Андрей Конев - Золотой лев Страница 6

— Высокий, — сообщил Санчо приметы преступника. — Под два метра. Его шаг равен двум моим. И тяжёлый… Отпечаток глубокий. Чёрт… Свалка началась. Какие теперь следы…

Солнце спряталось за лесом, незаметно на землю опустилась темнота, поднялся ветер, и тучи в небесах набухли, повисли над полигоном тяжело и страшно, и оттого свалка изменилась. Она гудела и ворчала с глухой угрозой, и в этом ропоте слышались и стоны, и плач, и отчаянные крики. А над кирпичными горами, и над лесом железных ежей, и над башнями танков, как испуганная птичья стая, метался ветер. Он касался лиц друзей холодными лапками, пронзительно свистел на оперении стрел. Казалось, что кто-то идёт следом, огромный и мокрый, в сапогах сорок пятого размера — разевает пасть, то рычит, а то воет как собака на луну, жалобно и надрывно. И безнадёжность дышит в затылок могильным холодом.

— Вон он! — пригнулся вдруг Санчо. — Стоит у самой ограды, руки раскинул, будто ловит кого.

Сыщики замерли, затаили дыхание и смотрели на зловещий силуэт, чёрный на фоне пламенеющего неба.

— Так ведь это пугало, — облегчённо вздохнула Антонина. — То самое, утреннее. — Она нервно рассмеялась, хлопнула Саньку по плечу. — Эх ты!.. Шерлок Холмс липовый.

— Не может быть…

Но это действительно было то самое соломенное чучело — в солдатской шинели, в штанах с лампасами, с фуражкой на чугунном горшке. Чучело улыбалось нарисованной улыбкой, словно насмехаясь над незадачливыми сыщиками.

— Пошли домой, — зябко повела плечами Антонина. — Холодно.

— Пошли, — уныло согласился Санчо. Он поковырял носком кроссовки слежавшийся мусор, ещё раз посмотрел на чучело и вдруг напрягся, будто собирался куда-то бежать, прошептал горячо и страшно:

— Фуражка!

— Что фуражка?

— На чучеле! Мы её сбили, а потом нашли, а потом её надел дядя Гоша.

— Ну и что? Пусть поносит. Она ему очень идёт. — Максим посмотрел на чучело и вдруг начал дергать себя за мочку уха с такой силой, что, казалось, вот-вот её оторвет. Так они и подошли к чучелу: ничего не понимающая Тонька, молчаливый Санчо и отчаянно дёргающий себя за ухо Максим.

Они стояли и смотрели на милицейскую фуражку с блестящей, тщательно отполированной кокардой, смотрели и не произносили ни слова, потому что это была очень знакомая фуражка и принадлежала она дяде Гоше, но теперь она почему-то сидела на чугунной башке чучела. И сапоги у чучела были сорок пятого размера. Это Санчо определил сразу, едва взглянув на подошвы. И набойки на каблуках были в форме трезубца. А в правой руке, в своих скрученных из верёвки пальцах чучело сжимало чуть согнутый отрезок металлической трубы, и место сгиба было испачкано бурыми пятнами.

— Кровь, — побледнел Макс. Он попятилась, забормотал речитативом: — Отойди от плоти моей, от мяса моего и от костей моих…

И в этот момент за его спиной глухо и мрачно заухал филин.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

СОВЕТ РЫЦАРЕЙ ЗОЛОТОГО ЛЬВА

На следующее утро, мрачные и растерянные, они собрались за круглым столом в рыцарском зале — в увитой плющом беседке во дворе Антонины. Её бабушки не было дома, и поэтому никто не мог помешать их тайному совещанию. Председательствовал Санчо, потому что, по его словам, время чехарды кончилось и наступил час анализа. Что это за час, ни Тонька, ни Максим не понимали: для них слово «анализ» ассоциировалось с больничными процедурами.

— Я не верю, — заявила Тонька. — Этого просто не может быть. — Она выспалась, плотно позавтракала, и вчерашние страхи казались ей пустой выдумкой. — Потому что быть этого просто не может.

— Хорошо, если так. — Санчо пребывал в глубоком унынии. Вчера он получил от матери на орехи: и за позднее появление, и за испачканную одежду, которую он, по её мнению, старательно прополоскал в курином помете. Поэтому сегодня Санчо всё видел в чёрном свете. — Но некоторые вещи существуют независимо от того, веришь ты в них или не веришь. Я вот, например, не верил, что мать может взять в руки отцовский ремень, а поди ж ты…

— Или сидишь на уроке и не веришь, что тебя вызовут, — поддержал друга Максим. — А тут, как на зло, — бац! И опять два балла. — Он покачал головой, сетуя на странное устройство мира, и добавил: — Опять же факты…

— Подумаешь, факты! — хмыкнула Тонька. — Вон, к примеру, стоит банка сметаны — я люблю есть клубнику со сметаной. Это первый факт. Если я её уроню, то она разобьётся, и мне влетит от бабушки по первое число. Это второй факт.

— Это уже не факт, — заметил Санчо. — Это уже следствие. Печальное.

— Вовсе нет. Вот когда я вымажу в эту сметану нашего Мурзика, а бабушка воспримет это как факт, тогда и начнётся следствие. Очень печальное для Мурзика.

Санчо вздохнул. Логика была железной. Только Мурзика было жалко.

— Уж не намекаешь ли ты на то, что мы всё придумали?! — завёлся Макс. — И про заваленный булыжниками люк, и про чёрного вурдалака, и про летучих вампиров!.. А следы от сапог сорок пятого размера?! Ты ведь сама видела эти сапоги на чучеле! А фуражка? А железная дубинка, измазанная кровью? Это тоже выдумки?!

— Да я не о том… Я говорю, что факты, как и время, тоже можно относить туда-сюда. Возьмите дядю Гошу.

— Ну?

— Он целыми днями обедает, смотрит телевизор, разгадывает кроссворды… Это факт, да?

— Да.

— А на самом деле он сторожит полигон, — торжествуя закончила Антонина. — Бдит.

— Во-первых, сейчас он не обедает, не смотрит телевизор и не разгадывает кроссворд, а лежит в кровати с мокрым полотенцем на голове, — возразил Макс. — А во-вторых…

— Всё. Хватит. — Санчо стукнул рукой по столу. — Так мы ни к чему не придём. Давайте начнём, как положено у всех порядочных сыщиков, с мотива. Кому было выгодно запереть нас в блиндаже?

— Известно кому. — Макс сплюнул через левое плечо, трижды постучал по круглому столу и прошептал: — Чёрному Генералу. Хотя, конечно, всё это брехня…

— Вот именно, — констатировала Тонька. — Факт, что брехня.

— Тихо, тихо…

Санька достал из кармана огрызок карандаша, раскрыл блокнот и в начале чистой страницы написал: «Факты». А чуть ниже: «Факт первый. Некто закрыл люк и завалил его камнями с целью…». Здесь Знаменитый следопыт долго грыз карандаш, пока его наконец не осенило: «…с целью удушения оных».

— Чтобы, значит, из нас душа вон, — пояснил он.

— А потом некто послал чёрного вурдалака с целью угрызения оных, — продиктовал Макс. — И это факт второй.

— Откуда ты знаешь, некто его послал или не некто, — встряла Антонина. — Может, пёс сам по себе хотел вас укусить. И мотив у него был. Гуляла себе собачка по подземелью, о косточке мечтала, а тут свалились, понимаешь, на голову два лоботряса и сразу ну стрелять! Я бы на её месте тоже вас укусила.

— Да не собака это была! — вскричал Максим. — Оборотень! Вурдалак. Весь чёрный, а на лбу белая отметина — печать дьявола! И одно ухо висит.

— Постой, постой… — наморщила носик Антонина. — Кажется, этого вашего вурдалака я уже видела… Здоровенный такой?

— Угу. — Макс развёл руками. — С добрую корову.

— А ну-ка, за мной!

Антонина сорвалась со скамейки и помчалась к калитке, а потом вниз по улице до самой реки и остановилась перед домом номер шестьдесят шесть. Это был дом художника Захара Кирилловича Донского, имя и фамилию которого Антонина сократила до начальных слогов: получилось звучно и ёмко — художник За… Ки… Дон.

— Похож? — шёпотом спросила Тонька.

— Нет, — покачал головой Макс. — У Закидона голова как голова, и шерсти нет.

— Да я о собаке!

Только сейчас мальчишки заметили, что у ног старика лежит пёс — лохматый, чёрный, как смола, с белой отметиной на лбу. Даже левое ухо у него висело точно так же, как у подземного вурдалака.

— Не похож, — дёрнул себя за ухо Максим. — Тот был с корову, а этот и на телёнка не тянет. И на задних лапах он не ходит, и адского пламени в глазах нет. Точно, не похож.

Закидон, по своему обыкновению, разглагольствовал о жизни. На этот раз слушателей у него не было, и он вразумлял чёрного пса, называя его именем венецианского мавра.

— …А всё дело в том, Отелло, дурья твоя башка, — говорил он, — что в жизни не осталось ничего героического! Люди не понимают героев, не любят героев. А почему? А потому что герои слишком шумные, слишком активные, слишком требовательные! Герои задают вопросы, которые смущают простых смертных, потому что те не знают на них ответов, а во всём нужна мера. Ты согласен?

Отелло зевнул. Конечно же, он согласен. Конечно же, во всём нужна мера. Кроме еды.

— Ахиллес, Гектор, Персей… Скажу тебе, куриные твои мозги, что это всё выдумки. Может, и существовали люди с такими именами, но они были простыми смертными, как ты и я… То есть, как я. А потом их возвели в герои. А почему? А потому что людям нужны обманы, которым можно поклоняться. Верно, бревно ты неотёсанное?