Кирилл Кащеев - Актеры на мушке Страница 8

– Младшая группа! Ансамбль! Прощаемся с родителями и рассаживаемся! Кто не хочет остаться, шевелит ножками!

Небольшая площадь перед театром наполнилась гомоном: родители тискали своих чад, точно расставались навеки, и бормотали последние наставления, без которых тем никак не выжить в суровых условиях приморского пансионата с бассейном. Мы с Виткой, как две овчарки, бегали вокруг, выдирая мелких из цепких родительских рук и трамбуя в автобус. Наконец все малые оказались внутри, а родители облепили автобус со всех сторон, пытаясь показать на пальцах страшно важные вещи, которые не успели сказать словами.

Мимо пропыхтели оператор Боренька и принц Лешка – они волокли ящик с обувью, под мышкой Боренька держал то и дело выскальзывающий рулон декораций. Цепляясь сперва за Витку (так ей и надо!), потом за сиденья (ой, порвут сейчас!), они протащили ящик по проходу и водрузили в задней части туристического автобуса – там было что-то вроде мини-кухоньки, и без того целиком заставленной картонными коробами.

– А он не свалится? – разглядывая неустойчиво воткнутый поверх коробок ящик с обувью, спросила Витка и потерла ушибленную ногу. – Что это вообще за фигня? – Она кивнула на заполонившие автобус короба.

– Спонсор чего-то своего напихал, – тяжело дыша, буркнул Лешка. Он и Боренька вывалились из автобуса и побежали за новой порцией груза. Родительская толпа сомкнулась у них за спиной. Занявшую пост у дверей Витку в который раз пытались уговорить «вызвать на минуточку во-он того мальчика».

Меня давно никто не провожает. Уезжаем мы обычно рано утром – мама в это время или уже ушла на дежурство, или еще не пришла. Но сегодня бабушка решила, что раз она живет у нас, надо взять на себя часть семейных обязанностей – теперь она топталась в сторонке, испуганно сторонясь бешеных мамашек и снующих с вещами парней. Как бы ей подсказать, что от мытья посуды пользы больше – заодно и рано вставать не надо.

Разметывая вцепившихся в раздвижную створку мамочек, в автобус ворвался Лешка со списком и с порога начал выкликать:

– Николаев! Суворова! Синцов! Петюнечка, ау, ты там оглох или потерялся? Ага, вот он ты! Мамиашвили!

– Фух, кажись, все! – театрально вытирая пот со лба, наконец объявил Лешка. – Чемоданы усажены, дети упакованы! Отправляемся, пока и те и другие не разбежались! – Он опасливо покосился на сваленные поверх спонсорского барахла тюки со свернутыми декорациями.

Я молча кивнула и направилась к Душке-Черепу. Гордо повернувшись к автобусу и сборам спиной, та общалась со спонсором… пардон, меценатом.

– Великая сила искусства… Воспитание подрастающего поколения… С тех пор как я создала этот театр… Первая премия международного фестиваля… Корреспонденты с телевидения… Прекрасные, прекрасные дети!

Чирик-чирик – Душка-Череп декорирует уши Константина Дмитриевича фигурной лапшой, одновременно делая изящную рекламу нам всем вместе, ну и себе в отдельности. Никогда не понимала, какой смысл так обхаживать человека, если он уже дал денег? Хотя, может, даст еще…

– Татьяна Григорьевна, все готово, можно ехать!

Спонсор/меценат Константин Дмитриевич поглядел на часы и удивленно приподнял брови:

– Надо же! Ровно шесть утра, как вы и говорили! А я думал, вам, людям искусства, особой точностью отличаться не положено.

– Где делом руковожу я, там все идеально! Вы с нами едете, Константин Дмитриевич? – поинтересовалась Душка-Череп у спонсора.

– Нет! – ответил спонсор и почти испуганно покосился на наш автобус. – Там и так забито… Мы лучше машиной… – Константин Дмитриевич кивнул на припаркованный у стены черный джип, здоровенный и технологичный, как космический модуль.

Душка-Череп разулыбалась и шагнула в сторону джипа…

– Честь имею, Татьяна Григорьевна… – На манер киношных десантников спонсор прощально вскинул к виску два пальца. – Хорошей дороги, – и повернувшись к режиссерше спиной, направился к своему четырехколесному монстру.

По инерции Душка-Череп сделала еще шаг. Остановилась. Кожа на затылке у нее натянулась от нечеловеческого усилия удержать на губах дежурную улыбку. Дверца захлопнулась – и глухим рыканием распугивая по-куриному суетящихся мамашек, джип вырулил с площадки перед театром.

Душка-Череп поглядела ему вслед… Круто повернулась и направилась к автобусу, волоча за собой чемодан. Колесики чемодана орали и визжали, цепляясь за асфальт, словно высказывая то, что на самом деле хотела сказать их хозяйка.

– Пошли, а то сейчас получим за всех: и за переполненный автобус, и за спонсора, и за несовершенство мира, – шепнула мне Микулишна и, придерживая болтающиеся на могучих плечах три сумки (плюс одна в руке), почесала садиться. Я шагнула следом…

Меня крепко взяли за запястье.

– Мы… Мы с мамой будем скучать, – пробормотала бабушка, старательно отводя глаза, и торопливо сунула мне в руку купюру.

– Не надо! – Я попыталась вернуть деньги, но она отпустила меня и даже попятилась назад.

Отмахнулась:

– Ни мне, ни матери твоей эта сумма не поможет, а ты хоть мороженого себе купишь! – и вдруг глухо сказала: – Прости меня. Если можешь…

– За что? – вырвалось у меня.

– За то, что меня не волновали подлости твоего отца – пока они не коснулись меня самой, – так же глухо ответила она. Повернулась и пошла, почти побежала прочь, не оглядываясь.

Я смотрела ей вслед. Разве от ее слов что-то изменится на самом деле? К нам вернется нормальная жизнь? Отец снова нас полюбит? Или хотя бы поступит с нами по справедливости? Мама перестанет убиваться на работе, а я смогу делать то, что люблю больше всего на свете – играть в театре, – и не буду каждую секунду чувствовать себя виноватой?

Да ничего не изменится! Но бабушка попросила прощения – и я почему-то перестала на нее злиться. Ну, хотя бы до тех пор, пока она снова не начнет меня перевоспитывать!

– Юлечка, ты передумала ехать, детка? Ты с бабушкой остаешься, старость ее лелеять? Какая умница! – завопили из автобуса, и я побежала садиться.

Глава 4

Не режьте меня, дяденька!

Простая фраза «автобус ехал в Евпаторию» не может передать то, что творилось на трассе. По-моему, эту дорогу сперва бомбили долго и упорно, а потом еще минировали при отступлении. Просто щербины в асфальте сменялись внушительными колдобинами, а те – ямами: средними, большими и очень большими (участки, где ямы были маленькие, считались ровной дорогой). Один раз нам пришлось переправляться через здоровенную канаву, которая тянулась не вдоль шоссе, а строго поперек.

Автобус иногда устраивал слалом, мечась с одной стороны шоссе на другую: казалось, что время от времени он выгибается всем своим автобусным телом, протискиваясь между длинной иззубренной трещиной и наполненной грязной водой яминой. Иногда он словно подбирался – и прыгал, как кот, перемахивая через провал в асфальте, а иногда крался на цыпочках, перебирая колесами, как машинки в мультиках.

Наши мелкие продержались недолго. Первым, как всегда, сдался Назарчик (а то мы не знали, что так будет!). Рядом Анька напряженно вцепилась в ручку автобусного кресла. Вестибулярный аппарат у девчонки – обзавидоваться! Мало того, что она может болтаться вниз головой, зацепившись одной ногой за трапецию (это и я могу), но ее ведь даже на наших трассах не укачивает! Если, конечно, не посадить рядом Назарчика. Когда рядом кто-то мучительно расстается с сегодняшним завтраком и вчерашним ужином, даже самому стойкому человеку станет худо! Я торжественно вручила Аньке страховочный пакетик, и мы с Виткой переглянулись поверх ее головы. Может, ребенок и не виноват, что у него мамаша – воинственная дура. Но если девчонка дожила до пяти лет и так и не научилась контролировать своих родителей – ей придется за это расплачиваться!

Мы с Виткой если когда и объединяемся, так исключительно перед необходимостью сделать гадость окружающим.

Я выкарабкалась из кресла и отправилась выполнять свои обязанности. Может, в крутых взрослых театрах первая прима и вправду едет на самом удобном месте и всю дорогу обдумывает, что и кому она устроит, если ей в номер в отеле не поставят корзину с фруктами и букет бордовых роз на длинных стеблях. А у нас я (ну и Витка тоже, хотя какая она прима!) обычно всю дорогу раздаем мелким пластиковые ведерки из-под майонеза на случай, если дорога их совсем доконает (гораздо удобнее пакетов – влезает больше, хватает на дольше, выливать легче. И почему этими ведерками в самолетах не пользуются?). Поддерживаем им головы, даем попить, моем физиономии и даже сказки рассказываем «про одного мальчика, которому было очень плохо, но он терпел, не требовал, чтоб остановили автобус, доехал до Евпатории и там стал суперзвездой…».

Счастье, хоть кондиционер есть! За окнами мелькала крымская степь – плоская, как стол, и пыльная, как наша квартира, когда у мамы операции, а у меня репетиции. Пейзаж оживляют только бабушки на обочинах, зазывно демонстрирующие ведра с темной, почти черной черешней. Жароустойчивые старушки – утренняя прохлада давно развеялась, и теперь солнце палит так, что удивительно, почему бабки не тают, как свечки на огне. Пш-ш-ш – и лужа с плавающими посередке очками. А у нас – прохлада! Правда, укачивает в этих крутых автобусах почему-то еще сильнее, чем в прыгающих «уазиках».