Валерий Гусев - Враг из прошлого Страница 6

Я посвистел, покричал. Нет ответа. Даже как-то беспокойно стало. Куда он делся?

Беспокойство уже сменилось тревогой, когда Алешка наконец вынырнул из кустов.

— Ты куда пропал?

— Я не пропал. Я на разведку ходил.

— А сказать не мог?

— А ты бы меня пустил?

Логично. Только что это за разведка? Я вопросительно глянул на Алешку.

— Да это… Посмотреть… На этого… На песочного дикаря. Как он там… Ну чего ты? Ну вскочило в голову…

В голову ему вскочило! Нашел словечко.

— А что? — возмутился Алешка. — Сам говорил: совсем из головы выскочило. А раз выскочило, то может и вскочить. У тебя выскочило, у меня вскочило. А если вскочило, то само уже не выскочит…

У меня уже в голове загудело от этих «вскочило — выскочило». Но все-таки стало интересно.

— Ну и как он там?

— Да никак! Он, Дим, спокойненько спал в своей пещере. И ни на кого не покушался. — Тут Алешка притормозил. — Если раньше не покусился. А теперь отсыпается.

— Ладно, пусть спит. Пошли домой.

Матвеич устало потянулся, вставая из-за стола. Пожаловался:

— Легче в сто раз какого-нибудь бандюгана повязать, чем книгу написать. Как улов? Будет уха?

— Будет, — пообещал я. — Наваристая. Где у вас перец и лаврушка?

— В шкафчике, над холодильником. Действуйте, товарищ кок. А товарищ юнга вам поможет. Это входит в его должностные обязанности.

— Это как? — расстроился Алешка.

— Разве ты не знал? Исторически юнга — помощник кока. На подхвате. Печь растопить, картошку почистить, кастрюли надраить, посуду помыть, помои за борт отправить…

Лешка уже не расстроился, а растерялся.

— Я лучше потом посуду помою. Когда вы спать ляжете.

Но он меня этим не разжалобил.

— Пошли, юнга, на камбуз, — сказал я. — Картошку строгать.

— Я лучше… — сделал он еще одну попытку, — я лучше тушенку открою. Пусть будет у нас мясная уха. Клево?

Мы его не поддержали, и Алешка понуро побрел за мной на камбуз.

Я разыскал специи, а в аптечке — марлевые салфетки. Почистил окуньков, заложил их в марлевый мешочек и опустил в кипящую воду. Уха будет с рыбой, но без костей.

— Картошка готова? — спросил я Алешку. — Почистил?

— Почти. Я ее уже как бы достал из ящика. Знаешь, как устал!

Я ему, уставшему, помог. Набрал картошки, почистил. Рыба к тому времени уже сварилась. Я запустил в бульон картошку, перец и лаврушку, и пока варилась картошка, разобрал рыбу, вытащив ее из мешочка. Выбросил косточки, а мясо отправил в бульон.

— Чего-нибудь получится, — сказал Алешка, облизнувшись. — Главное, чтоб моя картошка хорошо проварилась. А давай, Дим, пока она варится, баночку тушенки вскроем, а?

Я не стал ему отвечать, а, помешивая уху, молча показал ему фигу.

Когда по всему дому расплылся запах рыбного супа под названием «уха», на камбуз заявился Матвеич. И тоже облизнулся, взял ложку.

— Я, как капитан нашего корабля, обязан снять пробу. Посмотрим, чем кормят наш экипаж.

Он зачерпнул варево, поднес ложку к губам, причмокнул, проглотил. Задумался, шевеля губами. Будто задачку решал. Опустил ложку.

— Знаешь что, Дим? Налей-ка мне в мисочку. Что-то я с одной ложки не распробовал.

— И мне, — проговорил Алешка. — Мисочку. Пробу снять.

— Обойдетесь, — сказал я, закрывая кастрюлю крышкой. — Забирайте мисочки, ложечки и нарежьте хлеб. А я подам в кают-компанию уху.

Матвеич и Алешка переглянулись. Алешка Матвеича опередил:

— Я отнесу ложки! А капитан нарежет хлеб! Он этого достоин.

У хороших людей в доме всегда очень хорошо. Не только уютно, но и спокойно — это само собой. У хороших людей в доме чувствуешь себя, будто в доме своем. Не стесняешься, не скромничаешь. И за столом не ищешь свободное место. Где удобно — там и сел. Что тебе хочется — то к себе и подвинул. Сколько хочешь — столько и съешь.

Хорошее воспитание не в том, чтобы не пролить соус на скатерть, а в том, чтобы это сделал кто-нибудь другой.

В общем, мы дружно уговорили кастрюльку ухи. Не проливая соус на скатерть. Только Алешка время от времени ворчал:

— На обед — второе, а на ужин — первое. Ты нас уморишь, Димитрий.

— Вы этого достойны, — лаконично отвечал я.

Когда уха закончилась, Алешка сказал:

— Федор Матвеич, мы сейчас с Димитрием вымоем посуду, а вы нам за это почитаете свои мемуары. Про героическую борьбу с преступностью в прежние годы.

— Охотно! — Матвеич обрадовался. — Мне очень важно ваше мнение. И вы честно скажете: маленький плюс или большой минус.

— Скажем, — сурово пообещал Алешка. — Мало не покажется. Мы одному писателю, знаете, какую книгу написали! Он ахнул!

Матвеич немного завял. А мы собрали посуду и пошли на камбуз.

— Дим! — Алешка захлопал глазами. — Давай Матвеичу сюрприз сделаем. Он сядет нам свои мемуары читать, а мы ему под нос чашку с чаем! Клево?

Я пожал плечами, выразив согласие.

— Вот! Ты тогда быстренько посуду помой, а я поставлю чайник.

Матвеич взял со своего письменного стола стопочку исписанной бумаги, смущенно подровнял ее.

— Я вам, ребятки, про один интересный эпизод прочитаю. Как мы одного Ганса за жабры взяли.

— Он иностранец был, этот Ганс? — уточнил Алешка.

— Нет, не иностранец. Кличка у него такая была. От фамилии. Его фамилия была Гансовский. И его еще называли Окаянный Ганс. — Матвеич помолчал, а потом сердито добавил: — Гад он вообще-то был исключительный.

Мы забрались на тахту с ногами, Алешка пристроился к моему боку, а Матвеич сел за обеденный стол и положил перед собой рукопись. И начал читать. Монотонно, без выражения.

В комнате постепенно все заволоклось туманом серых стандартных слов, в котором совершенно заблудился интересный эпизод.

Я уже начал клевать носом, но тут Алешка, с силой сдержав зевок, сказал:

— Федор Матвеич, вы, как настоящий полковник, лучше расскажите нам все это своими словами. Ведь мы этого достойны.

— А я что, — растерялся Матвеич, — чужими, что ли, читаю?

Я понял, что надо поддержать и Алешку, и самого автора.

— Федор Матвеич, там у вас много всяких протоколов, документов, а самое главное за ними прячется.

Матвеич сердито сложил листочки в стопочку, пришлепнул ее ладонью:

— Вам же хуже!

Он посидел молча, задумавшись. А потом начал рассказывать. Медленно, не подбирая слов. Они у него как-то сами становились на свое место. И связывались между собой в плавный, яркий рассказ…

— Такое, ребятки, плохое дело случилось. Жестоко ограбили квартиру одного известного и знаменитого человека. Я вам его не назову, скажу только, что этот человек был гордостью нашей страны…

И зазвучали, глухо и размеренно, голоса из прошлого.

Вот только мы тогда еще не знали, что это прошлое перекинулось в наше настоящее и бесшумно, угрожающе бродит вокруг дома. Выбирая удобный момент, чтобы настоящее не стало будущим…

Глава IV

Окаянный Ганс

— Этот великий человек был известен всему миру. И по всему миру ездил, на гастроли. И везде его принимали с восторгом и дарили всякие подарки. Поэтому постепенно у него накопилась коллекция редких и очень дорогих вещей.

А человек он был открытый, доброжелательный и подарков от людей не прятал. Многие знали об этих его сокровищах. Я вот помню, были у него уникальные шахматы, ему подарил их премьер-министр одной страны.

— Из золота, что ль, шахматы? — спросил Алешка.

— Не только. Шахматная доска — из ценнейших пород дерева, а фигурки — ты угадал — золотые. Головки у фигурок — жемчужные. У черных — черный жемчуг, у белых — розовый. А короны у королей и ферзей — из бриллиантов.

— А ферзя — это кто? Фамилия такая?

— Королева.

— Королева Ферзя. — Алешка как бы на вкус попробовал это сочетание. — Клево звучит. А дальше?

— А дальше очень грустно. И гнусно. Квартиру великого человека ограбили. Когда он был на гастролях. Ограбили мастерски. И все самое ценное из квартиры исчезло. И не осталось никаких следов.

— Даже отпечатков пальцев на полу? — спросил Алешка, вспомнив молодость.

— Никаких отпечатков! Вор работал в перчатках.

— А вы бы собаку привлекли. Мухтара.

— В том-то и дело, что кражу обнаружили только через неделю. Тут уж даже Мухтар след не возьмет.

— Вы, конечно, растерялись…

— Мы, конечно, не растерялись. Мы, конечно, начали работать. По крохам, по капелькам стали собирать информацию. Сортировать ее и анализировать.

Рассказ Матвеича становился все интереснее. Не то что в письменном виде.

— Первую наводку нам дал наш эксперт-криминалист. «Ищите, ребята, — сказал он, — великого мастера по чужим замкам». Дело в том, что в стальной двери ограбленной квартиры стояли редкие в ту пору японские замки. Подобрать к ним ключи или отмычки было невозможно. И кроме того, если кто-то посторонний смог бы отпереть один замок, то остальные два автоматически блокировались.