Алексей Биргер - Тайна неудачного выстрела Страница 4

— Может, Степанов ошибся?..

— Он редко ошибается… Правда, и сам сейчас сказал, что прослышал стороной, и не знает, правда это или нет, но на всякий случай предлагает свою помощь. Если, мол, надо будет министра по высшему классу обслуживать… Что ж, я поблагодарил, и сказал, что учту его предложение.

— Так что, возможно, никаких гостей ещё и не будет, — сделала вывод мама.

— Возможно, но маловероятно, — ответил отец. — Ладно, это все дела завтрашнего дня, а пока что давайте закончим приготовления и сядем за стол. Ребятки, проверьте, все ли накрыто, и помогите нам носить блюда из кухни.

Он на секунду посерьёзнел, словно задумавшись о своём, потом рассмеялся, обнял маму за плечи и пошёл с ней на кухню.

— Не фига себе! — выдохнул Ванька. — Сам министр к нам едет!

— А что нам, впервой? — откликнулся я. — Сколько их к нам переездило! Кстати, и этот министр у нас был однажды, года два назад. Ты разве не помнишь?

— Погоди!.. — Ванька задумался. — Тот здоровый мужик, который подарил нам шоколадных зайцев, а потом все ругался на свою охрану, что она ходит за ним по пятам и не даёт свободно вздохнуть?

— Он самый.

— А, ну, тогда, порядок! — заявил мой брат. — Он действительно нормальный мужик. И не наглый. Помнишь, как он с утра один ушёл в лес на лыжах, а когда отец стал его ругать, что он отца не предупредил и не позвал с собой, потому что с лесом шутки плохи, стал объяснять, что не хотел зря тревожить отца, ведь у хозяина заповедника и так забот полно, и что вообще он вырос в Сибири, поэтому знает, что такое лес…

— Вот-вот, — кивнул я. — И вообще они с отцом друг другу тогда понравились… Но хватит болтать, пошли помогать родителям!

Ванька ещё раз придирчиво поглядел, красиво ли мы уложили под ёлкой наши подарки, и вслед за мной направился в кухню. В это время с улицы послышался шум подъезжающей и тормозящей машины.

— Подарочки от Степанова приехали! — хмыкнул Ванька.

— Это не подарки, — сказал отец, спеша к двери. — Это какая-то другая машина, я по звуку слышу. Неужели министр?.. Топа, стоять! — открывая дверь правой рукой, левой он придержал отчаянно залаявшего Топу за ошейник. (Вообще-то, Топа почти всё время жил на улице, но в честь Нового года ему позволили побыть в доме).

Но это был не министр. Ночь была ясная-ясная, а снег — таким чистым, каким никогда не бывает в городах, и вся площадка перед домом, вплоть до забора с большими воротами и тёмных очертаний леса за забором, так отсвечивала холодным серебром, что было совсем светло, почти как днём. Поэтому мы отчётливо видели даже цвет остановившейся машины: изумрудно-зелёный. И из этой машины вылезали трое человек: два силуэта побольше и один — совсем маленький, казавшийся круглым пушистым шариком.

Топа лаял довольно весело — как будто узнав давних знакомых. Для посторонних его глубокий бас в любом случае прозвучал бы грозно и устрашающе, но мы-то отлично разбирались в интонациях нашего пса.

— Свои, Топа, свои! — закричал весёлый голос. — Семеныч, принимай гостей!

— Серёга, ты, что ли? — вгляделся отец.

— Я, Ленька, со всеми своими дамами!..

Тут и мы поняли, кто это. Это был дядя Серёжа Егоров, уже гостивший у нас вместе с семьёй, и прошедшим летом, и в позапрошлые осенние каникулы, а иногда наезжавший в одиночку. Он был старым другом отца, вместе с ним учился в университете, а потом долго работал в разных питомниках и научных центрах, прежде чем много лет назад не бросил все и не завёл ферму пушного зверья, где разводил всяких песцов и чернобурок. Его жену звали тётя Катя, а их дочку, на год младше меня, Фаиной — естественно, мы сразу стали называть её «Фантиком», а она жаловалась, что в школе её дразнят, кроме того «Фантой» и «поросёнком Фунтиком».

Она была худой и стройной девочкой, почти щепочкой, и, увидев пушистый комок, я в первый момент удивился, когда она успела так потолстеть. Но всё объяснилось очень быстро, когда в прихожей она освободилась от шуб и свитеров и предстала перед нами такой же худышкой, как прежде.

Едва раздевшись, она потянула меня за рукав.

— Быстро, пока взрослые не видят! — возбуждённо прошептала — почти прошипела — она мне в ухо. — Мне надо положить подарки под ёлку!

— Пошли!.. — мы с Ванькой быстро повели её к ёлке, пока со двора доносились голоса отца и дяди Серёжи: они разгружали машину, которую дядя Серёжа, насколько мы поняли, основательно загрузил всякими продуктами и подарками для всех, и пока наши мамы ахали и охали, приветствуя друг друга.

Фантик открыла свой рюкзачок и быстро пристроила под ёлку несколько красиво запакованных свёртков.

— Порядок! — облегчённо сказала она.

Мы с Ванькой растерянно переглянулись. Разумеется, у нас с ним не было никаких подарков ни для Фантика, ни для её родителей. Родители, в конце концов, обойдутся, подумали мы, раз приехали так внезапно, когда уже ничего нельзя придумать. Но вот для нашей подруги что-то надо было сообразить… Однако, для того, чтобы изобрести подарок, нам с Ванькой надо было на какое-то время запереться наедине — а бросать только что приехавшую гостью было не слишком прилично. Впрочем, до Нового года ещё оставалось какое-то время, и наверняка мы улучим несколько минут, чтобы пошептаться и что-нибудь придумать.

Со двора донёсся шум ещё одной подъезжающей машины.

— У вас будут и другие гости? — спросила Фантик.

— Нет, — ответил я. — Это, наверно, приехали подарки от нашего местного «крутого». Он очень уважает отца…

— Или это министр! — вставил Ванька.

— Какой министр? — живо заинтересовалась Фантик.

— Министр лесного хозяйства, Степан Артёмович, — объяснил я. — Нас предупредили, что он может приехать. Впрочем, вряд ли он появится раньше завтрашнего дня, ведь гостевой дом, в котором он всегда останавливается — тот, рядом с сауной — заперт и не протоплен, и надо часов десять, чтобы он прогрелся, да и прибраться в нём, наверно, не помешает, ведь…

— Погоди! — Фантик перебила меня, не дав закончить мои подробные объяснения (я всегда считал себя обязанным объяснять подробно все, связанное с устройством жизни в нашем «поместье» — чтобы у гостей потом не возникало недоразумений и вопросов). — Какой такой Степан Артёмович? Угрюмый, что ли?

— Совсем он не угрюмый! — возмутился Ванька. — Он весёлый и добрый, нормальный мужик!..

— Да нет! — объяснила Фантик. — Угрюмый — это его фамилия.

— А ведь верно, — сказал я. — Так его и зовут. Помню, он ещё сам шутил над этим… — его фамилия вылетела у меня из головы, потому что более неподходящую фамилию для этого славного человека трудно было придумать.

— В общем, он занимается лесами, так? — подытожила Фантик.

— Разумеется, раз он министр лесного хозяйства!

— Значит, это тот самый, кого хотят убить! — заявила Фантик.

У нас челюсти отвисли и глаза вылезли на лоб. Увидев выражение наших лиц, Фантик рассмеялась:

— Вы, что, ничего…

Но тут наш разговор прервался: в гостиную вошли посланцы Степанова, коротко стриженые плечистые ребята, сгибавшиеся под тяжестью коробок и огромного рулона.

— Складывайте все вот сюда! — отец, возглавлявший шествие, указал им на угол возле дивана.

Дюжие хмурые парни составили в угол коробки, сверху аккуратно пристроили рулон, и удалились, отказавшись от предложения отца выпить по рюмочке, в награду за их труды: мол, у них работы полно, они на машине, и вообще им пока нельзя. Видно, Степанов здорово вышколил своих мордоворотов.

— Ты не послал ему подарок в ответ? — удивлённо спросил вошедший в гостиную дядя Серёжа.

Отец покачал головой.

— Нет… Не тот случай. Ведь эти подарки — в знак особого уважения. Если бы я послал ему что-нибудь в ответ — он бы решил, что я начал заискивать перед ним и что со мной можно меньше считаться. Так уж у этих людей устроены мозги.

Дядя Серёжа секунду подумал — и понимающе кивнул головой.

— Да, конечно. Ты абсолютно прав. Я должен был и сам сообразить.

— Разочтусь с ним как-нибудь потом… — заметил отец, распаковывая рулон. — Я… — он, видно, хотел сказать, что у него всегда найдётся, чем отблагодарить Степанова: отличной охотой на заранее прикормленного лося или чем-нибудь подобным, но осёкся и ахнул. — Мамочки!..

Интересно, почему он так ахнул? Тогда придётся подождать следующего письма. Отец собирается город и торопит меня, чтобы я отдал ему письмо. Поскольку в следующий раз он окажется на почте лишь дней через пять, я сейчас заканчиваю — а сегодня вечером начну новое письмо, чтобы они шли регулярно. Ну, словно еженедельный журнал, печатающий детектив с продолжением. Привет!

ПИСЬМО ЧЕТВЁРТОЕ. ОТЕЦ ВАСИЛИЙ ПРОПОВЕДУЕТ МИЛИЦИИ

В рулоне оказался большой настенный ковёр. Но какой! Степанов, конечно, расстарался, выбирая ковёр по своему вкусу. На ковре была изображена охота на кабана, причём вместе с охотниками в тирольских шляпах и со старинными ружьями на заднем плане присутствовали нимфы-охотницы: в коротеньких туниках, наподобие сильно обрезанных ночных рубашек, и с золотыми колчанами, из которых торчали золотые стрелы… Но главное — всё это было каких-то кошмарнейших тонов, таких ярких и ядовитых, что невозможно представить! Кабан был огненно-рыжим — такими рыжими иногда изображают тигров на глянцевых новогодних открытках и плакатах, но даже китчевые тигры уступали в ослепительности несчастному кабану, истекавшему багрово-малиновой кровью! Не менее кричащими были розовые лица охотников и розовые тела нимф, салатовая зелень травы и изумрудная зелень крон деревьев, а над кронами сверкало небо цвета медного купороса. По всей видимости, материал, из которого был сделан ковёр, был очень дорогим — похожим на плюш, но на ощупь более мягким и толстым.