Кирилл Кащеев - Сокровище forever! Страница 6

– Я тебе не секретарша, – ответствовала нахохлившаяся в кресле Катька, – сам встань и сделай!

– Я не могу, – с достоинством сообщил Сева, – я Салямом рулю… Он без меня…

– …бутерброд не съест, – закончила Катька. – А вот фиг тебе! Бутерброд он съест как раз без тебя! А ты рули, рули…

Вот злобное существо! И не скажешь ей, что она, мол, ничего не делает, а он тут страшно занят – сразу ведь предложит поменяться! На экране появилась Салямова рука, ухватила бутерброд – тот медленно проплыл вдоль экрана и исчез за верхним краем, словно межгалактический крейсер, бороздящий просторы вселенной. Салям немедленно потянулся за вторым. Чего-нибудь такого – с колбаской – захотелось до дрожи в желудке.

– Он сюда жрать пришел?! – пробормотал Сева.

Все пространство перед камерой занимал вид на фуршетный стол. До ребят доносилось лишь жужжание голосов.

– Я же не требую от вас ничего особенного! – где-то поблизости прозвучал дребезжащий старческий фальцет. – Я всего лишь прошу передать мне пектораль для исследований – что в этом такого?

– Ничего себе – всего лишь! – после изумленной паузы откликнулся второй голос, показавшийся Вадьке смутно знакомым. – Вы соображаете, о чем просите?

– Естественно, – мгновенно откликнулся фальцет, – я практически все вычислил! Видите ли, первоначально я думал, что дело в зайце! Но теперь точно установил – в утке! Утка и есть ключ! Но мне, конечно, нужно провести ряд исследований с самой пекторалью. Вы можете отдать ее мне прямо сейчас, – буднично закончил он.

– Послушайте, профессор… – раздраженно начал второй голос.

– Я не профессор! Эти ретрограды из Академии наук объявили мою диссертацию антинаучной!

– Я их понимаю… Я хотел сказать, я вам сочувствую! Но не собираюсь отдавать пектораль кому бы то ни было! Она стоит бешеных денег…

– Всего лишь гроши – перед иными ценностями! – пафосно изрек непрофессор.

– В буклете сказано, что пектораль стоит 150 миллионов баксов! – у монитора в офисе возмутился Сева. – Салям, а ну-ка развернись! Хочу посмотреть, для кого там 150 лимонов – жалкие гроши?

Салям неспешно повернулся, но камера по-прежнему передавала отличный вид на его бутерброд.

– Пектораль останется на выставке, и прекратим этот разговор! – отрезал раздраженный голос.

– Салям, бутерброд от камеры убери! – рыкнул Вадька.

Бутерброд наконец убрался. Мелькнуло гневное лицо мужчины, потом он повернулся и зашагал прочь.

– Да это же Остапчук! – воскликнул узнавший бизнесмена Вадька.

– А разговаривал он с кем? – переспросил Сева.

Старческий фальцет звучал уже с другой стороны – и опять, как назло, вне поля зрения камеры!

– Даже слушать не стал! – искренне возмущался непрофессор. – Люди не понимают, что надо жертвовать малым ради большего!

– А вы? Вы понимаете? – новый голос прозвучал так тихо, будто его обладатель шептал своему престарелому собеседнику в ухо. Если бы не высокочувствительный микрофон – его бы и впрямь никто не услышал!

– Салям! – завопил в офисе Вадька. – Еще повернулся, быстро!

Изображение испуганно дернулось, крутанулось, на мгновение размывшись, – на экране мелькнули старенькие очочки с перемотанной изолентой дужкой. Блеклые, выцветшие глазки под ними кротко моргнули.

– Вы знаете, что должны делать… – голос сочился откуда-то сбоку и растворился в шуме других голосов.

– Клянусь, я сделаю это! Ради науки! – прокричал старичок и топнул ногой. Не обращая внимания на устремленные на него недоуменные взгляды, скрылся в толпе.

– Ты что-нибудь понимаешь? – в рабочей комнате «Белого гуся» растерянно поинтересовался у Вадьки Сева.

Тот только покачал головой. Потом защелкал мышью, выводя на экран изображение пекторали из Интернета.

– Но утка тут действительно есть! – разглядывая картинку, сообщил он. – И заяц тоже.

Глава 4. Официоз с тумбочкой

Девчонки обернулись на прокатившееся по толпе шевеление: «Губернатор приехал, губернатор…» – мимо, здороваясь то с одним, то с другим, продефилировала группа официального вида мужчин и женщин. Плетущийся в конце процессии Остапчук бросил несколько слов охранникам у занавеса, за которым скрывалась пектораль. Те немедленно сорвались с места и, стараясь не слишком привлекать внимание, выскользнули из зала. Остапчук повернулся, и Кисонька поймала его загнанный взгляд.

– Что случилось? – одними губами прошептала она.

– Губернатор приехал, а мэра еще нет, – так же одними губами ответил Остапчук. – Начну – мэр обидится, заставлю ждать – губернатор меня в порошок сотрет. Он и так злой. Его на входе демонстранты поймали и потребовали «восстановить исторический рельеф степей нашей области» – насыпать обратно все раскопанные за последние сто лет курганы, а нераскопанные – забетонировать и обнести колючей проволокой под током, чтоб ни один археолог не сунулся. Пришлось всех охранников из зала ко входам отослать – а то эти «закопщики» внутрь уже пробиваться начали! Еще сорвут мне презентацию!

Кисонька поглядела на него сочувственно.

– А вы время потяните, – предложила она. – Познакомьте пока губернатора… хотя бы… – она кивнула на Саляма, – с ним! Шеф детективного агентства «Белый гусь»! Звезда сыска, современный Шерлок Холмс!

Остапчук поглядел на Саляма с некоторым сомнением. Тот и впрямь вел себя странно: сперва вертелся на месте, как потерявший след пес, потом в упор уставился на какого-то старичка с внешностью безумного ученого из очень старых фильмов, потом снова завертелся… Едва не врезался в стол, но наконец успокоился и опять потянулся к блюду с бутербродами.

– Ладно, другого варианта все равно нет… – пробормотал Остапчук и деловито двинулся к Саляму.

Девчонки видели, как он остановился возле бородача, сказал что-то… Уже ухвативший следующий бутерброд Салям замер с выражением обиженного сенбернара на лице. Потом помотал головой, будто отвечая категорическим «нет!» только ему слышным голосам. Тяжко вздохнул, смиряясь… дрожащей рукой вернул бутерброд на блюдо. Постоял над ним, прощаясь. Глаз его не было видно за темными очками, но уголки губ трагически опустились… И он покорно зашагал следом за Остапчуком к губернатору. Было слышно, как бизнесмен представляет его, приговаривая:

– Звезда отечественного сыска, современный Шерлок Холмс…

На лице губернаторши мелькнул неподдельный интерес, толпящиеся вокруг люди начали протискиваться поближе, разглядывая Саляма, как некую диковину. С другого конца зала уже спешила Карина Артюхова из «Городских новостей».

– И больше не говори, что я «Белого гуся» не рекламирую! – улыбаясь, как налопавшаяся сметаны кошка, промурлыкала Кисонька.

Толпа у входа вновь заколебалась – прибыл запоздавший мэр.

Центробежные силы, распределявшие элиту города вдоль фуршетных столов, сменились центростремительными. Публика стянулась к отделяющему часть зала занавесу, перед которым возник счастливый Остапчук.

– Господин губернатор, господин мэр, дорогие друзья! Теперь, когда мы все собрались, хотелось бы сказать пару слов о том, как более сорока лет назад я, еще совсем мальчишкой, стал свидетелем открытия погребальной камеры скифского царя, в которой и было обнаружено бесценное сокровище – выполненная греческими мастерами золотая пектораль! Именно с этой находки началась слава великого археолога Бориса Мозолевского, которому мы обязаны многими открытиями…

– А поэт какой был потрясающий! – Рядом с Остапчуком появилось нечто, больше всего похожее на украшенную кружевными салфетками тумбочку. На крашеных кудрях цвета пожарной машины красовалась ажурная шапочка, сплетенная из красных, зеленых, синих, оранжевых нитей, дополненная свисающей на лоб бахромой золотых бусин! Квадратные плечи прикрывала пестрая вязаная шаль с кистями, а из-под цыганской юбки с алыми маками торчали отделанные серебром кавалерийские сапоги. Наслаждаясь всеобщим вниманием, «тумбочка» начала декламировать: – «Ее глаза слегка косили. Меня косили, не траву…» Между прочим, посвящено мне, – скромно добавила она и в доказательство свела глазки в кучку.

Потерявший дар речи Остапчук ошалело уставился на самозваную ораторшу.

– А я на это ответила следующими поэтическими строчками… – продолжала вещать «тумбочка». – «Ах, загадка для тебя моя душа напудренная, моя любовь, как и вино, кислящая и мутная…»

– Надо же, как оригинально! У других поэтов любовь, как вино, искристая или сладкая, – обалдело прокомментировала Кисонька.

– Это она просто такую бормотуху пьет, – прошептали ей на ушко так, что рыжая прядь зашевелилась от чужого дыхания.

Кисонька стремительно обернулась – на нее в упор синими глазищами глядел тот самый золотоволосый «эльф».

Очнувшийся Остапчук попытался снова привлечь к себе внимание: