Валерий Воскобойников - Братья: Кирилл и Мефодий Страница 23

Один из епископов, Эрменрих, примчался на суд в одежде всадника. Он ударил Мефодия плетью, которой только что стегал коня. Здесь же был и Вихинг. Сейчас Вихинг держался даже спокойнее многих. Что ему было волноваться, если конец суда ясен и так. Поэтому Вихинг удержал Эрменриха, усадил его в кресло. А Мефодий стоял, не заслоняясь, глядя прямо в жестокие, ненавидящие лица.

— Я говорю истину даже перед королями и не боюсь. Я не слабей тех, которые уже приняли мученический венец за слово правды! Делайте со мной что хотите! — отвечал он гордо.

Тут и сам король Людовик, который прежде только наблюдал, решил вмешаться.

— Не утомляйте моего Мефодия, он уже начинает потеть, словно стоит у печки! — насмешливо проговорил король.

Но Мефодий взглянул на него и ответил не менее насмешливо:

— Да, государь, когда одного философа спросили, отчего он вспотел, тот ответил: «Оттого, что спорил с глупцами!»

Так королю еще никто не отвечал.

Даже судьи растерянно примолкли.

Король зло хлестнул по полу плетью, поднялся и вышел.

Мефодия водили босиком по морозу. Били палками, морили голодом.

От него требовали лишь одного — отречения. Отречения от славянских книг, от славянской проповеди.

Если бы он согласился, его бы немедленно освободили, дали бы лошадь, провожатых, отправили бы домой в Византию.

Когда-то он был стратегом, повелителем целой области. По утрам у его дома собиралась толпа чиновников и просителей. Все ждали его выхода. Слово Мефодия исполнялось немедленно.

Был он тогда молод, жил в знатности.

Сейчас ему исполнилось пятьдесят лет, и не видел он рядом ни близкого человека, ни просто сочувствующего лица.

В Моравии правили в это время иноземные маркграфы.

Мечтал Святополк стать властителем своей земли, а попал к королю в тюрьму. Зря надеялся он на королевскую благодарность, когда предавал своего дядю и выдавал Мефодия.

— Предавший своего родственника предаст и меня, — рассудил король. — Я велел его подержать в тюрьме, — сказал он зальцбургскому архиепископу. — Не ослепить ли и его, как Ростислава?

— Подержать в тюрьме стоит, а ослеплять не спешите, он может вам пригодиться, — посоветовал архиепископ.

Моравский народ, узнав о суде над Ростиславом и Мефодием, восстал.

Восстанием руководили ученики братьев. Священник Славомир, тот самый дальний родственник Ростислава, разбил войска немецкого короля и вошел в Велеград.

Тогда слуги Людовика немедленно вывели Святополка из темницы, хорошо накормили, приодели и представили перед королем.

— Хочешь по-прежнему мне служить? — спросил Людовик.

Спроси он так верного своему слову простодушного Мефодия, тот бы, не задумываясь, отказался.

А Святополк, не задумываясь, ответил:

— Готов служить.

— Бери мои войска и веди их на Велеград. Разобьешь восставших, получишь назад княжество.

Святополк привел войска под стены столицы и отправился в город, чтобы убедить восставших сдаваться.

В своем городе он тут же выстроил осажденный гарнизон, вывел за ворота и напал на растерянное королевское войско, которым сам несколько часов назад командовал.

— Как мы с ним, так и он с нами, — отвечал архиепископ старому королю, упрекнувшему Святополка в неверности. — Не ожидал я, правда, от него такой хитрости, думал, что он глупее.

Святополк освободил от войск короля Моравию, объединился с чехами и сербами, и теперь уже сам Людовик трепетал перед ним.

Король признал полную независимость Моравии, дал слово больше не тревожить ее границ.

В это время в Риме умер папа Адриан. На его месте был новый папа — Иоанн Восьмой.

И едва только вступил он на свой престол, как пришли к нему из Моравии вести: архиепископа Мефодия судили без разрешения Рима и держат в тюрьме.

Иоанн хорошо знал Мефодия и брата его, Константина Философа. Вместе с другими выходил навстречу им за ворота города. Вместе с другими он хоронил Константина-Кирилла.

А главное — он сам по приказу Адриана вел церковную службу над славянскими книгами, превращал их в священные.

Иоанн относился к этому неодобрительно.

Спорить на диспуте с Константином Философом он не стал. Константин любого спорящего мог убедить. И папе возражать не решился. Улыбаясь через силу, он встретил братьев в своем храме, а потом провел обряд освящения книг.

В тот день, когда послы из Моравии принесли ему весть о Мефодии, папа Иоанн задумался.

С одной стороны, сидит Мефодий в тюрьме — и хорошо. Постепенно забудут славяне и о своей письменности.

Но если посмотреть с другой стороны, то Мефодий самим папой назначен, только папе он подчиняется.

И если младшие станут судить старших, то и власть распадется.

Сочинил папа Иоанн хитрое послание.

Он приказал наказать архиепископа зальцбургского и остальных, что судили Мефодия. Мефодия приказывал освободить, чтобы тот правил церквами на славянских землях. Самому же Мефодию он запретил вести просвещение на славянском языке.

У ворот тюрьмы Мефодия ждал Вихинг.

— Мне велено сопровождать вас в Велеград, — тут Вихинг едва удержался от смеха, — и охранять вашу безопасность.

— Взяли сторожем волка, — покачал головой Мефодий.

— Вы меня обижаете, а я ведь вас защитил на суде, — почти искренне проговорил Вихинг. — Помните, когда епископ Эрменрих замахнулся на вас плетью.

Так они ехали вдвоем до Велеграда в окружении небольшой охраны.

— Как приедем, поднимемся к князю в замок, — говорил Вихинг, — он ждет нас к себе на пир.

А уже в столице встречали Мефодия все его ученики.

Они были живы, и книги удалось им спасти, и обучение народа они уже возобновили.

Не хотел Мефодий идти на пир к Святополку, не мог он простить предательства. Ученики рассказали ему о смерти Ростислава в темнице. Но пришлось идти, иначе как потом ужиться на одной земле с князем!

Вошел Мефодий в зал, оглядел богатый стол и веселых гостей.

Слева от Святополка сидел Вихинг.

— А вот и архиепископ наш! — радостно закричал Святополк, увидев Мефодия. — Что это, думаю, за столом лишь князья сидят, архиепископа нет. Смотри, архиепископ, тут и язычник есть один среди нас — чешский князь Боривой. Вон, гляди, сидит под столом. Я ему говорю: «Христианам непристойно сидеть за столом с язычником». Слуги мои и затолкали его под стол. Пусть попробует вылезти без моего позволения! Хочешь, окрести его сейчас.

Мефодий, еще не веря, заглянул под стол. Там сидел пожилой человек в княжеской одежде. Рядом с ним стояли еда, вино.

Их глаза встретились, и чешский князь сразу отвел взгляд.

— Плохо следовать языческим законам, но еще хуже не уважать гостя, даже если он язычник! — не утерпел Мефодий. — Повели, князь, занять приличествующее ему место.

— А ты его сначала просвети! — продолжал куражиться Святополк. — Не для того я согласился управлять своим скотским народом, чтобы сидеть за одним столом с язычником, даже если он славянин.

— Народ твой не скотский, — сурово глядя на Святополка, проговорил Мефодий, — и тебе, князь, не к лицу презирать своих людей, даже если ты властвуешь над ними. Знаю я, чьи песни ты повторяешь. — Мефодий кивком указал на Вихинга. — И не могу я сесть за стол, где презирают свой народ и попирают законы гостеприимства.

Князь Святополк посидел молча, разглядывая, свои кулаки, потом зло взглянул на Мефодия и проговорил:

— Ладно, будь по-твоему. Сегодня в честь твоего приезда уступаю тебе. Вылезай из-под стола, Боривой, садись рядом с архиепископом.

Гости сделали вид, что все это было просто княжеской шуткой, но по угрюмому взгляду Святополка Мефодий понял, что мира между ними не будет.

А заступников у него не осталось.

Князь Коцел умер, и в Паннонии распоряжался сын короля Людовика Карломан.

Папа запретил славянское просвещение.

Но к чему была свобода, к чему высокий церковный сан, если бы Мефодий отказался от славянских книг?

Несмотря на строгий запрет папы Иоанна, он продолжал учить и устраивал новые школы.

Фотий был низвергнут, сослан.

Два солдата-стратиота постоянно дежурили при нем.

Лишь редкие письма от друзей доходили до Фотия.

Радости они не приносили.

Восстановленный на церковном престоле патриарх Игнатий приказал разогнать литературную и философскую школы.

Готовились списки древних книг, книги эти патриарх собирался сжечь. Учеников, образованных людей ссылали.

Патриарший престол Фотию был ни к чему. Но вернуться в столицу, чтобы спасти книги, сохранить учеников, было необходимо.

Солдаты, которые стерегли Фотия, подсказали выход.