Потерявшие память - Стайн Роберт Лоуренс Страница 3

Одна девочка отправляет под мышку яблоко, и я слышу ужасный хлюпающий звук.

Вот теперь меня по-настоящему тошнит.

Её подружка суёт себе под мышку виноградную гроздь.

Чавк. Чавк.

Я слышу, как пережёвываются сочные ягоды.

По всему помещению школьники, задрав рукава, пихают еду себе под мышки.

Толстощёкий коренастый парнишка в ярко-жёлтой майке вытряхивает туда бутылочку йогурта, а его сосед подносит к руке маленький пакет сливок с торчащей соломинкой, другой конец которой воткнут в подмышку.

На моих глазах отверстие его подмышки сужается вокруг соломинки, и я снова слышу: хлюп-хлюп.

«Сосёт! Пьёт!»

Меня охватывает ужас.

За столиком у окна мальчик угощает свою соседку картофельными чипсами, аккуратно вкладывая маленькие порции ей под мышку. При этом они весело о чём-то болтают.

Кто-то из ребят вообще снял рубашку. Они сидят за столом голые по пояс. Один парнишка ест аж обеими руками, ловко отправляя куски в оба подмышечных отверстия. Школьники смеются и указывают на него пальцем.

— Робин Робин Барабек! — заводит кто-то, и остальные подхватывают дразнилку.

Парнишка и умом не ведёт, так же усердно набивает в обе подмышки лакомые кусочки, и вот уже направо и налево летит салат с тунцом.

Я судорожно сглатываю комок в горле.

И тут за соседним столиком замечаю девочку, которая внимательно смотрит на меня. У неё большие тёмные глаза, прямые, очень коротко подстриженные тёмно-каштановые волосы, ровной чёлкой спадающие на лоб. Почему она так пристально смотрит? Может, заподозрила, что я не такой, как другие?

Наверное, я кажусь ей чудовищем, ведь я пытался засунуть свой завтрак в рот. И рукава моей рубашки не подвёрнуты.

Внезапно осознаю, что не хочу, чтобы другие ребята это узнали. Не хочу, чтобы они увидели, что я отличаюсь от них. По крайней мере до тех пор, пока сам не разберусь, что к чему.

Поесть мне не удалось, так что я быстро убираю завтрак в пакет и вскакиваю. Стул падает, но я убегаю из столовой, стараясь не замечать удивлённых взглядов.

Не схожу ли я с ума?

Я потерял разум. Я полностью и окончательно спятил.

Желудок бунтует, ноги мелко дрожат, но я всё же несусь по коридору довольно резкой рысью.

Позади остаются изумлённые глаза, закатанные вверх рукава, отверстия под мышками — жующие, чавкающие…

Чвак-чвак… Хрусть-хрусть…

Я крепко заживаю рукой рот и бегу.

Всё это похоже на дурной сон. На бегу вижу лица, кружащие вокруг меня, наблюдающие за мной, уставившиеся на меня. Я вижу высоко поднятые руки. Раскрытые подмышки. Жующие подмышки.

Жующие… Жующие…

Я вылетаю в коридор, по-прежнему зажимая рот рукой. Сворачиваю за угол и чуть не сбиваю с ног весело болтающих учителей. Они замирают с открытыми ртами, но я уже далеко!

Мои ботинки громко шлёпают по полу.

Вот дверь, ведущая во двор. Несусь прямо к ней и с силой распахиваю её обеими руками.

О! Я во дворе! Свежий воздух холодит щёки. Какой яркий, почти летний день.

Я бегу изо всех сил. Миную учительскую парковку. Поле для спортивных тренировок.

Впереди лес. Продираюсь сквозь бурьян и кусты, между стволами старых деревьев. Трава высокая, непритоптанная. Много поваленных, гниющих деревьев. Какой-то запущенный лес! Мне почему-то хочется уже уйти отсюда. Найти тихое местечко, где я мог бы спокойно подумать. Где мог бы всё обмозговать.

Я пробираюсь сквозь заросли высокого тростника, потрескивающего и покачивающегося под слабым ветерком.

Выбравшись из тростника, я наконец останавливаюсь. Надо перевести дух. Но что это?

Шаги! За мной кто-то гонится…

7

Кто меня преследует?

Учителя?

Школьники, понявшие, что я не такой, как они, что я не из их числа?

Чего они хотят от меня?

Почему они гонятся за мной?

Сердце моё отчаянно колотится. Я затаиваюсь. Оборачиваюсь и стараюсь разглядеть сквозь высокие стебли тростника своих преследователей.

Но тростниковые заросли слишком густые. Просто стена!

Мне слышны лишь чьи-то быстрые уверенные шаги. Кто-то подбежал и остановился у тростниковой чащи — по ту сторону её. Я делаю глубокий вдох. И срываюсь с места.

Мои ботинки легко скользят по мягкой земле.

Резко сворачиваю в осиновую рощицу, бегу, прогибаясь под низкими ветками и выставив перед собой руки как щит.

Ноги разъезжаются на толстом ковре из сосновых иголок. Чувствую, что вот-вот упаду, и хватаюсь за корявый ствол дерева.

И слышу неизменно приближающиеся шаги. Ближе…

Ближе…

Ищу глазами хоть какое-нибудь укрытие и замечаю недалеко низкую насыпь из серых камней. Ныряю за камни, замираю…

Низкие ветви сосен подрагивают, словно кто-то невидимый раздвигает их на ходу.

Всё ближе и ближе чьи-то шаги…

Мне нужно найти более надёжное место, где спрятаться.

Но где?

Я вижу полянку, поросшую высокой травой, шелестящей и колышущейся на ветру.

Хруст шагов всё ближе.

И я снова принимаю решение бежать! Пригибаясь к земле, низко наклонив голову, стараясь бесшумно дышать, я продираюсь сквозь прохладные заросли высокой травы.

Пыхтя, как загнанное животное, я обнимаю руками колени и пытаюсь затаить дыхание.

Прислушиваюсь к шагам.

Тишина.

На ближайшем дереве громко каркнула какая-то птица. По траве прошелестел ветерок.

Но ни единого звука топающих по земле башмаков.

Получилось!

Кто бы за мной ни гнался, я от него оторвался!

Но что-то снова тревожит меня.

Мне не по себе.

Что это? Мои ноги что-то покалывает. Я чувствую зуд. Наклоняюсь, задираю штанину джинсов и с остервенением расчёсываю икры и лодыжки.

И вдруг замираю в немом ужасе…

8

Я потрясённо смотрю на насекомых, снующих вверх и вниз по моим ногам. Облепивших мою кожу. Присосавшихся ко мне.

Насекомые толстые, круглые. Их десятки. Они вцепились в мои ноги, до самых коленей!

Мерзкие твари — безногие, безликие, безжалостные.

Болезненный стон вырывается у меня из груди.

Они похожи на пузыри, пузыри размером с четвертак и притом покрытые колючими чёрными волосками!

Я вылупил на них глаза.

Они пульсируют и вздрагивают. При этом издают какие-то звуки, сливающиеся не в гудение, не в жужжание! Они тихонько похрюкивают! Точь-в-точь как свиньи у корыта…

Но ведь они же пьют мою кровь!

Я хватаю одного, крепко сжимаю пальцами.

И тяну.

Его волоски липкие и влажные. Когда я пытаюсь оторвать насекомое от своей кожи, раздаётся громкое: чмок!

А тварь остаётся на месте. Она вцепилась в мою кожу собачьей хваткой.

Я тяну сильней.

Ноги уже не слушаются меня, они гудят от боли и вздрагивают. Я ощущаю зуд и покалывание по всему телу. «Пузыри», волосатые «пузыри» заживо пожирают меня.

Я не в силах больше сдерживаться.

И тогда я открываю рот и ору что есть мочи!

Это нечеловечекий вопль, полный смертельного ужаса.

В невыразимом отчаянии я хватаю насекомых обеими руками и с безумной яростью отрываю их от себя.

Они отлипают с тошнотворным сосущим звуком.

Я с размаху отшвыриваю их за деревья.

Моя грудь вздымается, деревья перед глазами кружатся в бешеной пляске. Я работаю как заведённый.

Так, теперь их осталось совсем немного. Я сдираю с колена последнего и швыряю его в грязь. Оно шлёпается в неё с отвратительным мокрым звуком.

А затем я срываюсь с места.

Мои ноги по-прежнему зудят, всё тело покалывает, а я бегу сквозь деревья.

По направлению к школе? Прочь от неё?

Не знаю. Теперь я потерял представление о направлении.

Я просто бегу. Пытаюсь убежать от воспоминания об этих жирных волосатых пузырях. От ощущения присосавшихся к моей коже тварей.

Я бегу… бегу прочь от всего, что случилось со мной нынче утром, в первый же школьный день.