Лемони Сникет - Гадкий городишко Страница 3

— Заунс! — выкрикнула Солнышко, что значило «Какая нелепость!», но Клаус толкнул ее локтем и указал на следующий в списке город, и Солнышко мгновенно запела по-другому, а именно: выпалила «Гаунс!», то есть «Давайте поселимся тут!».

— Именно гаунс, — подтвердил Клаус и показал Вайолет на то, что они только что обсуждали с Солнышком. Вайолет открыла от изумления рот, и все трое уставились друг на друга. И опять они ощутили мелкую, мелкую дрожь в жёлудке. Но на этот раз она носила не столько нервный, сколько оптимистический характер. У них возникла надежда, что, возможно, последний телефонный звонок и в самом деле разрешил все их проблемы и то, что они прочитали в брошюре, окажется важнее того, чего они не прочли в газете. Ибо в конце списка городов после Полтривилля, после Тедиа и Офелии стояло нечто самое важное, важнее всего, что они прочитали за целое утро. Затейливым шрифтом на последней странице брошюры, которую им дал мистер По, стояло — Г.П.В.

Глава вторая

Когда едешь автобусом, всегда бывает очень трудно решить, где лучше сесть — у окна, у прохода или на среднее сиденье. Если сесть у прохода, выгода заключается в возможности свободно вытянуть ноги, но тогда невыгода заключается в том, что мимо вас ходят люди и могут нечаянно отдавить вам пальцы ног или чем-нибудь облить. Если сесть у окна, можно вволю любоваться пейзажем, зато, к сожалению, видно, как погибают насекомые, ударяясь о стекло. Если же сесть посередине, то вы не получите ни одного преимущества, зато получите дополнительное неудобство: соседи, заснув, наваливаются на вас с обеих сторон. Вот почему лучше всего нанять лимузин или взять напрокат ослика, а не ехать автобусом к месту своего назначения.

Однако у бодлеровских сирот не было денег, чтобы нанять лимузин, а на ослике они добирались бы до Г.П.В. несколько недель, вот почему к новому месту жительства им пришлось ехать автобусом. Дети думали, что мистера По придется долго уговаривать согласиться на Г.П.В. в качестве их опекуна, но в ту минуту, как они увидели три знакомые буквы, зазвонил один из телефонов; и когда мистер По закончил разговаривать, у него уже не оставалось времени на споры. Он успел только позвонить и договориться с городской администрацией, после чего повез их на автобусную станцию. Провожая Бодлеров (что в данном случае выразилось в том, что он «посадил их на автобус, вместо того чтобы, как требует вежливость, лично отвезти на новое место»), мистер По наказал им сразу же явиться в ратушу городка Г.П.В., а также взял с них обещание не делать ничего такого, от чего может пострадать репутация его банка. И не успели они опомниться, как Вайолет уже сидела, у прохода, отряхивая пыль с пальто и растирая отдавленные ноги, Клаус сидел у окна и глядел на пейзаж сквозь слой дохлых насекомых. А Солнышко сидела между ними и грызла подлокотник.

— Не валиться! — грозно потребовала она.

Брат засмеялся:

— Не беспокойся, Солнышко. Мы постараемся не наваливаться на тебя, если заснем. Но вообще-то времени на сон не остается. Мы вот-вот будем в Г.П.В.

— Как ты думаешь — что эти буквы означают? — спросила Вайолет. — И в брошюре, и на карте, висящей на автобусной станции, город обозначен только этими тремя буквами.

— Не знаю, — ответил Клаус. — Как тебе кажется, может, надо было рассказать мистеру По про тайну Г.П.В.? Может, он помог бы нам?

— Сомневаюсь, — ответила Вайолет. — Помощи от него всегда мало. Хорошо бы Квегмайры были тут. Они бы точно нам помогли.

— Хорошо бы они просто были тут, даже если бы и не сумели помочь, — проговорил Клаус, и сестры согласно закивали. Бодлерам не требовалось распространяться дальше, насколько они волнуются о тройняшках. Поэтому они просто сидели и молчали всю оставшуюся дорогу, надеясь, что прибытие в Г.П.В. приблизит их к спасению друзей.

— Г.П.В.! — провозгласил водитель. — Следующая остановка — Г.П.В.! Пассажиры! Глядите в окно, сейчас впереди покажется город!

— Какой он? — спросила у брата Вайолет.

Клаус вгляделся в мутное от насекомых стекло.

— Плоский, — ответил он.

Вайолет и Солнышко пригнулись поближе к окну и поняли, что имел в виду брат.

Местность выглядела так, точно кто-то провел ровную линию горизонта («горизонт» здесь означает «граница, где кончается небо и начинается земля»), а потом забыл нарисовать что-нибудь еще. Плоскость простиралась вдаль, насколько хватал глаз, но остановиться глазу было не на чем, и он видел лишь плоскую сухую землю да брошенные газеты, которые трепал ветер, поднимаемый проходящими автобусами.

— Не вижу никакого города, — сказал Клаус. — А вдруг он под землей?

— Новедри! — заметила Солнышко, что означало «Под землей жить будет совсем невесело!».

— Может, город вон там? — Вайолет прищурилась, чтобы увидеть как можно дальше. — Видите? Далеко, на самом горизонте, какая-то черная дымка. Похоже на дым, но, возможно, это здания, просто до них еще далеко.

— Я не вижу, — сказал Клаус. — Наверно, раздавленный мотылек мешает. Неясная дымка вполне может быть фатой-морганой.

— Фата? — переспросила Солнышко.

— Фата-моргана — это обман зрения, когда глаза выделывают с вами всякие штуки, особенно в сильную жару, — объяснил. — Это происходит из-за искажения лучей, проходящих попеременно Через слои горячего и холодного воздуха. Еще это называют «мираж», но мне больше нравится «фата-моргана».

— Мне тоже, — согласилась Вайолет. — Но будем надеяться, что там не мираж и не фата-моргана. Будем надеяться, что это Г.П.В.

— Г.П.В.! — объявил водитель, когда автобус остановился. — Г.П.В. Кому в Г.П.В. — выходите!

Бодлеры поднялись, собрали свои вещи и пошли по проходу вперед, но, дойдя до открытой двери, остановились и с сомнением уставились на плоскую пустынную равнину.

Это действительно остановка — осведомилась Вайолет. — Я думала, Г.П.В. — город.

— Он и есть, — отозвался водитель. — Идите прямо к черному расплывчатому пятну на горизонте. Я знаю, выглядит это как… как… не могу вспомнить, каким словом называют, когда зрение выделывает всякие штуки. Но на самом деле это город.

— А нельзя ли подвезти нас поближе? — робко попросила Вайолет. — С нами маленькая девочка, а дорога как будто длинная.

— Я бы с удовольствием. — Водитель добродушно взглянул на Солнышко, — но у Совета Старейшин ужасно строгие правила. Мне полагается высаживать всех пассажиров, приезжающих в Г.П.В., именно тут, иначе меня сурово накажут.

— Что за Совет Старейшин? — поинтересовался Клаус.

— Эй! — раздался голос откуда-то сзади. — Скажи ребятам, пусть скорее выходят. В открытую дверь насекомые залетают!

— Выходите, ребятки, — сказал водитель, и Бодлеры сошли вниз и ступили на плоскую землю Г.П.В. Дверцы захлопнулись, водитель махнул им рукой, автобус отъехал и оставил Бодлеров одних в абсолютно пустынной местности. Они следили, как автобус все уменьшается и уменьшается, а потом повернулись лицом в сторону черного расплывчатого пятна, которое должно было стать их домом.

— Ну вот, теперь вижу, — Клаус прищурил глаза, глядя сквозь очки, — но не могу поверить своим глазам. Дойти туда пешком займет не меньше половины дня.

— Тогда скорее пошли, — поторопила Вайолет и подсадила Солнышко на свой чемодан. — У него есть колесики, — сказала она сестре, — ты будешь сидеть наверху, а я буду тянуть его за собой.

— Сибо! — отозвалась Солнышко, что означало «Ты очень внимательна!».

И Бодлеры пустились в долгий путь к расплывчатому черному пятну на горизонте. Уже после первых нескольких шагов все автобусные неудобства показались им цветочками. «Цветочки» тут не имеют никакого отношения к цветущим кустам и растениям.

Нет, слово это относится к перемене вашего отношения к чему-то после сравнения с чем-то другим. Например, вы попали под дождь и боитесь промокнуть, но, если, завернув а угол, вы увидите стаю злобных псов, то опасность вымокнуть под дождем внезапно покажется вам цветочками по сравнению с тем, что за вами по улице с лаем погонятся собаки, а может быть, и загрызут. Поэтому то когда Бодлеры пустились в долгий путь в сторону Г.П.В., дохлые насекомые, отдавленные пальцы на ногах и ожидание, что на них свалится заснувший сосед, показались им цветочками по сравнению с теми неприятностями, с которыми им сразу же пришлось столкнуться. За неимением других объектов на плоской равнине, на которые можно было дуть ветру, он сосредоточил свои усилия на Вайолет, иными словами, очень скоро таким диким образом растрепал ей длинные волосы, как будто они никогда не знали гребенки. На Клауса, шедшего позади Вайолет, ветер дул не с такой силой, но зато пыль, которой в этой пустынной местности не на что было больше садиться, сосредоточила свои усилия на среднем Бодлере, и скоро он покрылся пылью с головы до пят, как будто уже много лет не принимал душа. Сидевшая на верхушке чемодана Солнышко не подвергалась такому воздействию пыли, но зато за неимением ничего другого в этом безлюдном краю солнце сосредоточило свои усилия на ней, и вскоре она загорела до черноты, как будто провела полгода на побережье, а не пару часов на верхушке чемодана.