Тамара Чинарева - Гусиное перо Страница 8

Хлопнула калитка, будто выстрелил стартовый пистолет. По этому сигналу сорвался с места Димка и, перепрыгивая через помидорные кусты, помчался к школе.

Глава 13. Тайна красной расчески

Пантюшкин крутил письмо и так и эдак, и на свет глядел, и штемпель под лупой рассматривал. Штемпель почтовый, гусихинский. Письмо брошено на почте или возле магазина. Стало быть — преступник жив-здоров, и Пантюшкин его задержит. Раскаялся, задрожал, как осиновый лист, понял, что с Пантюшкиным шутки плохи. Только так можно было объяснить это письмо. Один момент смущал Пантюшкина: откуда преступник знает, что Клава Желтоножкина грозилась пожаловаться в Москву? Значит, следует он за милиционером по пятам и не только чинит препятствия, но и наблюдает за действиями участкового. Едва ли это Бабулич, тот человек приметный…

— Ну, что, Моть… — нетерпеливо спросила Желтоножкина. Куда девался ее бравый вид. Выглядела она напуганно и жалко. — Тут уж, Моть, не до жиру, а, как говорится, быть бы живу… Ты бы мне охранника на ночь выделил, а то прямо ночевать страшно, как бабахнет!

— Спите спокойно! Считай, он у нас в кулаке! И, думаю, никто вас бабахать не собирается.

Клава Желтоножкина не совсем успокоилась, но ушла. Пантюшкин же все смотрел на письмо и размышлял, как над кроссвордом. Буквы печатные и корявые, будто писаны левой рукой. Пантюшкин погрозил кулаком невидимому врагу и стал думать дальше. Странным пером написано письмо. Не авторучкой, не фломастером… Ему пришла в голову мысль, что утро вечера мудренее, он запер письмо в сейф и направился домой.

Шагал Матвей Фомич по поселку и чувствовал, что дело по краже телевизора завершится не сегодня завтра. Настроение поднялось, и, когда он подходил к дому, даже захотелось читать стихи. Но в голове как назло не возникало ни строчки. И вдруг зазвучало откуда-то издалека:

Я помню чудное мгновенье,Передо мной явилась ты…

Дальше стихи забылись, но зато Матвей Фомич вспомнил, что написал их Александр Сергеевич Пушкин.

Пантюшкин поднял глаза и увидел, как на крыльцо поднимается его жена Клариса. На фоне высоких пушкинских строк она выглядела прозаически. Голова обвязана платком, в руках старое ведро.

Пантюшкин открыл калитку и ступил во двор. По двору от легкого ветра кружились белые перья. Одно из них было испачкано фиолетовыми чернилами. Перо взлетело и прилепилось к штанине форменных брюк.

Пантюшкина пронзила страшная догадка:

«Пушкин… Александр Сергеевич писал стихи гусиными перьями, и это письмо Клаве Желтоножкиной написано не иначе, как гусиным пером! Уж не Клариса ли написала его… В отместку за то, что Желтоножкина не взяла телевизор «Рекорд». Ведь Клариса знала, что пострадавшая грозилась пожаловаться в Москву! Все, хватит!»

Матвей Фомич взлетел на крыльцо, распахнул дверь, вбежал в комнату, не сняв пыльных ботинок. Клариса не испугалась его грозного вида, она склонилась над ведром и напевала грустную песню про молодого коногона.

— Сколько раз я просил тебя не вмешиваться в мои дела! — рявкнул Пантюшкин.

Клариса подняла на мужа недоуменный взгляд и пожала плечами. Пантюшкин поднял в воздух чернильное перо.

— Что это?

— Гусиное перо… — сказала Клариса.

— А что оно делало в нашем дворе?

— Валялось… Я там щипала гуся. Ты, конечно, не помнишь, — голос Кларисы становился все тоньше и переходил в жалобный плач. — Ты, конечно, забыл, что завтра исполняется пятнадцать лет со дня нашей свадьбы… Я думала, что это праздник, и решила зажарить гуся с яблоками…

— А почему перо в чернилах? — голос Пантюшкина упал.

— Потому что гусь меченый… — Клариса заплакала навзрыд.

Пантюшкину смертельно захотелось курить. Стихи улетели из головы, как хрупкие птицы ласточки. Он машинально хлопнул себя по карманам, не нашел сигарет и повернул к магазину за куревом. По дороге его кто-то окликнул. Обернувшись, он даже не сразу понял, что это продавщица Люська Авдеева. А когда понял, то мелькнула неприятная догадка — неужто магазин ограбили? Прическа у Люськи растрепалась и сережки качались от быстрого бега.

— Ну? — нетерпеливо спросил Пантюшкин.

— Это я Бабуличу расческу на день Красной Армии подарила… — виновато созналась Люська. — Он на мне жениться обещал. Я не заметила, что он лысый. Когда мы с ним зимой встречались, он ходил в шляпе «пирожок». Мы и поссорились из-за этой расчески. Он думал, что я на лысину намекаю…

Пантюшкин передумал идти за папиросами. К тому же три года уж как он избавился от этой вредной привычки. Так чего ж без повода давать себе слабину?

Большими шагами направился он к дому Бабулича, обдумывая первую фразу, которую он произнесет.

«Ну, что — умнее всех оказаться хотели? Думали, лысиной прикрыться? Не вышло!» или «Возьмите подарок вашей бывшей невесты…» — пять слов, и Бабулич сражен.

На заборе у Бабулича сушились старые огромные валенки. Пантюшкин внимательно посмотрел на них и увидел, что подшиты они не старым войлоком, как у всех в Гусихе, а подклеены резиной автомобильной шины. Матвей Фомич вспомнил белые следы на крыльце Клавы Желтоножкиной, которые смыло рассолом, глаза маленького плута Димки, и почти все стало Пантюшкину ясно.

Он повернул домой, складывая в голове речь, которую он скажет Бабуличу завтра.

По пути Матвей Фомич нарвал полевых ромашек на обочине дороги. Для Кларисы. Все-таки пятнадцать лет вместе прожили. Милиционеровой женой быть не просто. И человек она неплохой, душой за него болеет. А то, что в приметы верит, — недостатки у всех людей есть.

Глава 14. Шаль с кистями

Преступник в старых подшитых валенках шел по спящему поселку. Он катил перед собой угольную тачку, в ней лежал громоздкий предмет, укрытый старым пиджаком. На некотором расстоянии за ним крался человек, словно тень. Он жался к забору, вздрагивая от тявканья собак.

Возле дома Клавы Желтоножкиной двое — высокий и низкий — поравнялись. Один из них ткнулся в калитку, она распахнулась, скрипнув ржавыми петлями. Высокий вынул из тачки поклажу и, стараясь ступать бесшумно, зашагал к дому.

— Ух-ух-ух… — простонал филином тот, что пониже. Напугал кур на насесте и сказал тихо:

— Осторожно, опять упадет…

— Это только у таких разинь, как вы, все падает… — сердито ответил высокий.

Сенная дверь распахнулась от одного взгляда высокого. Секунду ночные пришельцы постояли, прислушиваясь к тишине, которую нарушал лишь ход часов да храп дедушки Вани. Никто не мешал им в этот ночной час.

Когда кукушка высунулась из часов, чтобы прокуковать полночь, в доме никого не было.

А в душе Клавы Желтоножкиной и в эту ночь не возникло никаких предчувствий. Она спала, провалившись в пуховую перину, крепко, как в молодые годы. Ей снился цветной сон. Будто она пела в хоре. На сцене поселкового клуба шел концерт. В два ряда стояли нарядные бабы и выводили песню про ямщика. Клава запевала. Ухватившись за кисти черной цветастой шали, она выводила чистым высоким голосом печальную мелодию. В первом ряду сидела ее соседка Груша и плакала, не вытирая слез. Как кончилась песня, нарядные пионеры преподнесли ей большой букет красных георгинов, и весь зал начал хлопать в ладоши. Она подошла к самому краю сцены и кланялась. На этом баба Клава и проснулась. И долго не могла понять, почему в зале продолжают хлопать, а она лежит на пуховой перине в полумраке спальни.

Только когда все смолкло, она поняла, что это не люди хлопали, а часы били шесть раз.

Клава не стала разлеживаться, встала проворно, и во двор пошла огурцы поливать да открывать ставни. Открыв ставни в горнице и глянув, как солнечный зайчик из бочки запрыгал по обоям, она не поверила своим глазам — на пустой еще вчера тумбочке стоял… телевизор. Перекрестилась баба Клава, хотя отродясь в бога не верила. Ей не померещилось. Телевизор стоял на тумбочке как ни в чем не бывало.

Клава побежала в дом, по пути ущипнув себя за руку — не снится ли… Сморщившись от боли, подошла к тумбочке. На ней стоял не старый КВН, а телевизор с большим экраном. На нем лежал пакет. Подумав, что это Пантюшкин силком втащил ей свой «Рекорд» пока она ходила в огород, она все-таки взяла пакет и развернула серую бумагу. В ней оказались облигации и письмо. Клава поднесла листок поближе к окну и прочитала:

«Уважаемая Клавдия Романовна! Не сердитесь на нас. Мы хотели обрадовать вас в день рождения новым телевизором, но произошло недоразумение. По дороге телевизор упал и сломался. Теперь он работает очень хорошо. Мы приносим вам его в дар вместо вашего старого от школьного радиоклуба «Гусиное перо». В старом телевизоре за крышкой оказались облигации (пятнадцать штук) мы их возвращаем и очень извиняемся. Желаем вам крепкого здоровья и долгих лет жизни».