Выстрел в лесу - Анелюс Минович Маркявичюс Страница 28

Первым перевел дух Алпукас. Он заговорил шепотом, мальчику все еще казалось, что их могут услышать.

— Ромас, а Ромас, ты очень испугался?

— Ага! А кто это был, Алпук?

— Не знаю. Должно быть, кошка сидела под окном, а может, Рыжик.

— Ну да! Разве коты так орут?

— Заорешь, когда наступят на хвост. Ого, как они орут!

— Мне показалось, что какое-то чудище схватило за ногу и тащит под землю. Даже больно стало.

— Я думал, дом валится прямо на голову, — признался Алпукас и натянул одеяло до самых ушей. — Зря только ходили.

— Почему зря? Если б не кот, что-нибудь услышали бы. Я бы снова пошел!

Алпукас промолчал. Он вовсе не собирался еще раз идти.

— Ты что-нибудь видел? — снова спросил Ромас.

— Сержанта. Он, наверное, про Зуйку рассказывал. Шлеп-шлеп губами, как окунь.

— Больше ничего?

— Ничего.

— Эх, — вздохнул Ромас, — они там уже все знают, а мы ждем, пока расскажут! А вдруг не расскажут? Если бы мы в горнице лежали, уж наверное что-нибудь расслышали бы.

— Конечно, в горнице другое дело. Прошел кухню, а там двери тоненькие и всегда приоткрыты.

Ребята впервые пожалели, что спят на сеновале, а не в избе.

— Юле и Натале хорошо, они, должно быть, слушают.

— Вот еще, станут они слушать! — пренебрежительно сказал Алпукас. — Юле в одно ухо влетит, а в другое вылетит. Живет — ничего ей не надо, даже на стройке не была. А Натале мала, не поймет. Никакого толку от этих девчонок.

— Наши, городские, тоже такие, — решил поделиться опытом Ромас. — Сломается карандаш или ручка — сразу в слезы.

— Все они никуда не годятся, — продолжал Алпукас. — Я еще ни одной стоящей не видел. Нет у нас смелых девчонок, и в школе нет. Все плаксы, только тронь — сейчас в рев. Не стоит с девчонками связываться, уж я-то знаю.

Тон Алпукаса показался Ромасу подозрительным, и он поспешил перевести разговор:

— Как ты думаешь, скоро мы узнаем про Зуйку?

— Узнаем. Попросим дедуся, он расскажет. Он хороший, всегда расскажет.

— Послушай, Алпук, давай ждать дедуся. Ты очень хочешь спать?

— Да нет. Я могу всю ночь не спать.

— Давай не спать, ладно? А если кто-нибудь начнет храпеть, пусть другой разбудит.

— Ладно, пусть другой разбудит.

Дети долго лежали, тараща глаза в темноту и стараясь не поддаваться дреме. Но все уже сказано, да и говорить почему-то нет охоты — так спокойно, так тихо вокруг.

С одного края доносится ровное дыхание.

— Алпук, ты спишь?

Тот вздрагивает, с трудом разлипаются ресницы:

— Нет, не сплю!

Но почему вдруг затих неугомонный Ромас: не шевелится и лишь отрывисто посапывает.

— Ромас, ты спишь?

— Не-ет, с чего мне спать? — еле ворочает языком мальчик. — Я совсем не хочу…

Это повторяется еще и еще. Потом ребята дружно, как по уговору, стихли, замолкли, и вот уже некому спрашивать:

«Ромас, ты спишь?»

«Алпук, ты спишь?»

Сеновал окутывает тишина. Раздается спокойное, легкое дыхание мальчиков.

Ромас слышит, как раскрываются ворота гумна, потом кто-то взбирается по лестнице. А-а, это дедушка. Наконец-то он пришел! Старик разделся, стараясь не шуметь, скользнул под одеяло. Надо бы узнать о сапогах. Почему молчит Алпукас? Заснул, наверное. Вот соня! Договорились ведь… Ромас хочет спросить, пытается раскрыть рот, шевелит губами и не может. А старик уже похрапывает. Ромас садится, трясет его. Да ведь это вовсе не дедушка! Это Зуйка. Как он здесь очутился? Ну конечно, Зуйка — в новом картузе и засаленном кожушке. Только без сапог. Где же сапоги?..

Кто-то снова открывает ворота гумна, шаркает ногами, лезет по лестнице… Это дедушкины шаги. Наконец-то дедусь прогонит этого Зуйку. Как долго взбирается старик! Встанет на одну ступеньку — остановится, подпрыгнет и снова стоит. Скорей бы он прогнал Зуйку! Но что это? Вместо дедушки появляются сапоги — желтые сапоги Зуйки. Они влезают на балку, становятся рядышком, кланяются и говорят:

«Мы застрелили оленя!»

«Врете, — говорит Ромас. — Сапоги не умеют стрелять…» «Мы застрелили оленя!» — нагло утверждают сапоги.

«Хватит болтать! — не верит Ромас. — Где ж это слыхано, чтоб сапоги кого-нибудь застрелили! Так даже в книгах не бывает».

Сапоги выходят из себя:

«Мы убили оленя!»

Они внезапно спрыгивают с балки, пробегают по сеновалу и налезают Зуйке на ноги. Зуйка вскакивает и пускается наутек.

«Держите Зуйку, держите!» — кричит Ромас и хватает его за сапоги.

— Ромас, Ромас, что с тобой? Проснись!

Он открывает глаза. Алпукас трясет его. Некоторое время Ромас смотрит на приятеля затуманенными глазами. А-а, так это сон! Ромас встряхивается.

— Ты так кричал… Что-нибудь снилось? — спрашивает Алпукас.

— Снился страшный сон.

Ромас рассказывает, как дедушка обратился в Зуйку, как прискакали сапоги…

— К чему бы это? — удивляется Алпукас. — Спроси маму, она умеет разгадывать сны.

— Да ни к чему, сон, и всё.

— Нет, — спорит Алпукас, — каждый сон что-нибудь значит. Скажем, снится тебе драка — новость услышишь. Блох видеть — к деньгам, горох — к слезам.

— Э-э, бабушкины сказки! — отмахивается Ромас.

В щели сеновала пробиваются полоски солнечных лучей. Кажется, острые широкие мечи пронзили стены. Со двора доносится голос дедушки. Мальчики оглядываются — подушка примята. Значит, он пришел, спал с ними рядом и уже встал! Но ни один не говорит этого вслух. Заснули, не выдержали…

После завтрака ребята хотели расспросить старика о Зуйке, но никак не могли застать деда одного. Наконец Ромас и Алпукас поймали его возле колоды под навесом.

— Дедусь, о чем вчера рассказывал сержант?

— А о чем он должен был говорить? — с невинным видом спросил дед. — Ехал человек по своим делам и заглянул по дороге.

— Дедушка, а он у Зуйки был? — не отставали дети.

— Может, и был. Мало ли где он бывает. Разберись попробуй в его делах.

— А почему же не арестовали Зуйку?

— Да вы что! Как это можно взять да арестовать человека? С какой стати?

— Он оленя убил.

— Никого он не убивал! Болтаете невесть что!

— Как — не убивал! А сапоги? — закричали они.

Старик рассердился.

— «Сапоги, сапоги»! — ворчливо передразнил он. — По-вашему, на свете только и есть одна пара желтых сапог! Отправляйтесь-ка лучше куда шли, некогда мне с вами лясы точить.

И старик, медленно передвигая ноги, пошел прочь. Летним утром у него уйма всяких дел: корова, лошадь, овцы, надо нарезать травы, нарубить хворосту…

Так вот, значит, он какой, дедусь!.. И говорить не хочет. Все вокруг да около, понимай