Похищение поющего автобуса - Антон Федорович Андросов Страница 9

— Послушайте, — миролюбиво начал Шура Самолетов. — Вам совершенно невыгодно портить товар. От нашей сохранности зависит ваша безопасность. Насколько я знаю, заложников уничтожают тогда, когда не выполняются требования. А вы даже не выдвинули требования! Подумайте, в конце концов, ваша цель — добиться своей цели, избегая жертв. Во всяком случае, жертв необоснованных. А что касается замечания Анны Ивановны — так ведь в салоне действительно холодно. Вы же сами прострелили крышу. Я думаю, здесь не ругаться надо, а придумать, чем эту крышу можно заклеить. — Шура широко улыбнулся. — К тому же на носу Новый год. Праздник все-таки. И вполне возможно, мы все еще получим то, что нам надо. Так зачем вести себя так, как будто все уже кончено. Давайте жить дружно!

В салоне стало очень тихо. Хромой и Бешеный переглянулись. Оля Быкова зааплодировала, а Анна Ивановна утерла слезу гордости за ученика.

— Ненавижу, когда щенки лезут поперед батьки, — сказал Бешеный. Но в голосе его уже не было прежней уверенности.

А красивая Маша, наконец, окончательно поняла, в кого ей можно влюбиться.

Спустя десять минут Бешеный уже ковырялся в крыше. При этом он стоял на подлокотниках кресел и шатался, как молодая рябина. Косой преданно держал его за ноги, а маленький, но подлый Булкин с достоинством поддерживал висящий на шее Косого автомат.

Маша перелезла через толстуху Олю и направилась к Шуре Самолетову.

— Скучаете? — спросила она игриво и присела на подлокотник.

— Скучаем! — немедленно согласился Шурин сосед по креслу Миша Мосько. А потом посмотрел на Шуру и передумал:

— Не скучаем!

— Миш, ты иди на мое место, ладно? — Маша улыбалась, как Снегурочка. — Там тебя Оля накормит-обогреет. А мне с Самолетовым поговорить надо.

Миша послушно встал и ушел, оглядываясь. А наглая красавица Балуева плюхнулась на согретое им место и взмахнула ресницами.

— Тебя не удивляет то, что я сама пришла?

Шура поднял веселые серые глаза.

— Нет, не удивляет.

Бешеный пытался заткнуть дыру подручными средствами. В ход шли сигареты, жвачки, носовые платки, ручки и прочие школьные принадлежности. Из всего арсенала самым удачным закрывателем дырки оказался родной большой палец Бешеного.

— Волки позорные! Гады! До чего довели! Что мне, стоять так всю дорогу теперь, да? — злился террорист, пиная ногами виноватого во всем Косого. Тот уворачивался и наступал на Булкина. Одним словом, ремонтно-террористские работы продвигались быстро и с огоньком.

А Миша тем временем робко подсел к Оле. Собственно, он мог сесть еще куда-нибудь — свободных мест было предостаточно. Но ведь страшно! Именно поэтому «одиночек» не было. Все держались вместе, забыв школьные смертельные обиды.

— Меня Маша прислала, — тихо сообщил Миша.

— Конечно-конечно! — засуетилась Оля. Она явно была рада любому соседу. Тем более — мальчику.

— Хочешь шоколадку? Или бутерброд? Или кофе? Или печенье? А может, сыру хочешь? С маслом? С помидорками? Или йогурт? А могу курочкой угостить! Ты только не стесняйся!

Миша неуверенно кивнул и подумал, что Оля — не такая уж мерзкая толстуха.

Бешеный с бранью спрыгнул на пол.

— Не смейте ругаться при детях! — возмутилась Анна Ивановна.

— Да пошла ты! — махнул автоматом Бешеный, но тут вмешался Хромой.

— Действительно, хватит!

Бешеный яростно сверкнул глазами и заорал, обращаясь вверх, к дырке:

— Я же говорил! Говорил же я! Мне с самого начала не нравилась идея с детьми! Со взрослыми никаких бы проблем не было! Никаких! Хочешь — стреляй! Хочешь — ругайся! — Бешеный наткнулся на Косого. — А ты что стоишь!? Ты крышу раздолбал — ты и чини!

— Тут по-другому действовать надо! — раздался чей-то очень вежливый голос.

Бешеный наклонился ниже и обнаружил в кресле маленького очкарика Гошу Габаритзе.

— А это что за гигант? Кто такой? Встать, доложить по форме!

— Георгий! — Гоша встал и откашлялся. — Там, сверху, — снег. Он будет таять и отклеивать любую жвачку. Тут что-нибудь поосновательнее надо.

— Ну, действуй, мастер-золотые-ручки! — Бешеный развалился в кондукторском кресле.

Очкарик Гоша вытянулся во весь рост и крикнул:

— Ребята! Поищите, пожалуйста, у себя в вещах что-нибудь похожее на скотч, изоленту или вату.

Все зашевелились, но ни скотча, ни ваты ни у кого не оказалось. И только Булкин, стесняясь, принес горсть мягкой набивки, которую он наковырял из кресла.

— Замечательно! — Гоша оценивающе помял наполнитель, — Теперь бы еще закрепить это чем-нибудь.

И вдруг подошел к лобовому стеклу. Долго присматривался к наклейкам на панели, аккуратно попытался поддеть одну ногтем.

— Бесполезно! — крикнул со своего места Клюшкин. — Я уж пробовал!

— Будьте добры, — Гоша посмотрел на Хромого, — опустите, пожалуйста, солнцезащитный козырек!

Хромой опустил. На руль посыпались разные карты, вымпелы, путевые листы, дорожные журналы и прочая водительская макулатура. И две нетронутые наклейки. С двумя особенно несимпатичными болонками.

— Мне нужны помощники, — сказал Гоша и начал карабкаться по подлокотникам вверх.

— Извините, мисс! — Шура просочился мимо Маши и полез помогать.

— Пожалуй, мне нужен кто-нибудь повыше. — Гоша оценил расстояние от пола до крыши. — Вот вы, например.

Гоша указал на Косого. Тот испуганно посмотрел на Бешеного и подошел.

— Нужно открыть люк в крыше, влезть на крышу и заклеить дырку...

— Я? — Косой застеснялся. — Я не полезу!

— Я полезу! — Гоша был спокоен, как Штирлиц. — А вы меня поднимите и подержите.

— Гоша! Только не это! — крикнула Анна Ивановна, вспомнив Гошину бабушку.

— Слушай, давай я полезу! — предложил Шура Самолетов.

— Нет. Я легче. Меня можно поднять и держать. И в люк мне легче пролезть. Ты лучше Анну Ивановну нейтрализуй.

Шура кивнул.

Через несколько минут распечатали люк — слава богу, он был как раз рядом с дырой. Косой поднял Гошу вверх. Шура и рыжая Люся взгромоздились на сиденья и обнимали Гошу за ноги, как могли. Булкин помогал Косому поддерживать автомат. А Анна Ивановна ушла плакать к Кате Подполковниковой.

Гоша вынырнул снаружи и чуть не задохнулся. Скорость! Ветер в лицо! И холодно, очень холодно! Гошу согнуло вдвое и стукнуло о крышу. Снег немедленно залепил очки. Словом, было грустно.

— Нельзя остановиться? — спросила Люся Бешеного. Тот мерзко улыбнулся и отрицательно покачал головой.