Юрий Дмитриев - Соседи по планете Насекомые Страница 19

В нем рассказывается о развитии жука-скарабея и упоминается о яичках насекомых.

Правда, Аристотель и Плиний наверняка не были знакомы с этим трактатом, но ведь подобные сведения должны были быть в других трудах древних. Конечно, насекомым уделялось в научных трудах меньше внимания, чем другим животным (хотя именно они, насекомые, доставляли людям больше всего неприятностей).

Мы уже говорили о том, что задолго до Аристотеля и Плиния в Китае было развито шелководство. Китайцы, не разрешая под страхом смерти вывозить грену или яички, тем не менее не делали секрета из шелковичного производства.

Впрочем, о том, что насекомые откладывают яички и что происходит потом, знали за многие тысячелетия до начала шелководства.

Современные (или недавно вымершие) племена аборигенов Австралии и Африки верят, что произошли от животных. Поэтому у каждого рода, племени или клана (в разных местах по-разному) имелись, да и до сих пор имеются, свои почитаемые животные-«предки». В большинстве своем это крупные звери и птицы, но некоторые племена считали своими предками насекомых. В честь «предков» люди устраивали празднества. Устраивали празднества и племена, «ведшие свой род» от жуков и гусениц. Они совершали ритуальные обряды у камней, символизирующих взрослое насекомое (большой камень), куколку или личинку (камень поменьше) и яички (маленькие камешки).

Многие ученые считают, что обряды современных людей, стоящих на очень низком уровне развития (близком к уровню людей каменного века), родились в глубокой древности. Таким образом, вполне можно предположить, что за много тысячелетий до Аристотеля аборигены Австралии и Африки знали о существовании у насекомых яиц, знали, что с этими яйцами происходит, имели представление о стадии личинок.

И просто удивительно, что «отец многих наук», и в частности «отец зоологии», Аристотель и первый в мире популяризатор Плиний Старший не знали об этом. Если даже допустить, что Аристотелю и Плинию не попадались труды, где бы описывалось появление насекомых из яичек, нельзя забывать другого: сам же Аристотель описал наездника, даже название дал ему «ихневмон», проследил его повадки, а во времена Плиния римский сенат издавал указы о сборе яиц саранчи.

Тем не менее факты налицо. Сначала авторитет великого ученого узаконил ошибку, а затем ее подняли на щит церковники.

Два тысячелетия держалось мнение о том, что насекомые не откладывают яиц. Даже когда люди наблюдали что-то, не укладывающееся в рамки устоявшейся догмы, они вынуждены были молчать: это противоречило Аристотелю и библии.

Труден и тернист был путь людей к узнаванию насекомых.

И через много веков после Аристотеля, когда появилась, по сути дела, первая работа по энтомологии «Театр насекомых», автором которой считается Томас Моуфет, в ней не было и намека на происхождение или развитие насекомых. Любопытно, что труд этот историки биологии считают коллективным. Недоработанная рукопись Геснера 15 лет дорабатывалась англичанином Томасом Пенном, который значительно дополнил ее новыми сведениями и материалами, взятыми у других ученых. Но сам Пенн до конца довести дело тоже не успел. После его смерти рукописью занялся Т. Моуфет. Но и он издать рукопись не успел — она была издана в 1634 году, через тридцать лет после смерти Моуфета. Коллективный труд крупнейших ученых своего времени фактически не внес ничего нового в вопрос о развитии насекомых. К утверждению Аристотеля или Плиния они лишь добавили сведения о происхождении каких-то насекомых, которые якобы рождаются в огне.

Вообще надо сказать, что не только у древних, но и у средневековых ученых и у ученых более поздних времен не было единого мнения о том, как рождаются насекомые. Даже о пчелах, которые издавна были близкими соседями человека, за жизнью которых имелась возможность наблюдать постоянно и не удаляясь от дома, существовали самые разноречивые мнения. Допускалось отклонение от библии: некоторые утверждали (это шло еще из античных времен), что пчелы рождаются из цветов. Другие считали, что на масличных деревьях и на тростниках есть особые семена, которые после обработки пчелами превращаются в личинки.

Удивительное дело: в XVII веке было совсем не трудно проверить, как рождаются насекомые, ну хотя бы пчелы, — стоило лишь заглянуть в улей (а уже тогда были особые ульи для наблюдений). Так нет! Опровергая одни легенды, придумывали другие. Например, в книге «Весна пчелы» некий Александр де Монфор, капитан королевской и католической службы (в науке были и такие капитаны!), утверждал, что пчелы рождаются не из мертвого льва и даже не из цветов, а из меда!

Конечно, это вовсе не значит, что наука о насекомых не продвигалась вперед. Значительный вклад в энтомологию внес итальянец Улис Альдрованди, живший в XVI веке (1522–1605). Он описал нескольких насекомых и даже осмелился заявить: «Хоть это и противоречит мнению Аристотеля, но я все же должен сказать, что та бабочка, которую мы называем капустной, рождается из куколки, куколка — из гусеницы, гусеница — из яйца бабочки». Это «еретическое» заявление дорого обошлось Альдрованди — он едва не стал жертвой инквизиции. Церковники яростно набрасывались на всех, кто хоть как-то пытался приблизиться к истине, опровергнуть хоть некоторые библейские догмы. И тем не менее теория самозарождения все чаще подвергалась атакам.

Первую брешь в этой теории пробил Франческо Реди. Врач и блестящий спорщик, талантливый литератор и оригинальный экспериментатор, он сначала умозрительно, а затем и практически доказал (или сделал попытку доказать) несостоятельность теории самозарождения. Помог ему случай, который в науке часто играет не последнюю роль. Реди начал опыты с исследованием самозарождения мух в мясе. (Хоть Аристотель и утверждал, что мухи появляются из гусениц, в XVII веке наука в данном вопросе позволила себе сделать «шаг вперед» и расширить место рождения мух.)

Однажды по каким-то причинам Реди пришлось прервать опыт и уйти из лаборатории. А когда через некоторое время он вернулся, то увидел: в сосудах, где мясо хранилось открыто, имелись «червячки» — личинки мух, а в закрытых сосудах их не было.

То ли Реди уже и раньше подозревал что-то неладное в вопросе самозарождения мух, то ли по каким-то другим причинам, он ухватился за этот факт и принялся за работу. В лаборатории появились десятки банок с гниющим мясом, и запах стоял такой, что страшно было войти в лабораторию. Но Реди радовался — его догадка подтверждалась каждым опытом: если сосуд с гниющим мясом оставался открытым — личинки появлялись, если был прикрыт хотя бы кисеей, мешавшей мухе приблизиться к мясу, — личинок не оказывалось.

Реди выпустил книгу «Опыт о размножении насекомых». Книга наделала много шума, вызвала множество споров. У Реди нашлись сторонники, и в конце концов было признано: мухи не зарождаются сами по себе в гнилом мясе. А вслед за этим нечто подобное (правда со множеством оговорок) признали и в отношении некоторых других насекомых. Конечно, еще рано было торжествовать, победу, теория самозарождения еще крепко стояла на ногах, ее сторонники цепко держали в руках науку. Но первый мощный удар теория самозарождения получила. Вслед за Реди против этой теории выступили некоторые другие ученые. И среди них итальянец Марчелло Мальпиги — одна из ярчайших звезд на небосклоне науки XVII века.

Мальпиги был врачом, ботаником, зоологом. В тридцать три года он стал уже одним из самых знаменитых ученых Италии. Правда, слава не принесла ему богатства: всю жизнь он нуждался, был в долгах и денежной кабале. Не принесла слава Мальпиги и покоя: всю жизнь, до последних дней, его преследовали.

Его преследовали и научные враги, которые не останавливались перед тем, чтобы натравить грабителей на дом ученого и уничтожить все хранившиеся там работы, и личные враги, подсылавшие к Мальпиги наемных убийц. У него было много врагов и среди высшей знати. Но Мальпиги имел не только врагов, но и преданных друзей, горячих сторонников. Это помогало ему жить, помогало ему быть твердым и верным себе.

Студенты пытались устраивать Мальпиги абструкции: при поступлении в итальянские университеты абитуриенты давали клятву «никогда не допускать, чтоб им опровергали Аристотеля, Галена и Гиппократа». А Мальпиги опровергал великих старцев! Но опровергал не ради скандальной славы, а из страстного желания двинуть вперед науку, которой был предан, во имя которой готов был на все. Эта преданность науке и постоянное стремление к новому помогли Мальпиги сделать ряд выдающихся для своего времени открытий, многие из которых были настолько значительны, что даже чопорные тогда английские ученые избрали его действительным членом Королевского общества (академии).