Ариэль. Другая история русалочки - Лиз Брасвелл Страница 52

Ариэль посмотрела на него в холодном изумлении:

– Принц Эрик, с тех пор, как мой отец стал считаться погибшим, я заняла его место в качестве верховной правительницы Атлантики. Я её царица. Неофициально известная как морская царица. Царица всего моря. По крайней мере, этого.

Эрик посмотрел на неё, по вполне понятным причинам, ошарашенно. Она почувствовала, что его взгляд изменился. Почувствовала, как он ищет – и находит – черты царицы там, где прежде были лишь черты его озорной рыжеволосой девчушки. Русалка выпрямила спину, чтобы стать выше, и приподняла подбородок, что, надо сказать, было сделано вполне осознанно.

– О, – произнёс Эрик. – О. Ясно. О. В таком случае мне следует... мне следует преклонить перед тобой колени, не так ли? Как перед иностранной монаршей особой, которая занимает более высокое положение?

Ариэль расхохоталась. Это был второй раз, когда русалка по-настоящему рассмеялась, с того самого момента, как вернула свой голос, и этот смех был гораздо более заливистым и отнюдь не слабым.

– О, Эрик, ты слегка припозднился с этим, – вздохнула она. – Но... ты действительно любишь музыку. В список всего, что огорчает тебя в сложившейся ситуации, не должно быть включено занятие любимым делом. Я тоже люблю музыку. Я люблю петь. Забрать это у меня было самой жестокой формой пытки, которую только могла изобрести Урсула. Кроме, пожалуй, того, что она заставила меня считать себя виновной в смерти отца.

Эрик горько улыбнулся:

– Тогда ей следовало бы забрать у меня это, – сказал он, повертев в руке окарину. – Это бы проучило меня. Ей не стоило позволять мне заниматься композиторством, постановками и проводить время в обществе настоящих музыкантов, и ей следовало бы заставить меня править. Вот это стало бы для меня настоящей пыткой.

– Не думаю, что она ставила перед собой цель как-то наказать тебя или подвергнуть тебя пыткам, – осторожно заметила Ариэль. – Думаю, ты стал просто пешкой в её игре.

– Замечательно. Ничтожен настолько, что даже не считается реальной угрозой. Это про меня, – сказал Эрик со вздохом. – Кстати, касательно нашей общей любви к музыке, – помнишь ту песню, что ты мне пела? Когда спасла меня? Я ни разу не делал её частью оперы. Мне всё никак не удавалось вспомнить, чем она кончалась. Думаю, я, должно быть, потерял сознание до того, как ты успела её допеть.

Эрик медленно поднёс окарину к губам, глядя на девушку в ожидании разрешения. Она кивнула, и он заиграл.

Всё было в точности как тогда, когда юноша играл, сидя в лодке, а она наблюдала за ним, оставаясь незамеченной. И, в точности как тогда, мелодия растворилась в тишине.

Только в этот раз русалка смогла её подхватить и допеть.

Даже если бы эту часть играл не Эрик, а сама Урсула, Ариэль продолжила бы мелодию. Последняя нота повисла в воздухе, словно приглашала девушку присоединиться, и казалась такой незавершённой, что было бы настоящим преступлением против природы позволить ей упасть.

Ариэль не столько пела, сколько позволяла песне литься из её груди, сердца, души. Для этого было достаточно просто разомкнуть губы, чтобы не создавать препятствий на её пути.

Эрик широко улыбался – пение русалки вознесло его на небеса.

Добравшись до конца припева, она сделала ещё один глоток воздуха Мира Суши, чтобы как следует спеть песню с самого начала. Эрик поспешно поднёс окарину обратно ко рту и начал ей подыгрывать. В этот раз он не взял на себя основной мотив (из уважения к первой исполнительнице), он позволил девушке пропеть его самостоятельно, а сам сымпровизировал гармонию, которая стала к нему небольшим дополнением. Основная мелодия звучала всё так же смело и бодро, с большим воодушевлением описывая мир таким, каким его увидела юная Ариэль. Но часть, сыгранная Эриком, добавила произведению сложности и вместе с тем глубины: стало очевидно, что всё не так просто, как может показаться на первый взгляд, мелкие детали и едва уловимые тонкости развёртывали перед слушателем смелое заявление. Эта версия была не менее прекрасна, чем первоначальная, по правде говоря, даже напротив – ещё прекраснее. В ней были зрелость и пришедшая с возрастом мудрость, жизненный опыт и встреча с внешним миром, наблюдения, сделать которые прежде не представлялось возможным.

Они умолкли практически одновременно, Эрик пропел свою финальную ноту за секунду до того, как затих голос Ариэль.

«Это аллегория, призванная напомнить о том, что он смертен?» – задалась вопросом русалка.

– Это было прекрасно, – выдохнула девушка. Конечно, ей доводилось петь дуэтом с величайшими певцами русалочьего племени – как мужчинами, так и женщинами, – которые были старше её на сотни лет и обладали голосами, подвергавшимися тренировкам на протяжении всего этого времени. Но каким-то образом то, что они с Эриком только что создали, обладало гораздо большей силой и красотой. И свидетелями тому были только морская трава, вода да ветер.

И ещё одна чайка, которая как никогда аккуратно приземлилась на лодку позади них.

– Прошу прощения, что прерываю, – сказала Джона. – Худой сварливый пожилой мужчина в замке ведёт себя нервно и суетливо. Думаю, дело в том, что Эрик до сих пор не вернулся.

– Спасибо, Джона, – поблагодарила Ариэль, печально улыбаясь. – Эрик, она говорит, что Гримсби начинает волноваться из-за того, что ты всё ещё здесь.

– Ты можешь разговаривать с чайками? – спросил Эрик, удивлённо округлив глаза. Он посмотрел через плечо девушки на Джону: – Чайки умеют раз-говаривать?

– Жизнь за пределами человеческого понимания сложна, – осторожно ответила царица Ариэль. – Для вас чайки не будут говорить никогда.

– Я не согласна, – сказала Джона несколько язвительно. – ЭЙ, ПОКОРМИ-КА МЕНЯ ХЛЕБОМ. – Эрик аж подпрыгнул от такого требовательного крика. – Видишь? – спросила чайка торжествующе.

Ариэль рассмеялась:

– Превосходный аргумент, Джона. Но ты права. Мне пора идти. Оставаться в этом теле становится довольно тяжко – мне необходимо вернуться в море.

– О, ты можешь это делать?! Превращаться из русалки в человека и обратно, – протараторил Эрик. – Но прежде ты этого не могла. А сейчас – можешь. Всё дело в том, что ты теперь царица?

–