Антон Иванов - Загадка подслушанных разговоров Страница 3

— Вот поэтому нашему Герочке, — с выразительным вздохом начала Варя, — пришлось коротать утро в беседах с магнитолой. Вернее, когда мы с Марго вошли в зал, магнитола молчала, а Мумушечка говорил.

— Что ты несешь! — взорвался Герасим. — Ни с кем я не разговаривал! Я спектакль слушал! А в нем были очень длинные паузы.

— Это Мумушечке казалось, что паузы, — не унималась Варвара. — А на самом деле там была полная тишина.

— Никакой тишины там не было! — вновь возопил Каменное Муму.

И принялся скороговоркою объяснять, что поймал по радио очень странный спектакль. До того странный, что он, Герасим, даже до конца не врубился, о чем шла речь и кому была предназначена постановка, взрослым или детям.

— Там и текста-то с гулькин нос, — уточнил Каменное Муму. — То всякие «ох-охошечки, ой-е-ешечки», да ребенок орет. То мужик какой-то падает, а потом жутко ругается.

— А как он ругался-то? — полюбопытствовал Сеня.

— Потом скажу, — отвечал Герасим. — При девчонках нельзя.

— Ничего себе, спектакль для детишек! — звонко расхохоталась Варя.

Луна, не сводя глаз с Герасима, медленно произнес:

— А ты вообще уверен, что это был спектакль?

— Что же еще, по-твоему, это было? — высокомерно изрек Каменное Муму.

— Не знаю, — пожал плечами Павел. — Но вообще на радиоспектакль не очень похоже.

— Ты, конечно, у нас во всем разбираешься, — Муму с ходу принялся спорить. — Какие радиоспектакли бывают и каких не бывает. Да сейчас любое бывает!

— Ну не совсем любое, — стоял на своем Луна.

— А я говорю: любое, — с упрямым видом повторил Герасим.

— Слушайте, чего зря спорить, — вмешалась Марго. — Если этот Геркин спектакль развивался столь медленно, да ещё с такими длинными паузами, то, возможно, он до сих пор идет.

— И впрямь!

Долговязый Герасим, вскочив с дивана, кинулся к магнитоле, схватил её и включил. Из колонок послышался приторно-сладкий голос известного эстрадного певца.

— И это, Мумушечка, ты называешь спектаклем? — всплеснула руками Варя.

— Попса какая-то, — в свою очередь прислушался Баск.

— Это совсем не то, что я слушал, — решительно произнес Герасим. И, приглядевшись к шкале настройки, добавил: — Сбилось. Это вот тут было.

Он легонько крутанул ручку. Песню сменила тишина.

— Ну, теперь слышите? — с гордостью глянул на друзей Муму. — Кажется, нам повезло. Спектакль ещё идет.

— Если он, Герочка, и идет, то только у тебя в ушах, — сладким голоском ответила Варя. — Потому что мы ничего не слышим.

— Если бы ты, Варвара, была поумнее, то поняла бы сама: именно это и требовалось доказать. У них, в спектакле, все паузы именно так звучат.

— Ах, ах, конечно, — продолжала издеваться Варя. — Звучащая тишина.

Герасим хотел достойно ответить обидчице, но в это время тишина в колонках сменилась явственным звуком шагов. Затем раздался уже знакомый Муму мужской голос:

— Мне интересно, кто-нибудь когда-нибудь сподобится убрать с пола эту чертову кашу?

Мужчина умолк и, судя по звукам, открыл холодильник, что-то оттуда извлек и вновь затворил дверцу. Потом звякнул какой-то посудой и покинул помещение. Настала очередная длительная пауза.

— Ну, теперь верите? — осведомился у друзей Герасим. — Они там, — он указал на магнитолу, — всю дорогу так.

— Если бы я и не знала, что это какой-то прикольный модерновый спектакль, — медленно и тихо проговорила Марго, — то подумала бы, что мы с вами сейчас сидим не у Баска в зале, а у кого-то на кухне в шкафчике и подслушиваем, что делают хозяева.

— Мне тоже так показалось, — согласился Баск.

— Это потому, что вы темные и невежественные дураки, — покровительственно изрек Герасим. — Просто вам невдомек, что современное сценическое искусство стремится к эффекту присутствия. Ну, чтобы мы вроде бы чувствовали себя не зрителями, а как бы в центре событий.

— Господи! — всплеснула руками Варя. — И откуда наш дорогой Мумушечка подобного набрался?

— Газеты нужно читать, — Герасим взял реванш за недавние унижения. — То, что вам кажется странным спектаклем, на самом деле для современного театра — норма, — добавил он, совершенно забыв, что совсем недавно эта радиопостановка ему самому показалась бредовой.

Точно в подтверждение его слов спектакль продолжился. Раздались голоса двух женщин.

— Это бабушка, а это мама Сашеньки, — Герасим поторопился ввести непосвященных друзей в курс дела.

— Какого ещё Сашеньки? — вытаращился Баск на Муму.

— Ребенка, — коротко бросил Муму. — Который кашку сначала жрал.

— А-а, — кивнул Баск.

Бабушка с мамой начали активно убирать с пола кашу и остатки разбитой тарелки, одновременно обсуждая, готовить ли что-нибудь свежее на обед. Мнения разделились. Бабушка активно доказывала, что надо хотя бы супчик сварить. А дочь возражала, что вполне хватит остатков от новогоднего стола, потому что из-за того, что какие-то Беляевы заболели гриппом и Новый год встречать не приехали, в холодильнике лежит куча всего несъеденного.

— Если, ма, мы это не доедим, все равно испортится, — сказала в заключение дочь.

— Как же, испортится, — хмыкнула мать. — Твой Ленька уже половину с утра умял.

— Умял — и на здоровье, — снова заговорила дочка. — Мой муж, между прочим, ест не чужое, а свое. Так сказать, сам заработал, сам съел.

— На диету твоему Леониду надо садиться, — мать явно не разделяла восторгов дочери. — А то мужику ещё сорока нет, а он вон какое пузо себе отрастил.

— Между прочим, это Ленино личное дело, — обиженно произнесла дочь.

— «Личное», — передразнила теща. — Вот как инфаркт его хватит по причине лишнего веса, тогда я тебя и спрошу, что личное, а что не личное.

— Мама, как тебе не стыдно! — с неприкрытым возмущением воскликнула дочь. — Зачем ты каркаешь!

Однако у пожилой женщины уже явно открылись какие-то эмоциональные шлюзы, и она, невзирая на протесты дочери, продолжала:

— Между прочим, Сашеньку ещё растить и растить. А если что с Леонидом случится, у тебя ни работы и вообще ничего не останется. И дома этого загородного не будет.

— Между прочим, дом на меня записан, — многозначительно произнесла молодая женщина.

— А содержать его на что будешь? — с азартом спросила пожилая. — Тут каждый месяц несколько тысяч уходит. А Леонидовы компаньоны по бизнесу вмиг у тебя все оттяпают. Это пока он жив, они с тобой хорошие!

— Мама! — вскипела дочь. — Как ты смеешь раньше времени хоронить Леонида? Он, между прочим, молодой, живой и здоровый! И изо всех сил для нас старается!

— Видели мы таких старательных, — и после этого не прониклась почтением к зятю «любящая теща».

— Все! — отрезала молодая. — Хватит! Ты, мама, что? Праздник нам хочешь испортить?

— Ах, значит, я вам праздник порчу? — захлебываясь от негодования, проверещала собеседница. — Дожили-доехали! В таком случае, счастливо оставаться, я уезжаю в Москву!

— Мама, но ты же обещала посидеть с Сашенькой, — в голосе дочери послышался ужас. — И няню мы отпустили до конца недели. А нам с Леней сегодня вечером необходимо быть на приеме.

— Ваш прием меня совершенно не интересует, — отрезала мать. — Остаюсь только ради Сашеньки.

На сей пафосной ноте диалог прервался. Видимо, руководствуясь принципом, что худой мир лучше доброй ссоры, обе женщины молча покинули комнату. В спектакле снова настала паузах

— Ну, прямо как в жизни, — ошеломленно пробормотал Баск.

— Даже слишком как в жизни, — откликнулся Павел.

— Сколько вам ещё раз повторять, — сказал Муму. — Это специально сделано. Эффект присутствия.

— Эффект хороший, — усмехнулась Варвара. — Во всяком случае, бабушка Сашеньки — прямо как живая.

— Еще бы, — подхватила Марго. — Помоему, эта бабушка своего зятя не любит.

— Так сказать, конфликт поколений, — уточнила Варя.

— Ясно как Божий день, — солидно кивнул Герасим.

— По-моему, Мумушечка, тебе до того, как мы стали слушать спектакль, ничего ясно не было, — Варя вновь принялась подтрунивать над ним.

Пауза в радиопостановке явно затягивалась.

— Интересно, они долго ещё так молчать собираются? — недоумевал Баск. — Вот мы, предположим, болтаем. А если бы я, например, просто один сидел и слушал, то наверняка бы уже давно на другую передачу переключился. Какой смысл в спектакле, где действия в час по чайной ложке?

— Никакого, — отозвался Павел.

Скуластое лицо Герасима приобрело то самое упрямое выражение, благодаря которому он, в частности, и снискал прозвище Каменное Муму. Всем стало ясно: он настроился на длительную дискуссию по поводу новых художественных методов, легших в основу пьесы про Сашеньку и его семейство. Однако Луна, не дав Муму развернуться, скороговоркою произнес: