Алексей Биргер - Тайна наглой сороки Страница 28

— Топа!.. — заорал Ванька.

И — знакомый голос — Мишин голос, усиленный «матюгальником»:

— Машинист! Останови!

Видно, машинист заколебался, слушаться ему приказа или нет, потому что почти сразу грохнуло несколько выстрелов. Насколько мы могли судить, стреляли в сторону паровоза.

Наш вагон начал замедлять ход. Ванька, пройдясь ногами и локтями прямо по лицам меня и Климентьева, уже выбирался из «космического корабля». Вагон еще не остановился окончательно, а он уже молотил кулаками в дверь и орал:

— Топа! Топа! Мы здесь!

Мы с Климентьевым тоже аккуратно вылезли — пострадавшие от Ваньки почти не меньше, чем мы могли пострадать от железнодорожной катастрофы. Мы услышали, как срывают пломбу с дверей, как ломают запор. И прямо-таки выпали на руки наших спасителей — сил стоять на ногах у нас уже не было. Меня подхватил степановский громила, работавший золоченым швейцаром, Ваньку — лично Миша, кто помогал выбраться Климентьеву, я разглядеть не мог: меня ослепил яркий свет фар окружавших все место машин.

— Этот ворованный алюминий в вагоне... он принадлежит Деду... Дед и Белесов хотели подставить Степанова... — сразу стал объяснять Мише мой братец. — Желаю, чтобы справедливость восторжествовала немедленно.

— Разберемся, — коротко ответил ему Миша, но тут же из сияния фар возник грузный силуэт — Степанов!

— Дед? — свирепо осведомился он. — Кто это?

— Вон, паршивец... — Климентьев устало указал рукой на скромненько стоявшего в стороне Епифанова. — Его пацаны разоблачили.

— Ну вот, я так и знал, что меня в чем-нибудь обвинят, раз я такой невезучий, что случайно оказался на месте... — сокрушенно начал Епифанов, но тут моего братца прорвало. Я ведь уже говорил, никому не следовало доводить его до приступа ярости.

— Невезучий? Подлюга! — завопил он. — Пусти! Пусти, говорят тебе! — Он стал так отчаянно брыкаться и извиваться, что даже Миша при его железной хватке не сумел его удержать и растерянно выпустил. — Где термос? — продолжал вопить Ванька, оказавшись на свободе. — Где его термос? Я ему покажу!

Мы-то с Климентьевым поняли, что Ванька имеет в виду, но вся остальная куча народу явно решила, что Ванька хочет огреть Епифанова его термосом по голове. Так подумал и отец, выступивший откуда-то сбоку вместе с Топой. Только теперь я сообразил, почему отец и Топа задержались и не сразу кинулись облизывать нас и приветствовать (облизывать, понятное дело, относится только к Топе): вплоть до этого момента откуда-то из-за машин доносились глухое ворчание и возня, как бывает, когда Топа кидается на врага в таком приступе ярости, что его даже отец не может остановить (в этом Топа и Ванька абсолютно похожи), и отцу приходится приложить немало усилий, чтобы оттащить и успокоить нашего взбешенного волкодава. Теперь с этого места доносились лишь глухие стоны пострадавшего от Топиной ярости. Скорей всего, этот погрызенный сдуру сделал попытку никого не подпускать к нашему вагону.

— Иван! — железным голосом окрикнул отец. — Зачем тебе термос?

— Увидите! — орал Ванька. — Только дайте мне его!

— У парнишки от всех переживаний крыша поехала... — озабоченно пробормотал Степанов, но Климентьев молча показал Степанову поднятый вверх большой палец, умудрившись слабо улыбнуться при этом, и Степанов заметно успокоился. Понял, что все не просто так.

— Вон его сумка, — ошеломленно кивнул один из оперативников ФСБ. — Термос, наверно, в ней.

Ванька тигром метнулся к сумке, выхватил термос и стал отвинчивать донышко корпуса.

Епифанов заметно побледнел. Из пространства между колбой и корпусом термоса на землю хлынули драгоценности.

— Ах ты! — Степанов кинулся на Епифанова, размахивая кулаками. — Да я тебя!..

У него от ярости пена изо рта пошла, и он, наверно, убил бы Епифанова на месте, если бы Миша не схватил его за запястье железной хваткой.

— Спокойно, — проговорил он. — Вспомните наш договор. Наше сотрудничество имеет смысл только в том случае, если с вашей стороны не будет никакого самоуправства и все будет делаться строго по закону.

При звуках негромкого, спокойного — и при этом уверенного — голоса Миши Степанов начал остывать, будто его ледяным душем окатили.

— Да ладно... — проворчал он. Миша выпустил его запястье. Степанов подошел к Епифанову и прошипел ему в лицо:

— Но не думай, для тебя ничего не кончено... Знаешь, как и в тюрьме и лагере людей достают?.. Будешь у меня умирать долго и трудно — и не за драгоценности в первую очередь, а за этих пацанов!.. — Степанов огляделся. — Я сказал и все слышали? Хоть на куски меня режьте, хоть какое уголовное дело заводите, а я от своих слов не откажусь!

— Уголовное дело заводить не будем, а на куски резать — тем более, — усмехнулся Миша. — А вот охранять этого субчика будем так, что вы до него никак не доберетесь!

— Кстати, насчет пацанов, — подал голос Климентьев. — Они натерпелись за день, и вообще, похоже, у них у обоих сотрясение мозга. Их, может, в больницу побыстрей надо...

— Михал Дмитрии, машину дадите?.. — тут же спросил отец у Миши, но тут вмешался Степанов:

— На моей машине поедете! Забирайтесь, вместе с Топой!..

Я представил, в каком состоянии будет роскошная обивка сидений степановской машины после Топиных лап, но тут и говорить ничего не стоило — Степанов в любом случае нас бы повез. К тому же я чувствовал, что у меня голова начинает кружиться все сильнее и что я вот-вот потеряю сознание.

Как меня и Ваньку усадили в машину, как в нее забрались отец и Топа, а Степанов сам сел за руль, я помню смутно. Помню, как в окне мелькнуло несколько человек под охраной эфэсбешников и «бойцов» Степанова. Одному из арестованных бинтовали окровавленные руки и лицо — это над ним, значит, потрудился Топа...

— Это Брюс? — пробормотал я.

Отец понял.

— Брюс, — хмыкнул он, готовый рассмеяться от облегчения, что все позади. — Ох и бучу поднял Топа, когда Брюс объявился со своей добычей! Не зря отец Василий велел носить тебе этот образок не снимая. Сегодня он точно спас вам жизни... Кстати, вот он. — Отец вынул образок из кармана и надел мне на шею. — Я позвонил и Михал Дмитричу, и Петру, решив, что тут лучше задействовать как можно больше сил, — я сразу понял, что дело пахнет керосином...

— Ага! — откликнулся Степанов, старавшийся вести машину как можно аккуратней, чтобы нас меньше трясло. — Тот редкий случай, когда мы с Зозулиным достигли взаимопонимания и стали действовать сообща... Теперь все мои бывшие дружки будут говорить, что я ссучился, — хохотнул он, — что подписался на сотрудничество с органами и больше мне веры нет! А мне плевать! Я им всем так вломлю по рогам, что забудут, по какой земле ходят!..

Кажется, он еще что-то говорил, но тут я наконец отключился.

Глава 11

РАЗВЯЗКА АУКЦИОНА

И у меня и у Ваньки действительно оказалось сотрясение мозга, но у обоих — легкое, и после осмотра в больнице нам разрешили отправиться домой, прописав две недели постельного режима. Две недельки отдохнуть от школы — это было, в общем, здорово, но, с другой стороны, обидно было лежать целыми днями, такая чудесная стояла осень, что только бы и гулять, заканчивать ремонт нашей лодки и вообще заниматься нужными делами. Но максимум, что нам позволяли — это час в день смотреть телевизор. А в первые дни и этого было нельзя, и еду нам приносили в кровати. Оставалось лежать и болтать. В чтении книг нас тоже ограничили — сказали, что в первые дни для нас будет опасна любая умственная нагрузка.

Разумеется, больше всего мы говорили о всех последних событиях. После того как мы «выключились из игры», еще много чего произошло. Удалось установить, что телефонограмма, по которой паровоз подали раньше времени, была и впрямь — как мы предполагали — отправлена Белесовым, одно стало цепляться за другое, дело разрасталось до размера тех, которые взрослые называют «скандальными». Как говорил отец, пересказывавший нам последние новости и постоянно державший в курсе событий, «такое дело о хищениях и коррупции раскручивается, что только держись!».

— Нашли куда влезать! — возмущалась мама. — Нет бы им быть как другие, нормальные мальчишки!

— «Нормальные мальчишки», — посмеивался отец, — взрывают самодельные бомбы и на пари прыгают с десятиметровой плотины или с подножки товарного поезда.

— И то спокойней и безопасней, — отвечала мама.

Между тем приближался день аукциона. Все ждали, что из-за грянувших скандалов банк откажется от участия в аукционе. А если еще и Степанов откажется, то аукцион вообще придется отменять. Но никто не отказался, претендентов так и оставалось трое. Видно, банку отступать было некуда, а Степанов, что называется, «закусил удила». Кроме того, мы знали, что Степанов «оказывает активную помощь следствию», что он даже создал фонд помощи для погибших при исполнении служебного долга работников органов и вообще, так резко рвет со своим криминальным прошлым, как будто рад, что наконец ему предоставился случай превратиться в стопроцентно чистого бизнесмена. Впрочем, его «быки» оставались при нем и всегда были готовы решить для него любую проблему там, где закон окажется бессилен. «Сколько волка ни корми, а все в лес смотрит», — посмеивался отец.