Владимир Мирнев - Живое дерево Страница 8

— А чего я такое сделал?

— Знаю я чего! Ты мать живой в могилу вгонишь! Работаешь, как окаянная, с утра до вечера, чтоб он учился, стал человеком, и вот на́ — какая благодарность! Свиней хочешь пасти? Будешь, от тебя такое добро никогда не уйдёт! Или быкам хвосты крутить? А я-то для вас стараюсь, ну не стыдно ли! Наде с таким трудом всё даётся, а ему, почитай, и учить не надо, а только в книжку загляни, а он вон вытворяет!

В это время вошёл директор, поздоровался, торопливо взглянул на Юру.

— Так что же? — спросил он мать. — Ах да, мне завуч Марья Федосеевна напоминала. Так что, Юра Бородин, — обратился он к Юре, — будем извиняться? Так? Будем извиняться?

— Уж вы, Андрей Тихонович, — начала жаловаться мать, встала и, переминаясь с ноги на ногу, не знала, что и сказать, — меня простите. Некогда доглядеть. А за ним гляд да гляд нужен. Но вы ничего такого не подумайте, он у меня славненький, уж чего я только не подумала плохого, когда прочитала в дневнике.

Вот уж чего Юра не ожидал услышать от матери. Ведь она только что ругала его. Ну что за мать? Юра даже вспотел от стыда.

— Кто вас вызывал, Бородина? — спросил директор.

— В дневнике указано: завуч.

— А напрасно. Она поторопилась. Очень даже напрасно. Мы вызываем в крайнюю нужду. А здесь? Кто будет извиняться за то, что ударил ремнём девочку, Юра? Кто? Может быть, мать пошлём? А стыдно не будет?

— Я, — продохнул Юра.

— Отлично. Я вас не держу, — обратился директор к матери. — Идите. Не волнуйтесь. — Только теперь Юра заметил: глаза у матери блестели от слёз. Мать торопливо, боясь расплакаться, выбежала. — Ну, Юра? Тебе известно, что если парень хорошо относится к девочке, он не может быть плохим человеком? Поверь мне. Тот, кто не обидит девочку, а девочки — это наши будущие матери, не способен сделать подлость. И всегда, Юра, оскорбляя девочку, мы всё-таки, заметь это, оскорбляем и мать. Но мать для нас — святыня! Разве можем мы святотатствовать? Не можем. Так или не так?

— Понял, — шмыгнул носом Юра, хотя ничего не понял из длинной речи директора.

— Вот так-то, нужно извиниться. Ничего не поделаешь. Я знаю, для мальчиков — это хуже смерти, но ничего не поделаешь. За свои проступки будем отвечать сами. На уроке встанешь и скажешь: извини, мол, так и так. Будь как солдат в бою. Наберись смелости.

— Понял. Только не я ударил.

— А кто? Кто же? Не само же по себе это произошло, Юра?

— Не я.

— Допустим, но извиниться надо, если получилось, что ты виноват. Извинись, а учитель мне передаст. Иди, Юра. Я, Юрий, старый солдат и люблю дела, а не слова.

Юра осторожно прикрыл дверь, давая себе самое твёрдое слово с этого часа никогда никого не обижать, ни с кем не ссориться, стать тихим, послушным, таким, что все станут удивляться, помогать матери, бабушке, всем, кто нуждается в его помощи, любить их, а себе отказывать во всём.

Была большая перемена, по двору носились ребята, и на душе у Юры стало радостно: его не наказали, а он думал, что наказание будет ужасным, возможно, исключат из школы, и он вынужден будет уйти из дому, скрываться и жить в лесу. А вот Артур Молендор в кругу ребят борется с Марчуковым. Марчуков сделал подножку, и Артур хлопнулся об землю. Артур, весь красный от стыда и напряжения, делал отчаянную попытку высвободиться из-под Марчукова.

— Всё, есть! — кричали ребята.

Артур яростно извивался, но веем было ясно: он проиграл.

Марчуков встал и победоносно оглядел ребят:

— Кто следующий?

— Цыц ты, кролик! — не удержался Юра, забыв обещание, данное только что себе: ни с кем не ссориться, никого не обижать, всем помогать, всех любить. — Молоко вон не просохло… Чья б корова мычала, а твоя молчала!

Марчуков ухватил Юру за шею, норовя сделать подножку. Юра схватил его за грудь, покружился-покружился и упал, увлекая за собой Марчукова, а упав, ловко толкнул его коленками. Марчуков перелетел через него, а Юра в мгновение очутился сверху.

— Кто так борется? — захныкал Марчуков, отряхиваясь и облизывая пыльные губы. — Кто так играет? Против правил!

— Я не против правил!

— Так и дурак сможет, а ты попробуй честно!

— А я не честно? Давай без подножек, давай?!

Марчуков молча подошёл к Юре, стараясь ухватиться поудобнее, и они заходили по кругу, но Марчуков неожиданно пригнулся, схватил Юру за пояс и, упираясь что есть сил ногами, старался опрокинуть его. Юра наклонился влево и надавил подбородком на левое плечо, затем рванулся вниз, Марчуков выпустил его, и тут Юра снова упал, надеясь на свою увёртливость, и, побарахтавшись в пыли, оседлал противника.

Зазвенел звонок. Юра заторопился в класс и стал ждать. Захар Никифорович медленно, как всегда, вошёл в класс и тяжело вздохнул, некоторое время выжидая, предупреждённый директором, когда Юра извинится перед Соней, но не дождался.

— Продолжим решение наших примеров, — сказал учитель и увидел, что Юра поднял руку. — Что у тебя, Юра Бородин?

Все ребята посмотрели на него. Их глаза светились любопытством, и каждый спрашивал себя: «Что это ещё надумал Бородин?» Юра видел, все глядят на него, и знал, что особенно трудно заставить себя произнести первые слова, и он с трудом выдавил из себя:

— Соня, извини меня за мой плохой поступок, но я тебя не ударил всё равно. Извини меня за того, кто тебя ударил.

Весь класс замер. Мишка Медведев, считая, что Юра окончательно позорит свою мальчишескую честь, извиняясь перед девчонкой при всех, уронил наганчик, а Санька Фомичёв от стыда покраснел; Соня молчала, опустив голову, и её лицо медленно заливал румянец. Тут случилась ещё одна неожиданность. Мишка Медведев поднял наганчик, который уронил перед этим, загнул гвоздь, натянул резинку на загнутый конец трубки и гвоздя, оттянув при этом гвоздь, и случайно нажал на резинку. Раздался выстрел.

— Михаил Медведев, положи наганчик ко мне на стол, — сказал тихо учитель. Наганчик был положен на стол. — А теперь останься возле доски и постой, пусть на тебя полюбуются ребята. Зачем ты стреляешь в классе?

— Это не я.

— А кто же ещё?

— Я не нарочно.

— Но всё-таки ты?

— Нет, не я.

— Но ты сказал, что не нарочно, Михаил Медведев? Как некрасиво врать в глаза! Сумел сделать, сумей и ответить, как это сделал Юра Бородин. Это замечательно, он сказал правду. Честь ему и хвала: он смело встал и сказал.

Все поглядели на Юру. На этот раз с завистью. И каждому хотелось сейчас быть на его месте. А он сидел тихо и мысленно давал себе слово поступать так, чтобы потом не было стыдно, как вот сейчас.

Глава пятая. Гости и кости

Юра постоял возле сельпо, походил вокруг клуба и совсем случайно нашёл замечательное колесо от старой брички, которое можно катать сколько угодно. Ему сегодня везло. Вскоре он случайно в лебеде набрёл на медную трубку и здесь же, буквально через несколько шагов, совершенно неожиданно наткнулся на гнездо, в котором лежало пять куриных яиц. Если сдать эти яйца в сельпо, можно сходить в кино. Санька чуть не лопнул от зависти. А когда Юра под крыльцом, неслыханное дело, нашёл пятнадцать копеек, Санька почувствовал себя прямо несчастным, а Юра — богатым королём. Затем ребята стали заглядывать в окна клуба, в котором сегодня должны показывать новый фильм. Санька на афише «Дети до 16 лет не допускаются» зачеркнул «не», и вышло: «Дети до 16 лет допускаются». Они весело болтали, бегали, смеялись.

Но самое интересное случилось у Юры сегодня дома. Бабушка в сарае ловила курицу, а за ней по пятам ходил Цыбулька и хныкал:

— Бабушка, а курочка ряба где?

— Вот поймаю сатану, сгори она синим огнём, увидишь.

— А ты её когда поймаешь?

Бабушка изловчилась и ухватила курицу за крылья. Курица отчаянно вырывалась, кричала так, что петух возмутился и закукарекал, заходил вокруг сарая, высоко поднимая ноги:

«Куд-куд-куд-дах! Куд-куд-ку-дах!»

— Дай мне? — попросил Цыбулька курицу.

— Упустишь её, проклятущую.

— Не упустю.

— Юрик, где ты пропадаешь, сорванец? Тебе дома не сидится? У тебя никаких дел нету? Вот на, пощупай, с яйцом ли? — Бабушка крепко держала курицу в вытянутых руках, а Юра должен определить, скоро ли курица снесётся или нет. Юра быстро нащупал яйцо. Яйцо уже затвердело, и курица должна была вот-вот снестись.

— Баба, она с яйцом, — сказал Юра.

— Я хочу пощупать, — захныкал Цыбулька, собираясь заплакать оттого, что ему не доверяют в таком исключительно важном и серьёзном деле.

Бабушка выпустила курицу и ухватила другую, белую, которая подняла невероятный гвалт, вырвалась из рук, продолжая отчаянно кричать, переполошила не только всех кур в сарае, но и у соседей.

— Это не курица, а чёрт рогатый! — возмутилась бабушка. Наконец она в падении схватила одну из них за ноги и протянула Юре: — Щупай.