Мария Некрасова - Доктор-мумия Страница 7

Серега осторожно прыснул в кулак, и я тоже. Ну, не помнит бабушка Софья, куда они там с дедушкой пошли, простим старушке склероз за ее почтенный возраст. Но все равно смешно.

– Не важно, куда мы пошли, – сдалась бабушка Софья, – все равно эта ваза – семейная реликвия, которая напоминает твоей прапрабабке о тех светлых днях, когда…

– Что? – хором спросили мы с Серегой.

– Неважно! – рявкнула скелетесса. – Все равно эта вещь не имеет цены!

– А вот имеет, – возразил скелет, тот самый, который подавал Софье розгу. – За две копейки соседский пацан вашему супругу-с ее продал. У бабки стащил и продал. Ему на пряники не хватало-с.

– Пшел прочь! – Бабушка Софья замахнулась на скелета его же розгой и продолжила воспитывать Серегу: – Ты должен был уважать ее как память о своих благородных предках, какой бы скромный вид она ни имела!

– Весьма скромный-с, – поддакнул скелет (ох, сейчас он нарвется!). – Сосед-то у вашего мужа гончар был: горшки-черепеньки, копейка за фунт. А бабушка от безделья с кругом баловалась: хотела собачку вылепить, а получилась вазочка-с. Какие собачки-с на гончарном-то кругу? Они и забросили работу-с. А ихний внук стащил, раскрасил да вашему мужу за две копейки продал-с.

– Степан! – рассвирепела скелетесса. – Немедленно замолчи!

Степан немедленно замолчал, зато заговорил другой скелет, в остатках цилиндра и с тросточкой:

– Охота вам, Софья Алексеевна, из-за чепухи браниться! Вот то, что Сергей не желает овладевать кистью художника, как его благородный прадед, – скелет самодовольно погладил себя по черепу, – действительно не делает ему чести. – Затем он развернулся в сторону окна и крикнул пафосно: – Не прощу!

Серега с несчастным видом поскреб в затылке.

– Ну не умею я кисточку в руках держать, – истерически бормотал он то ли себе самому, то ли мне, – и вообще не прет меня с красками возиться!

– Алеша! – окликнула меня скелетесса с остатками книги в руках. – Ты, между прочим, тоже проигнорировал Дар Поэта, переданный тебе твоей прабабкой. Помнишь, как ты в детском садике на утреннике удачно срифмовал «папу» с «попой»? Помнишь, как ты поразил этим всех воспитателей?

Я помнил. Я отлично помнил свое первое и последнее в жизни стихотворение. Был утренник, посвященный 23 февраля, и нам было велено придумать для пап и дедушек поздравительные стихи. Я и придумал:

Сочиню стихи я папеИ схожу ему за пивом,Чтоб он был всегда красивымИ не бил меня по попе.

Воспитатели действительно были поражены, а попа сильно пострадала. Только прабабушка Надя, которая тогда еще была с нами, сказала, что у меня талант, что настоящие поэты всегда подвергались гонениям и ссылкам, так что я должен готовиться и крепиться и ни в коем случае не бросать писать стихи. Я ревел, потирая нашлепанное место, и думал: «Ну его на фиг, такой талант!»

– Знай же, – выкрикивала под окном прабабушка Надя, – это в тебе от меня, и с твоей стороны непростительно зарывать в землю такой талант!

Да, она здорово изменилась с тех пор, как я видел ее последний раз, глупо отрицать это. В жизни она была красивой, насколько может быть красивой прабабушка, и всегда мне все позволяла. Однажды я тоже разбил что-то там ее любимое. Я сам уже не помню, что, потому что бабушка даже не ругалась. Она сказала: «К счастью», и вопрос был исчерпан.

Я отвернулся от окна:

– Серый, у тебя чашек много?

– В смысле?

– В смысле зови всех сюда. Родственники все-таки, договоримся, не загрызут.

Серый сказал: «Ты че, опух?!» Потом буркнул: «Ставь чайник», – и самоотверженно пошел вниз приглашать на чаепитие армию скелетов.

Как Серега их звал, а они не хотели идти, стесняясь своих костюмов, не предназначенных для похода в гости, как они все-таки пришли и пили чай, проливая сквозь ребра, чуть не затопив соседей, как пошел брат на брата, дед на прадеда, выясняя, на кого из них я больше похож, – это все касается только меня, Сереги и родственников, так что пропустим. Главное – они нас простили. Только я не понял, за что. Всяко не за доктора Дупло, о нем и не упоминалось. Простили, попрощались и разошлись по своим могилам, обещав зайти еще.

Домой я отправился глубокой ночью… а пришел в пять часов вечера, причем не сегодняшних, а вчерашних. Как уходил, так и пришел. Веселый денек, ничего не скажешь!

В шесть вернулась Танюха, ну а дальше вы знаете. Я хотел рассказать ей, как «весело» мне было в клинике доктора-мумии, как Саню чуть не сожрал кусок мяса и как Геннадий стал ослом по моей вине… А получилось: «Иди в баню и в следующий раз называй точный адрес, когда посылаешь меня куда-то». Она оторвала мне воротник и послала в лес без бумажки. Опять адреса не назвала! Хотя при чем тут адрес?

Глава X

Охота на сестру

Я зашивал воротник и думал, как жить дальше. В клинике остались Кирюха, Ван и Геннадий, которого тоже было жалко, хоть он и хирург.

Я не заметил, как пришла мать. А когда она пришла, то первым делом стукнулась в мою комнату:

– Леша, возьми письмо.

Мама кинула на стол конверт и ушла. И кто, интересно, пишет мне письма в столь поздний час? Из белого новенького конверта выпал желтый заюзанный пергамент, и мне сразу сделалось нехорошо. Развернул, а в нем значилось:

«Соблаговолите прислать мне свою сестру согласно договоренности. Завтра в 10.00 я жду ее на прием.

Доктор Дупло ».

Я не сразу понял, что значит «согласно договоренности», но ключевые слова «прислать сестру» и подпись четко дали понять: сегодня ночью я не буду резаться в стрелялку, как все нормальные люди, а буду спать. Чтобы завтра, в воскресенье, встать пораньше и пасти Танюху, как бы не смоталась кое-куда к десяти утра. Дупло – он такой: доктор сказал, доктор сделал. Ежели ему приспичит полечить Танюху, он ее и не спросит. Предупредить ее, что ли? Сестра у меня, конечно, психованная, но не дура. В смысле к доктору-мумии, который щепкой выжигает изо рта червей, просто так не пойдет. Послать меня или кого-нибудь из насоливших подружек – это запросто. А сама – ни-ни, не такая она идиотка.

Я снял рубашку, чтобы сестра не могла оттаскать меня за воротник, взял толстую книжку (для обороны) и письмо (для наглядности) и собрался уже идти… Но поскользнулся… на горстке черных червей.

Вот так, у себя в комнате. В кармане, что ли, принес? Червей было немного, но они были длинные и мерзко кривлялись на полу, навевая светлые воспоминания о времени, проведенном в клинике доктора-мумии. Червей я раздавил, собрал в кулек – выкину по дороге. Со стороны окна послышался стук. Эй, кто там? Мы на тринадцатом этаже! Глянул – никого. Темнота и одинокое светящееся окно в доме напротив. В окне возник силуэт, подозрительно знакомый, и помахал мне. Я автоматом поднял руку, чтобы помахать в ответ, и отшатнулся от окна: из дома напротив мне махал доктор Дупло, собственной персоной. Он что, живет там? Осторожно, стараясь не показываться ему на глаза, я выглянул еще раз. Доктор стоял у окна и смотрел на меня.

– Завтра к десяти утра, согласно договоренности, – прошептал он откуда-то из-под стола. Я упал на четвереньки и заглянул под стол – чисто! Послышалось? Ладно, надо предупредить Танюху. Собрался уходить, толкнул дверь… И получил дверью по лбу! Странно, она у меня наружу открывается…

– Бум! – еще разок, чтобы не оставалось сомнений, двинула меня по лбу дверь. Сама.

Из-под стола послышался ехидный голос мумии:

– Соблаговолите прислать мне свою сестру, согласно договоренности. Не обманывать! Не опаздывать!

Я разозлился:

– Щас, все брошу и приведу!

Сперва я получил по башке книгой, а потом увидел: со стен начали падать полки, картинки, сетка с футбольным мячом… Короче, все, что висело на стенах, полетело прямо в меня.

– Мама! – возопил я и плюхнулся на пол, закрыв руками голову. На одной из полок у меня стоит тяжелый бюст Шумахера. Не хотелось бы получить им по башке…

– Не обманывать! Не опаздывать! – шептал невидимый Дупло.

А я валялся, как дурак, на полу и не знал, что делать. Впрочем, содержимое полок быстро кончилось. Я вскочил на ноги и рванул прочь, в келью ведьмы. В смысле в Танькину комнату. Там наверняка гораздо спокойнее.

– Спишь? – спросил я, просунув голову в щелку.

– Уже нет, – бодренько ответила Танюха и потянулась за тапочком.

Я понял, что разговор будет долгий. От летящего тапочка я увернулся, шмыгнул в комнату и уселся на кровать, прямо Таньке на ноги, чтобы не вскочила.

– Дело есть, Тань.

– Уголовное?

– Нет, но…

– Сейчас будет уголовное, но ты его не увидишь, потому что будешь жертвой. Слезь с моих ног!

Я вежливо вскочил. Ссориться с моей сестрой можно вечно, но за этим интересным занятием я, пожалуй, забуду, зачем пришел.

– Эта клиника доктора Дупло… Где ты взяла ее телефон?

– В газете, мой первобытный брат. Это такая бумажка, из которой дедушка крутит самокрутку, потому что ему жалко денег на хорошую папиросную бумагу. Так вот, ее еще читать можно.