Поль-Жак Бонзон - Тайна шкатулки с драгоценностями Страница 8

— Вы правы! Как странно, я и не подумала, что здесь может быть какая-нибудь связь! Однако я в любом случае ни о чем никому бы не сказала. Вы должны меня понять: подозрения — это еще не доказательства.

Не успела Соланж, все еще взволнованная происшествием, удалиться, как к нам подошел один из матросов.

— С вами хочет поговорить помощник капитана. Он ожидает вас в своей каюте, на палубе «Б».

Это приглашение заставило нас призадуматься. Связано ли оно с попыткой утопить Кафи? А может, помощник капитана заподозрил нас в краже? Или же думает, что у нас есть какая-то информация?

— Нечего гадать! — прекратил наши раздумья Сапожник. — Пойдем к нему и все узнаем!

В каюте, кроме ее хозяина, находились капитан и египтянка с внучкой. Девочка сидела на коленях у бабушки. Судя по всему, она не очень хорошо понимала, что происходит, но чувствовала общее настроение и казалась подавленной. Пожилая дама плакала.

Капитан выглядел весьма внушительно и неприступно. Однако особенно сильное впечатление на нас произвело количество нашивок на его кителе. Он окинул нас неприветливым взором, как будто все еще сердился за задержку судна.

— Я пригласил этих молодых людей для того, чтобы еще раз расспросить их о том, что же именно случилось вчерашней и позавчерашней ночью, — пояснил помощник. — Возможно, они вспомнят что-нибудь такое, на что раньше не обращали внимания. В этом деле многое кажется мне очень странным.

Он повернулся ко мне.

— Вы уверены, что на вас напал кто-то из команды. Этот человек вел тайную радиопередачу в которой несколько раз упомянул об Александрии Между тем эта дама следует именно туда.

— Я тоже подумал, что здесь может быть какая-то связь, мсье.

Видимо, помощнику капитала не Давала покоя мысль об огромной стоимости похищенных драгоценностей. Во всяком случае, отбросив все околичности, он спросил прямо в лоб:

— Скажите откровенно, вы кого-нибудь подозреваете? Сумеете опознать того, кто напал на вас ночью? Может, у вас есть план, как разыскать этого таинственного радиолюбителя?

Я посмотрел на своих товарищей Доказательств у нас не было. Единственное, чем мы располагали, — это подозрения. Соланж была права в своем нежелании кому бы то ни было о них оболгать не исключено, что мы ошибаемся. Не лучше ли промолчать, чем несправедливо обидеть человека?

Похоже, вы в чем-то сомневаетесь- заметил мои колебания хозяин каюты не забывайте о серьезности дела. Вы обязаны обо всем подробно рассказать, это ваш долг! Даю слово: что бы вы здесь ни говорили, это останется между нами.

Мне удалось выяснить очень немногое. Матрос, который дежурит на палубе второго класса радиолюбитель. У себя в каюте он собрав Радиопередатчик. Понятно, что ему приходится где-то его испытывать. Однако мне бы не хотелось…,

— Вы совершенно правы. Нам известно что матрос, о котором вы говорите, увлекается коротковолновыми радиопередатчиками. Он действительно собрал у себя в каюте рацию, однако она не работает. Старший радист проверил ее еще тогда, когда же искали человека, который сбросил за борт вашу собаку. Кроме того, на кителе дежурного матроса только одна нашивка, а у того, с кем вы столкнулись ночью, их было две.

Это так.

Причем пуговицы у него точно такие же, как у всех нас.

На этот раз наши подозрения были серьезно поколеблены. Однако факты оставались фактами. В первую ночь после отхода теплохода кто-то тайно связался по радио с Александрией. Матрос, так занимавший наши мысли, совсем недавно работает на «Виль-дё-Нис», поэтому здесь нет ни единого человека, который хорошо бы его знал. Он вполне мог спрятать где-нибудь на борту еще один передатчик. Впрочем, это мог сделать кто угодно из судовой команды.

— Не думаю, что кто-нибудь из членов экипажа мог опуститься до подобного преступления, — покачал головой помощник капитана. — Еще до того как известие о краже распространилось по теплоходу, мы тщательно осмотрели все их каюты. Я убежден…

Он не договорил. Дверь после короткого стука распахнулась, и вошли двое. Это были соседи Мади.

— Прошу простить меня за беспокойство, господа, — обратился к ним хозяин каюты. — Я понимаю: вы находитесь здесь совсем по другому делу. Но, может быть, вы, как профессионалы, могли бы нам помочь, хотя бы советом.

Значит, мы не ошиблись: это действительно были полицейские в штатском. Оба выглядели удивленными. Похоже, они явно не ожидали увидеть здесь нас и в особенности Мади, которую не раз встречали в коридорах первого класса.

— Господа, факты вам известны, — продолжал помощник. — Наше расследование ничего не дало. Мы тщательнейшим образом осмотрели каюты всего персонала, но ничего не нашли. Однако шкатулка наверняка спрятана где-то на борту. И все же, как вы понимаете, не может быть и речи о том, чтобы обыскивать каюты пассажиров. К тому же сейчас это уже бессмысленно: вор, кем бы он ни оказался, наверняка успел предпринять меры, чтобы его не обнаружили.

— Тем не менее действовать нужно как можно быстрее, — добавил капитан. — Мы на подходе к Александрии. В порту злоумышленник может вынести драгоценности с теплохода, и тогда не останется ни малейших шансов на их возвращение.

После небольшого раздумья тот полицейский, что повыше, повернулся к нам и спросил:

Что делают здесь эти молодые люди?

Можете смело говорить в их присутствии. Они поделятся с вами всем, что знают или, во всяком случае, думают, что знают.

Мне пришлось снова — в который уже раз! — рассказывать обо всем, что со мной произошло: о встрече в помещении для перевозки животных с неизвестным, проводившим там радиосеанс, и о том, как кто-то сбросил в воду мою собаку. Полицейские очень заинтересовались моим рассказом и принялись задавать вопросы. Больше всего их интересовало, смогу ли я узнать этого типа при встрече.

Боюсь, что нет, господин инспектор. Я его не разглядел: было слишком темно.

Может, вы заметили что-то необычное в его манере говорить?

Тоже нет.

— Другими словами, вы ни в чем не уверены.

— Ребята заподозрили дежурного по палубе, — вмешался помощник капитана. — Это некий Ортоли. У него есть хобби — собирать рации и радиоприемники. Однако старший радист категорически утверждает, что прибор, сделанный Ортоли, работать не может.

Вы говорите, дежурный по палубе?

Да. Палубе второго класса.

Вы его допросили?

Очень подробно. И убедился, что он тут ни при чем. К тому же он представил надежные рекомендации и не вызывает своей работой ни малейших нареканий. Вы хотели бы допросить его лично?

Мы предпочли бы сначала поговорить со старшим радистом.

Помощник капитана послал матроса за старшим радистом. Спустя несколько минут тот вошел в каюту.

— Просим извинить нас за то, что отвлекли вас от работы, — начал высокий инспектор. — Надеюсь, вас могут ненадолго подменить?

— Да, у меня есть помощник. Мы работаем вдвоем. Один из нас всегда дежурит у рации.

Конечно, так и должно быть. Я бы хотел задать вам несколько вопросов как специалисту. Можно ли перехватить радиосеанс, если он тайно ведется с борта нашего судна?

Это возможно, но крайне трудно, особенно когда мы идем вдоль берега. Чтобы засечь место, откуда ведется передача, требуется несколько пеленгаторов, а для их одновременной настройки требуется немало времени. Если же радиосвязь продолжается не более четырех-пяти минут, это практически исключается.

Весьма печально, — произнес другой полицейский. — Таким образом, у нас нет никакой возможности обнаружить рацию на борту. А вы сами не могли бы перехватить эту радиопередачу?

Диапазон волн, на которых мы работаем, не совпадает с тем, что отведен радиолюбителям. И это очень хорошо, потому что в противном случае наш эфир был бы забит помехами.

Благодарю за консультацию.

Старший радист, отдав по-военному честь, отправился на свой пост.

Как видите, определить, кто именно провел тот радиосеанс, совершенно невозможно, — обратился к полицейским помощник капитана. — Впрочем, я не уверен, что между ним и кражей драгоценностей есть какая-то связь. Может, вернемся к похищению шкатулки, если вы, конечно, не возражаете?

Как вам будет угодно. Позвольте нам задать несколько вопросов этой несчастной даме.

Инспекторы повернулись к пожилой египтянке, которая по-прежнему сидела в кресле, прижимая к себе внучку. У обеих был такой растерянный и беспомощный вид, что у нас сжалось сердце. Малышка будто спрашивала нас огромными темными глазами: «Что случилось? Почему моя бабушка такая печальная?»

— Прошу простить меня, мадам, — сказал инспектор, что был пониже. — Я постараюсь быть кратким. Что побудило вас отправиться в Египет на «Виль-дё-Нис»? Вы проживали в Каннах, не так ли? Почему же вы не пожелали полететь на самолете? Это было бы значительно быстрее, чем на теплоходе, тем более туристическом.