Екатерина Вильмонт - Секрет зеленой обезьянки Страница 6

– То есть как? – совершенно ошалела я от Мотькиных выводов.

– Если предположить, что Гуля отравилась, а по всему похоже на то, значит, отравилась она, выпив воды из чужой бутылки. Так?

– Возможно.

– А бутылку на этом столике оставила я. Я пошла позвонить маме в свободную минутку, потом меня позвали, и я забыла про нее.

– Матильда, ты что, прослушала? Он же сказал, это была чистейшая вода!

– Вот это-то меня и пугает!

– Почему?

– Потому что я всегда в воду добавляю лимонный сок! Меня этому твоя мама научила! Вода с кислинкой лучше утоляет жажду. Это чтобы пить поменьше, понимаешь! А Яков сказал – вода была чистейшая! Теперь понимаешь?

– Но, Матильда, зачем нужно тебя подставлять или травить?

– Травить, может, и не нужно…

– А подставлять? Да нет, чепуха это! К тому же яд не обнаружили! Это несчастное стечение обстоятельств и только, ей просто случайно стало плохо после того, как она выпила воду! И между прочим, если там обнаружили лимонный сок, то вода все равно чистая, не отравленная, они скорее всего просто промолчали про сок, какое это имеет значение, если вода не отравленная?

– Ты и вправду так думаешь?

– Конечно! А что ж тут еще думать? Уверена, завтра выяснится, что у нее какое-то сложное заболевание, а скорее всего просто аллергия на лимон! Может это быть?

Запросто! Или она себя этими диетами заморила…

– Ох, Аська, ты просто камень у меня с души сняла… Здоровенную такую каменюку…

– Ты, Мотька, скоро со своим театром рехнешься просто. Тебе психиатру показаться надо! Все тебе страсти какие-то мерещатся!

– Да, я, наверное, подсознательно так боюсь, что сорвется спектакль или провалится, или я заболею, что мне невольно…

– Тебе надо успокоиться, Мотька, а то ты и вправду заболеешь! Вон чего выдумала – кто-то кого-то отравил, чтобы тебя подставить! Это какая же фантазия безумная. Просто жуть! Завтра же попрошу маму найти тебе психиатра!

– Не вздумай!

– Очень даже вздумаю! Тебе не столько психиатр нужен, сколько невропатолог! Даст какие-нибудь порошочки успокоительные. Ты спишь нормально?

– Аська, прекрати издеваться! Признаю, я немного погорячилась… Видно, перенервничала из-за Гули…

А мозги-то сама знаешь, как у нас у всех повернуты.

Чуть что – детектив! – усмехнулась Матильда. – Ладно, приехали! Надеюсь, завтра все будет в порядке. Да, Аська, я совсем забыла. Илья Михайлович разрешил тебе завтра прийти на репетицию.

– Матильда! Что же ты молчала? Вот здорово!

– Только, Аська, прошу тебя, сиди тихонько-тихонько!

– А что, я обычно ору во все горло? Дебоширю?

– Да ладно тебе, не заедайся! Я просто сказала, а то он, Илья Михайлович, очень не любит, когда в зале посторонние…

– Да успокойся, я умею сидеть на репетициях! Не в первый раз! Мне дед даже разрешает на его занятиях с аккомпаниатором присутствовать, я всегда сижу как мышка! Да и у мамы в театре я сколько раз была…

– Извини, подруга, я впопыхах про это забыла…

– Так и быть, извиню!

– И еще просьба – никому про сегодняшнее ни слова! Ну, про мою истерику, ладно?

– Ладно, – согласилась я.

– Да, и вот еще… Если тебе завтра на репетиции что-то не понравится, ты ведь все-таки понимаешь в этом деле, ты мне обязательно скажи!

– Ну, если не понравится… Тогда скажу.

– Ты только постарайся смотреть на меня не как на меня…

– Чего?

– Ну, не как на свою подружку с детского сада, которая, надо же, на сцене выступает, а просто как на артистку, незнакомую артистку. Понимаешь?

– Понимаю, что ж тут не понять!

– Аська, ты смеешься?

– Да почему? С чего ты взяла?

– Мне показалось…

– Когда кажется, креститься надо!

Нет, с Матильдой надо что-то делать, а то она, по-моему, скоро спятит!

Глава 4

Иномарка и сосулька

Вернувшись домой, я собралась позвонить Мите и Косте, но не тут-то было, едва я открыла дверь, на меня накинулся с упреками папа.

– Аська, у тебя совесть есть? Где ты шляешься? Мы же волнуемся! Вышла с собакой и пропала! Разве так можно? Утром я встал – тебя уже нет, вернулся с работы – тебя еще нет! Что это за манера!

– Папа, но я…

– Ты только и знаешь, что гонять по улицам с Матильдой! А на родного отца тебе плевать!

– Папа, как тебе не стыдно!

– Мне? Мне должно быть стыдно? По-моему, ты что-то перепутала? Это тебя в Париже научили так говорить с отцом?

– Что? – задохнулась я. – Я разве рвалась в Париж? Просила-умоляла, ах, я хочу жить в Париже, да?

Это была твоя идея!

– Да! И я не скрываю, что хотел оторвать тебя от этой твоей сыщицкой компании. Но только все это, как видно, напрасно было! – кипятился папа.

Что это с ним? В последний год у него здорово испортился характер.

– Юра, успокойся! – раздался вдруг голос тети Липы. – Ты и сам нервничаешь и девочку попусту нервируешь. Подумаешь, большое дело, загулялась девочка!

Ей же там не хватает друзей, в этом твоем Париже, она соскучилась. А тут еще ты на нее нападаешь, хочешь, чтобы она и вовсе от дома отбилась?

– Ах, все вы заодно! – махнул рукой папа и, хлопнув дверью, ушел к себе.

– Аська, ты небось голодная? – шепотом спросила тетя Липа.

– Голодная, – призналась я.

– А где ты шастала?

– Да мы с Матильдой…

– С Матильдой? Но она же в это время обычно в театре.

– У них там помреж заболела, ее в больницу увезли.

– Понятно. Ну, как у Мотьки успехи-то?

– Завтра я пойду к ней на репетицию, тогда все вам расскажу…

– Молодчина она, твоя Мотька. Талантливая, трудолюбивая, сиротку вон к себе взяла…

– Тетя Липа, а что с папой?

– Нервничает все… Время нынче такое, нервное.

Все теперь такие дерганые стали, не дай бог! Да и потом… Мама твоя сейчас нарасхват, у нее большой успех, а ему это не нравится. Ревнует, наверное… Вот давеча кто-то маме цветы прислал, подумаешь, большое дело, артисткам всегда цветы присылают, а он так расстроился…

– Но… Они разводиться не собираются? – шепотом спросила я. Меня уже давно терзают такие подозрения.

– Да нет, господь с тобой! Об этом речи нет. Они же любят друг дружку! Да ты не волнуйся, пройдет это. Поверь мне. Просто период такой… Трудно им. А ты вот, кстати, постарайся их примирить! Бывай побольше дома, с ними…

– Легко сказать… – вздохнула я.

– Да я все понимаю, – погладила меня по голове тетя Липа. – Ты не думай, что я старая и ничего не смыслю в твоих делах. Очень даже смыслю! И всегда буду на твоей стороне! – добавила она еле слышно.

Я прижалась к ней. Настоящее ощущение родного дома – теплый, уютный запах тети Липы. Она всегда была со мной, и, наверное, больше всех я скучаю именно по ней. Потому что точно знаю – ей всегда до меня есть дело!

Когда я спохватилась, звонить ребятам было уже поздно, а вскоре вернулась мама…

В этот день в театре спектакля не было, и потому репетировали на сцене. Матильда ввела меня в пустой и почти темный зал и усадила в двенадцатом ряду.

– Ты до конца-то выдержишь? – шепотом спросила она.

– Конечно! Мне же интересно!

– Значит, домой вместе поедем! Пока!

И она подбежала к режиссеру, который сидел в пятом ряду. С ним рядом сидела еще какая-то немолодая полная женщина. А на сцене появился знаменитый артист Олег Журавский, игравший Мотькиного отца. Журавский много снимался в кино, за ним бегали толпы поклонниц, он был красивый мужчина и прекрасный актер. Мотька еще по дороге объяснила мне, что сегодня они будут репетировать сцену, в которой Мэгги пытается объяснить отцу, почему он не должен жениться на Лью, красавице-журналистке и для этого плетет о ней фантастические небылицы. А отец то верит, то не верит дочери.

У меня от волнения за Мотьку гулко билось сердце.

Но вот она выбежала на сцену. У меня даже дух захватило, такая она была красивая. И ведь никакого грима…

Я поняла, это талант! Я не раз дома слышала, что даже некрасивая талантливая актриса запросто может сойти за ослепительную красотку. А бездарная красавица на сцене кажется куда менее красивой. Значит, Мотька и впрямь очень талантлива! Но это была уже не Мотька, дочка московской почтальонши и неведомого отца, нет, это была прелестная юная американка Мэгги, капризная, избалованная дочка богатых, разведенных родителей. Пьеса была очень веселая, и я получала громадное удовольствие, несмотря на то что режиссер нередко останавливал актеров, что-то объяснял, показывал, горячился… Я и не заметила, как недалеко от меня села какая-то женщина. Я взглянула на нее случайно и сразу узнала. Это была Елена Викторовна Коноплева, известная артистка, учившаяся в театральном училище вместе с моей мамой. Она тоже взглянула на меня.

– Аська? Ты? – прошептала она.

Я кивнула. Как раз в этот момент Меркулов что-то громко объяснял Журавскому.

– Что ты здесь делаешь?