Юрий Дмитриев - Соседи по планете: Домашние животные Страница 17

Но пока лошади «завоевывают мир», вернемся назад и попытаемся ответить на вопрос: кто были их прямые предки (или предок)? Без этого история лошади, даже такая краткая, какую мы здесь даем, будет неполной.

До недавнего времени предками лошади считали ее диких родичей — кулана, лошадь Пржевальского и тарпана. Раньше думали, что были и другие предки у домашних лошадей, но потом остановились на трех.

Кулан. А почему бы и нет? Он похож на лошадь во многом. Он красив — стройный, поджарый, мускулистый. Правда, несколько великовата голова, но это его не портит. И уж совсем не мешает мчаться по степям, пустыням, горным тропинкам. (Считают, что кулан — один из самых быстрых среди копытных: может развить скорость до 65 километров в час, а на короткие дистанции — более 70.)

Он неприхотлив: питается сухой травой летом и мерзлой, доставая ее из-под снега, зимой. Это, кстати, типичный признак лошади — даже научное название домашних лошадей — «кабо» — произошло от латинского слова «кабаллус», что значит «копаю».

Он смел. Если убегает, то не от трусости — просто этот способ защиты для него надежный. Но если выхода нет — бесстрашно бросается на врага, пуская в ход зубы и очень крепкие копыта.

Куланы легко уживаются с другими животными и друг с другом — на зиму собираются по нескольку десятков (а когда куланов было много, то, очевидно, собирались в большие стада). Летом бродят небольшими косяками — по 10–20 голов. В косяках порядок полный — вожак строго следит за дисциплиной, особенно следит за поведением молодняка: чтоб не особенно резвились, когда не следует, а главное, чтоб подростки не обижали малышей, которые в косяке находятся на особом, привилегированном, положении.

В поведении кулана есть многое, что заставляло ученых считать его прямым предком домашней лошади. (Кстати, это считал и А. Брем.) Однако есть и признаки, отрицающие это. В частности — строение черепа и то, что кулан трудно приручается. И наконец, потомство. От лошади и кулана жеребята появляются. Но эти помеси сами потомства не дают. Так что о выведении какой-то породы или разновидности не может быть и речи.

Кулан отпал. Остались лошадь Пржевальского и тарпан.

Лошадь Пржевальского (названная так в честь известного русского путешественника?. М. Пржевальского, впервые привезшего череп и шкуру этой лошади и подробно рассказавшего о ней) ближе к домашней лошади. Ряд ученых, в том числе и такие крупные, как С. Н. Боголюбский и В. Г. Гептнер, считали, что в происхождении домашних лошадей в той или иной степени участвовали и лошади Пржевальского. Основания для такого мнения имелись: среди предков домашней лошади выделяются два типа — легкий, тонкокостный и более крупный и тяжелый. Считалось, что ко второму типу и имеет отношение лошадь Пржевальского.

Однако советский ученый В. И. Громова — крупнейший знаток истории лошадей — на основании тщательных исследований доказала, что лошадь Пржевальского не имеет отношения к современным лошадям, хотя и является близкой родственницей. Впоследствии это мнение подтвердил и хромосомный анализ: у лошади Пржевальского оказалось 66 пар хромосом, а у домашней — 64.

Остался тарпан. Правда, современные зоологи склонны считать всех диких лошадей, живших в Евразии, представителями одного вида — «тарпаны», а лошадь Пржевальского — лишь азиатский вид того же тарпана. Но обычно все-таки, говоря о тарпанах, имеют в виду диких лошадей, живших в степях Южной и Западной Европы. Тех самых, против которых собирались большие отряды охотников и против поедания мяса которых восставала христианская церковь, тех самых, о которых писал Владимир Мономах в своем «Поучении детям». Водились они в Крыму и в Прибалтике, на Украине и в Поволжье, на Дону и в Приуралье. И всюду их не любили местные жители: тарпаны травили посевы и съедали заготовленное людьми на зиму сено для домашних животных, уводили с собой, отбивая от стада, домашних лошадей. Надо ли говорить, что тарпанов старались уничтожить всеми доступными средствами. Но даже и без этого «тарпан был обречен на гибель самим ходом экономического развития страны», — писал профессор В. Г. Гептнер. Заселялись пустующие земли, распахивались ковыльные степи, и тарпанам уже не оставалось жизненного пространства. Дольше всего тарпаны сохранились в степях Украины. Там они дожили до середины XIX века. Но в 1879 году (по странному совпадению — в том же году, когда была открыта лошадь Пржевальского) погиб последний вольный тарпан.

История «одноглазого тарпана», вошедшего в историю лошадей под таким именем, хорошо документирована, и мы имеем возможность достаточно полно проследить ход событий.

В начале прошлого века в южных степях Украины и в Крыму было еще много тарпанов. Но в 70-х годах они полностью исчезли. И вдруг стало известно, что на землях помещика Александра Дурилина в Рахмановской степи (к северу от Крыма) появился тарпан. Неизвестно, откуда он появился, неизвестно, где скрывался до сих пор и как жил в одиночку (и в одиночку ли?), но факт есть факт: одинокое дикое животное тянулось к своим домашним родичам. Сначала тарпан смотрел на домашних лошадей издали, не решаясь подойти, потом постепенно, если люди были далеко, начал приближаться и даже пасся вместе с табуном домашних лошадей. Однако едва человек приближался — убегал.

Может быть, эта дикая лошадь по натуре своей была недоверчива, может быть, уже имела дело с людьми, может быть, видела истребление своих сородичей охотниками и в ее мозгу прочно соединился человек и смерть воедино — мы не знаем. Но знаем, что почти три года не доверяла людям эта дикая лошадь. Через три года она наконец решилась вместе с другими лошадьми войти в зимний загон. И тут Дурилин совершил непростительную ошибку: видимо решив, что тарпан стал уже прирученным, он распорядился выгнать из загона всех домашних лошадей, а тарпана запереть в загоне. Но тарпан не мог этого вынести — начал вырываться из плена. (Тогда-то и выбил себе глаз.) Однако потом лошадь немного успокоилась. И весной даже родила третьего жеребенка (два других у нее появились раньше). И снова люди совершили ошибку: считая, что она теперь-то уж стала окончательно ручная и не покинет своего жеребенка, ее выпустили на вольный выпас. Но тарпаниха умчалась в степь. Вернулась она через некоторое время, чтоб увести с собой своего жеребенка. Это ей удалось.

Но через некоторое время разнесся слух, что в степи снова появился тарпан. Крестьяне решили поймать его, а заодно испытать своих лошадей. Конечно, это была нечестная игра: отобрали лучших коней и лучших всадников, расставили посты и в непрекращающейся погоне передавали эстафету этой погони друг другу, меняли коней и наездников. Людям хотелось во что бы то ни стало догнать или загнать дикую лошадь. И они «навалились всем миром» на одно животное. Однако, возможно, и это не помогло бы, если бы дикая лошадь не сломала себе ногу. И тут преследователи увидали, что это та самая одноглазая тарпаниха, которая вырвалась из плена Дурилина. Может быть, людям стало стыдно, может быть, у них появилось чувство уважения к свободолюбивому животному, но они попытались спасти тарпана — местный коновал сделал примитивный протез. Это, конечно, не помогло, и лошадь погибла.

Правда на Земле оставался еще один тарпан. Он жил в конюшне И. Н. Шатилова — большого любителя и знатока лошадей вообще и диких в частности.

С неволей этот тарпан смирился, так как был пойман в недельном возрасте.

Своего тарпана Шатилов привез в Петербург, а вскоре привез и второго — в 1862 году в Таврических степях был пойман еще один тарпан. Известный в то время ученый академик И. Брандт, увидав шатиловского тарпана, усомнился, что это дикая лошадь. Мало того — он заявил, что это вовсе не тарпан, а «скверная крестьянская лошаденка». Конечно, последующие исследования доказали, что это действительно был тарпан. Но дело не в этом, а в том, что сомнения Брандта лишний раз подтвердили, насколько тарпан похож на домашнюю лошадь.

Один из тарпанов, привезенных Шатиловым, прожил в зоопарке два года и в конце восьмидесятых годов умер. Считается, что это был последний тарпан на Земле.

Однако имеется свидетельство зоотехника?. П. Леонтовича, который сообщал, что в 1914–1918 годах еще один тарпан жил в имении Дубровка, в Миргородском уезде, Полтавской губернии. Свидетельство Леонтовича не вызывает сомнений, и гибель последнего тарпана, как писал Гептнер, «таким образом, переносится с восьмидесятых годов на 1918–1919 годы».

И тем не менее… Тот, кто бывал в заповеднике Беловежская пуща, мог видеть небольшую, мышастого цвета, с типичной для диких лошадей стоячей гривой лошадку. Тарпана? Да, тарпана! Значит, они сохранились все-таки на Земле? Нет, правильнее будет сказать — «воскресли». Конечно, «воскресли» с помощью людей.