Александр Дитрих - Как игрушки пошли учиться Страница 3

И тотчас холмы, кусты, река — все поплыло, вспыхнуло и завертелось вокруг меня ослепительным вихрем... Тут мне опять стало нехорошо — голова закружилась.

А проснулся я оттого, что ваша милость меня за ноги дергает.

Александр Иванович почесал переносицу, глянул на шар, спокойно сиявший под потолком, тряхнул головой и пробормотал: «Удивительно!.. Непостижимо!..» Потом он опять повернулся ко мне:

— Нет, что это за шутки такие, взрослого человека за ноги таскать?

— Какие уж тут шутки,— говорю,— если человек сперва на глазах исчезает, а потом вдруг появляется и лежит, как мертвый.

— Не морочь мне голову. Кто лежит? Кто исчезает?

— Да вы,— говорю.— Не знаю, почудились вам мамонты или приснились, а только вас здесь не было. И шара не было. Как вы встали на этот круг, так — фьють — и нету!

— Постой... Ты серьезно? — спрашивает Александр Иванович.

— Куда уж серьезней, я из-за вас чуть с ума не сошел.

— Значит... Нет, не может быть! Неужели я наяву попал в прошлое?!

Александр Иванович встал, потер виски и молча направился к проходу.

Вылезли мы наверх, посидели на солнышке, геолог достал свою полевую сумку и стал зарисовывать местность и схему пещеры. Глядя на него, я спохватился — дневник! Такое происшествие надо немедленно записать во всех подробностях, пока ничего не забылось.

...Когда я уже записал все до последней мелочи, Александр Иванович еще корпел над своим планшетом. Сколько можно ждать?! Терпел я, терпел и не вытерпел — решил взять спички и снова лезть в дыру: надо же получше все рассмотреть. К тому же там, в круглой пещере, остался еще один ход, засыпанный.

12 августа. Запись вторая.

По обыкновенному земному времени десять часов семь минут. А здесь уже вечереет, солнце идет к закату.

Очутились мы тут вот как.

Залез я в пещеру, подошел к кругу и вдруг подумал: «А что, если самому попробовать?» Сперва страх одолел, а внутри все равно так и зудит, так и чешется. «Э,— говорю себе,— была не была! Александр Иванович живых мамонтов повидал, а я что, хуже? Ведь мне теперь известно, что шар этот повинуется желанию, точнее,— мысленному приказу».

Встал я на круг, закрыл глаза и соображаю, в какое бы мне прошлое отправиться? Посмотреть ли сперва на пиратов, на рыцарей или сразу податься в Древний Египет?

Однако на первый раз решил я задумать приказ попроще: в истории я не силен, еще напутаешь что-нибудь.— «Далекое прошлое» — и все тут.

Стал я изо всех сил внушать неведомой машине свое мысленное приказание и вдруг слышу: «Стой! Прочь с круга!» Но остановиться я уже не смог. В последний миг Александр Иванович все-таки успел прыгнуть и схватить меня за плечи, однако стащить меня с круга он не успел — все вокруг засияло, завертелось, какая-то сила сдавила мне затылок, перекрутила всего меня, как мокрую тряпку, и стала вжимать в землю.

...Как только Александр Иванович крикнул: «Стоп! Хватит!» — светящиеся стены шара померкли и как бы развернулись во все стороны до самого горизонта.

Я думал, что попадем в холод, к мамонтам, а на самом деле очень даже жарко.

Место холмистое, по склонам — рощи. Из знакомых деревьев только дубы и клены, а елок, берез нет вовсе. Вдали — горы. Только что заметил в кустах какого-то зверька. По-моему, простой заяц. Еще я прихлопнул овода, тоже ничем не примечательного.

Несколько минут назад мы были в двадцатом веке, а сейчас — неизвестно где. Но на далекое прошлое не похоже.

Александр Иванович ходит вокруг, осматривает землю, камни: пытается определить время, в котором мы очутились. Шар плывет над его головой. Как выяснилось, шар лучше повинуется тому, кто точнее выражает свою мысль, свое желание. Если не вспоминать о нем, шар всегда перелетает к Александру Ивановичу. Это, наверное, оттого, что у взрослых сильнее электрические сигналы мозга. Я тоже могу переманить шар к себе, нужно только сосредоточиться и подумать о нем. Однако эти опыты Александр Иванович строго-настрого запретил.

Недалеко от нас тянется какая-то дорога. Сначала я не обратил на нее внимания — дорога и дорога, подумаешь, невидаль. Потом сообразил: это очень даже важно. Ведь дорогу кто-то проложил, кто-то по ней ездит, значит, здесь есть люди, значит, мы перенеслись не в прошлое, а если и в прошлое, то совсем недалеко.

Я сообщил о своей догадке Александру Ивановичу, но он только руками замахал, сказал, что мы попали в самую середину эпохи великого оледенения Земли — более трехсот тысяч лет назад отмахали. Ничего себе расстояньице!

Я не согласился, стал доказывать, что этого никак не может быть, потому что вот рядом дорога, и обыкновенные оводы летают, и зайца я видел обыкновенного, и деревья такие же, как в нашем двадцатом веке. А что касается великого оледенения, так тут, пожалуй, и за сто километров вокруг ни единой льдинки не найдешь.

— Это ничего не значит,— усмехнулся Александр Иванович.— Зайцы, деревья и мухи за три сотни тысяч лет изменились очень незначительно. Я,— говорит,— нашел другие, более надежные приметы времени, например, поле, сплошь забитое галькой, и еще окатанные и поцарапанные глыбы. Понимаешь, ледник, двигаясь, тащил с собой с севера массу камня, но пути он ломал, дробил, обкатывал угловатые обломки. А выбивавшаяся из-под тающей высоченной ледяной стены бурная, мутная река подхватывала каменную мелочь, щебень и волокла, катила этот груз дальше, превращая его в гладкую, округлую гальку. Обессилев, на равнине река оставляла каменную ношу, забивая собственное русло галечными отмелями. Вот они, эти отмели,— показал Александр Иванович.

Поле, сплошь засыпанное камнем, я заметил давно, но никакой реки там не было.

— Давным-давно высохла,— объяснил геолог.— Нет ледника, нет и воды.

— Куда ж он девался, ваш ледник, если мы как раз в самой середке великого оледенения?— удивился я.

— Растаял. Границы льда временно отступили далеко на север.

Оказалось, что эпоха великого оледенения Земли началась шестьсот тысяч лет назад. С тех пор огромные ледники несколько раз то надвигались с севера, накрывая большую часть Европы, Северной Азии и добрую половину Северной Америки, то отступали, таяли, оставляя массу глины, гальки, каменных обломков.

Впрочем, даже в самые холодные времена подальше от ледника, к югу, жизнь была вполне сносная. А в тропиках тем более, их похолодание и вовсе не тронуло.

В промежутках между большими наступлениями льдов многие тысячи лет климат планеты был даже теплее, чем в наши дни. Потом опять что-то случалось то ли на планете, то ли на Солнце, и средняя температура на Земле падала. Падала она, может, всего на пять-шесть градусов, но этого было достаточно, чтобы огромные пространства вновь скрывались под ледяным панцирем. Местами его толщина достигала целого километра. Льда на суше накапливалось больше пятидесяти миллиардов кубических километров! Океан из-за этого терял тогда столько воды и так мелел, что исчезали проливы, заливы, появлялись новые острова. А многие старые острова, как, например, те, на которых сейчас находится Англия, Шотландия, Ирландия, становились частью материка.

Еще Александр Иванович рассказал, что мы живем в самом начале послеледниковой эпохи. На память о прошлом нам остались накрытые толстыми ледяными шапками Гренландия и Антарктида. А ведь когда-то в Гренландии шумели пальмы, фикусы, магнолии, по вечнозеленым деревьям вился виноград. Это ученые точно доказали. А вот сказать, что будет с нашей планетой дальше, они не могут. Может, через миллион лет и Антарктида и Гренландия снова оттают, там, где сейчас тайга, раскинутся тропические джунгли, а в нынешней тундре будет как раз впору спасаться от жары в тени садов... Может начаться и новое великое оледенение. Но ничего страшного уже не случится: люди мигом растопят все льды атомными установками.

Очень это интересно, отчего на Земле вдруг получались эти великие оледенения? Оказывается, их насчитали целых пять! В чем причина — это до сих пор загадка. Одни ученые считают, что всему виной густые облака космической пыли, которые встретила на своем пути наша Солнечная система. Из-за этой пыли солнечных лучей на Землю попадало меньше. Другие ученые объясняют причину оледенений тем, что в атмосфере Земли становилось меньше углекислого газа. Он здорово улавливает солнечное тепло, а из-за этого и воздух лучше нагревается. Когда-то на Земле было очень много действующих вулканов, и от их извержений в атмосфере становилось больше углекислого газа — вот и наступало потепление. Вдобавок рассеявшаяся вокруг Земли вулканическая пыль мешала солнечному теплу, отразившемуся от планеты, уйти назад в космос.

Но потом вулканы планеты засыпали, замирали, многие даже совсем исчезали, углекислого газа становилось меньше, и климат Земли делался чуть-чуть холоднее. Это «чуть-чуть», словно самая малая гирька на чутких весах, сразу меняло равновесие — больше становилось льда в Арктике и Антарктике, а лед хорошо отражает солнечные лучи — значит, чем больше ледяное зеркало, тем меньше тепла достается планете. Меньше тепла — больше льда. Одно цепляется за другое, и вот уже студеные северные ветры вымораживают и засыпают снегом целые материки.