Максим Зверев - Хозяин небесных гор Страница 23

Мы засыпали сухой землёй колею и тронулись дальше. Я выглянул из машины и увидел, как куличок медленно «опадал» из своей вертикальной позы. Белый сигнал над грязью погас. Куличок стоял на комочке земли, кивал головкой и помахивал хвостиком вверх и вниз, словно прощался и благодарил нас за великодушие.

Пыль за машиной скрыла переезд через ручей. И хотя ничего больше не было видно, но так и представлялось, как куличок спокойно, по-хозяйски, усаживается сейчас на свои огромные четыре яйца. Его тёмная спинка теперь сольётся с грязью на берегу. Ни одного белого перышка больше не увидишь. Птичку скрыла сказочная шапка-невидимка.

Бескрайние просторы Западного Казахстана медленно плывут далеко внизу под крылом самолёта. Однообразна растительность сероватых и желтоватых тонов. Пора весенней зелени уже проходит, и горячее солнце лета скоро сделает своё дело – от его обжигающего дыхания окончательно выцветет пустыня.

Но вот на горизонте показались ярко-зелёные полоски. Чем ближе, тем они шире. Это тростники по реке Тургай и на бесчисленных озёрах. Когда-то два мощных ледника с Урала и Таймыра встретились здесь и пропахали далеко к югу Тургайскую впадину. Давно изменился климат, растаяли льды, и только озёра остались в этих местах в память о суровых тысячелетиях.

Самолёт снижается. Одно за другим проносятся внизу синие озёра. Вот огромное озеро Кельтколь. Спокойная гладь его пестрит от множества белых точек. Что это? Чайки? Но даже с высоты самолёта видно, что для чаек они слишком крупны.

Самолёт совсем низко летит над гладью Кельтколя. Птицы покачиваются на волнах, как льдинки на весеннем разливе. Это дикие лебеди. Появление самолёта не особенно обеспокоило их. Чего бояться этим гордым красавцам у себя дома? Они словно бы знают, что охота на них запрещена. Да и безлюдье кругом, как в северной тундре.

Под крылом самолёта проплывает одно озеро за другим, и всюду лебеди, лебеди, лебеди! А ведь в поле зрения одни лишь самцы. Лебёдки сидят сейчас на яйцах в густых зарослях.

На озёрах Тургая гнездится не менее трёх тысяч диких лебедей. На юге это единственное место их массового гнездования. Белоснежные стаи птиц проносятся весной над нашей родиной далеко к северу – до самого Ледовитого океана. В тундре и на глухих таёжных озёрах затихает перезвон их крыльев – там они спокойно выводят птенцов. Но ледники седой древности оставили на юге озёра, и они, эти южные озёра, стали второй родиной осторожных гордых птиц.

Реку Или перепрудил ледяной затор на повороте между двух островов, и вода стала прибывать на глазах; ночью она вышла из берегов и устремилась в тугаи, прямо через двор егерского кордона. Хозяин проснулся, когда вода с шумом ворвалась через двери и окна. По комнате поплыли вещи, одежда, продукты...

Поднялся переполох и в тугаях. Фазаны, беспомощные ночью, как куры, суматошно срывались с насиженных мест и лепились в гущу ветвей. Кабаны и косули зашлёпали вброд и пустились вплавь, направляясь к высокому берегу реки. С бугорка на бугорок заметались зайцы, и там их безжалостно смывала вода.

Неизвестно, сколько зайцев погибло, но одному из них спастись удалось: он оказался на усадьбе кордона и вспрыгнул на тандыр – печку для выпечки хлеба, сложенную во дворе. Утром егерь бродил по двору в резиновых сапогах, перетаскивая вещи на крыши сараев, и заметил зайца, прильнувшего к трубе. Глазами, выпученными от ужаса, он обречённо смотрел на егеря, но не пытался бежать, очевидно понимая, что вода для него опаснее, чем человек. Егерь пожалел зайца, принёс из сарая кукурузный початок и положил его на край печки...

В полдень над рекой появился вертолёт. Он неторопливо полетал над ледяным затором, сбросил взрывчатку, поднявшую фонтаны воды и осколков льда, но ничего не добился – лёд глухо запирал речку, всё выше поднимая в ней воду.

Только на третий день был разрушен затор. Вода хлынула в реку, унося с собой кустарники, хворост, доски и дрова. Ушла вода и со двора кордона. Но заяц с печки не слезал – он здесь неплохо обжился и не торопился восвояси. На печке было сухо, а егерь на кукурузу не скупился.

Весеннее солнце и ветер вскоре высушили грязь во дворе, просохли поляны в тугаях, и загостившийся заяц наконец убрался подобру-поздорову, оставив следы на влажной земле.

Река успокоилась и вошла в берега, унося последние льдинки. Проносились табунки перелётных уток. Кричали чайки и чибисы. Весна вступила в свои права.

Утром егерь вышел из дому и решил осмотреть сад при кордоне. Перед первой же яблонькой он озадаченно остановился: по низу ствола была аккуратно обглодана кора. Не было сомнения, что это была работа длинноухого гостя, потому что его же следы вели во двор, к самой печке, на которой он отсиделся в наводнение, угощаясь даровой кукурузой. Не было никаких гарантий, что он снова не наведается сюда. Штакетник садовой ограды был свален и частью унесён водой. Тут и нескольких дней не хватит, чтобы восстановить его, и вот, вместо того чтобы заниматься делами на кордоне, егерь до самой ночи обворачивал рубероидом стволики молодых яблонь, и они стояли теперь, словно обутые в сапоги, недоступные для зайца.

И егерь не напрасно трудился. Наутро все дорожки в саду были испятнаны заячьими следами, но косому пришлось убраться не солоно хлебавши. И ещё не раз наведывался незваный гость, проверяя, не разулись ли яблони. Следы вели также и к печке, но и там ему нечем было поживиться – кукуруза была в сарае на крепком запоре.

На время о зайце забыли. Но когда на огороде появились первые всходы моркови и свёклы, он снова повадился в гости. Не помогали ни капканы, ни петли – он презрительно обходил их и без всякой милости опустошал грядки. В конце концов пришлось завести собаку, а то хоть беги – никакого житья не стало от него. А егерю, хоть и худая, а всё же наука: заяц, который людей не боится, может сделать много неприятного.

В открытой степи среди одиноко торчащих полынок можно встретить крошечные следы какой-то мышки, которые невольно заставят пройти по ним – зверёк шёл по снегу, а не бежал и не прыгал. Мышь, идущая шагом, – это должно выглядеть занятно! На плотном снегу все четыре лапки отпечатались совершенно отчётливо. Куда же могла брести эта шагающая мышь? Конечно, от одного нырка в снег до другого. Морозной ночью при ветре маленькие полёвки могут пробежать по поверхности снега не более десяти метров, а там – скорее под снег, к земле, где нет леденящего ветра Снег – это та же «шуба»: чем толще, тем под ним теплее. Разница в температуре на поверхности глубокого снега и под ним доходит до пятнадцати градусов!

Крошечные лапки прошагали своё критическое расстояние и уже вдвое превысили его. Вот-вот на снегу покажется замёрзший трупик мышки-рекордистки по переходам в мороз по снегу. Однако следы идут всё дальше и дальше. В одном месте зверёк даже объел семена какой-то сухой травки над снегом. Значит, он чувствовал себя неплохо. Но сейчас даже днём двенадцать градусов мороза, значит, ночью было около двадцати. Если бы кто-нибудь рассказал об этом, трудно было бы поверить такому рассказу. Однако запись, сделанная в Снежной книге, – документ совершенно неопровержимый.

Больше километра шагала мышка по степи при слабом мерцании звёзд навстречу ночному леденящему ветерку. Это становится настолько интересным, что хочется зарисовать след «героя» – мышки. И сразу же первое открытие: едва внимательно присмотришься к следам, как видишь, что, оказывается, они сделаны не ночью, а совсем недавно, только что, – они ещё нисколько не успели затвердеть на морозе и ветре.

Скрипят палки, шуршат по снегу лыжи, и любой читатель Снежной книги бросается бегом догонять загадочную шагающую мышку, которая где-то совсем близко.

Крошечные следы всё так же спокойно идут по степи. Кругом далеко видно, но нигде на снежной белой поверхности не заметно ни одной двигающейся точки.

Но вот и конец, при этом печальный: нам не удалось выяснить, что это за шагающая мышь. Издалека видно, что следы просто оборвались на последнем шаге и исчезли. Нет ни нырка в снег, ни их продолжения. Всё понятно. Хищная птица «слизнула» со снега крошечное загадочное создание и унесла или проглотила его на лету. Это так досадно, что невольно ищешь доказательств в конце следа – нет ли какой бороздки на снегу от крыла, капельки крови или клочка шёрстки... Вдруг маленький снежный комочек бойко покатился вперёд от конца следа, как сказочный колобок! Это только показалось в первое мгновение, что катится снежный комочек. Катится не снежный комочек, а торопливо бежит пушистый зверёк, белый как снег! Скорей за ним!

Несколько торопливых шагов, и уже видно, как он сидит на снегу, злобно вереща, широко раскрыв рот и угрожающе подняв по бокам головы малюсенькие растопыренные лапки. Крошка так мала и красива, что невольно улыбаешься. Да ведь это джунгарский хомячок!