сергиевский переулок, а я — на Рождественский бульвар.

Дома меня встретила полная тишина. Явление для нашей квартиры практически уникальное. Однако эту субботу каждый из членов нашей семьи решил использовать по своему усмотрению. Предки уехали на машине за город, в гости к друзьям. Мать сказала, что наконец хоть денек отдохнет ото всех нас. Отец собирался там писать этюд на пленэре. А то ему от постоянных портретов по ночам уже снятся кошмары. Бабушка с близнецами упилила к одной близкой подруге, у которой есть внук их возраста. Представляю, что после ухода моих братьев у этой подруги от квартиры останется. Женька, судя по тому, что ее школьная сумка валялась под вешалкой в прихожей, пришла из школы и снова куда-то учесала. А Олька, наоборот, еще не являлась из своего института. То есть наше жилище на какое-то время оказалось в полном моем распоряжении.

В кои-то веки я мог расслабиться и пожить по-своему. Не переодеваясь, я протопал прямиком на кухню. Там, на столе, лежала бабушкина записка: «Суп в холодильнике. Котлеты на плите. Гречка на гарнир стоит у меня под подушкой».

Суп я, естественно, проигнорировал. Возись с ним еще, разогревай. А холодный суп, по-моему, жуткая гадость. Вот я и решил обойтись котлетами. Тем более они даже еще не совсем остыли.

Сперва я намеревался переложить их со сковороды на тарелку, однако при одной мысли о мытье посуды передумал. Отрезав несколько ломтей белого хлеба, я разложил на них котлеты. И вкусно, и удобно. К тому же никакой привязанности к обеденному столу.

Естественно, я взял бутерброды и уперся в большую комнату смотреть телевизор. То есть полный кайф. Растянулся на диване. Жру лежа. Смотрю то, что хочется именно мне, а не Женьке с Олькой. Никто при этом меня не выпихивает с дивана и не читает лекций, что есть лежа вредно. Бывают же в жизни счастливые мгновения!

Балдеж продлился около часа. Потом зазвонил телефон. Не поднимаясь с дивана, я взял трубку. Зойка.

— Привет. Как жизнь? — игриво произнесла она в трубку.

Я мигом насторожился. Адаскина звонила мне очень редко и, как правило, не просто так.

— Все нормально, — коротко отозвался я.

— Просто нормально и все? — переспросила Зойка.

— А что, по-твоему, обязательно должно быть сложно нормально? — ломая голову, куда она клонит, ответил я.

— Ну, я немножко не то, Клим, имела в виду, — прежним игривым тоном продолжала она. — Одна птичка мне принесла на хвосте, что вы с Будкой в театральную студию записались. Интересно как получается, а? Ты ведь днем, вроде бы не хотел там заниматься?

«Вот сволочь Васька, — захлестнуло негодование меня. — Лось сохатый. Агате уже успел доложить, а та через Зойку проверяет информацию».

— Это какая же, интересно, птичка? — ледяным голосом произнес я. — Длинная, белобрысая и носатая?

— Почему белобрысая и носатая? — охватило замешательство Зойку. — Ты кого, Клим, имеешь в виду?

— Птичку! — уже не в силах был сдерживать злость я.

— Понятно, что птичку, — откликнулась Адаскина. — Но какую?

— Тебе виднее. Между прочим, про птичку сказала ты.

— Но моя птичка не белобрысая и не носатая, — проговорилась Зойка.

Я спохватился. Ну и дурак! Зойка ведь явно имеет в виду Мити́чкину. На фига Ваське про нас Агате докладывать. А вот Танька — другое дело. И я напрямик осведомился:

— Мити́чкина, что ли, звонила?

— Попал! — захихикала Адаскина. — Только не мне, а Агате. А она уже позвонила мне. Но кого ты, Климчик, подразумеваешь под белобрысой птичкой с длинным носом?

— Никого, — поторопился замять тему я. — Это я просто так.

— Да-а? — с какой-то полувопросительной интонацией протянула Зойка. Кажется, она догадалась.

Зато я так и не мог пока догадаться, зачем она звонит мне.

— Значит, все-таки передумал и будешь в студию вместе с нами ходить? — спросила Адаскина.

— Не с вами, а с Будкой, — злорадно проговорил я. — Сам-то я совершенно не собирался. А Митька уговорил. Ему одному было скучно записываться.

— Понятно, — враз поскучнела Адаскина.

— Там придурок один нас записывал. Из десятого, — с удовольствием начал я. — Представляешь, он Будке сказал, что у него фактура. Тот, чудик, поверил. И теперь к просмотру даже что-то учить собрался.

— Какой придурок? — Я словно наяву увидел любопытное выражение лица Адаскиной.

— Я же тебе говорю, из десятого. Некий Васька Лосев, — небрежно произнес я.

— Такой беленький? — с придыханием произнесла Зойка.

— Ну, — подтвердил я и с удовольствием добавил: — Вошь белая.

— Фу, Клим, как грубо. — Теперь в голосе моей собеседницы звучало осуждение.

— Ты спрашиваешь, я отвечаю.

— А ты представляешь, Танька Мити́чкина тоже в театральный записалась, — спешно ушла от опасной темы Адаскина. Видимо, она еще не полностью выполнила миссию, возложенную на нее Агатой.

— Естественно, представляю, если Танька за нами в очереди стояла, — буркнул я.

— Нет, но Мити́чкина — актриса, — с убийственной иронией продолжила Зойка.

— А чего такого? — не понял я. — Чем она хуже многих других?

— Клим, да ты что? — возмутилась Зойка. — Разуй глаза! Мы ведь с тобой говорим о Мити́чкиной.

Такая реакция меня совершенно потрясла. Вот уж воистину век живи — век учись. Мне даже в голову не приходило, что наши девчонки с таким презрением относятся к Таньке.

— Клим, тебе что, нравится Мити́чкина? — с наигранным ужасом принялась допрашивать меня Зойка.

— Да как-то не знаю, — растерялся я. У меня вообще не было никакого отношения к Таньке. Мити́чкина как Мити́чкина. Ничем вроде особо не выделяется. Разве что Будку жутко не любит. Но это их сугубо личное дело. Меня не касается.

— То есть как это так, не знаю? — негодовала Адаскина. — Человек или нравится, или не нравится. Третьего не бывает.

— Почему не бывает? — возразил я.

— Очень просто, — наседала Зойка. — Вот я, например, тебе нравлюсь или не нравлюсь?

Час от часу не легче. Я был вынужден взять тайм-аут и закашляться. Вообще-то человеком она была неплохим. Хотя иногда и жутко противным. И глаза у нее вечно на мокром месте,